Чтение 32–й страницы книги ~Право на поединок~

С его ладони обильно капала кровь. Чем глубже борозды на груди, тем, по мнению итигулов, искренней были намерения.

Довольно долго Раг не двигалась с места и не произносила ни слова. Потом медленно, очень медленно развернула пеленки, выпростала крохотную ручонку, разжала стиснутый кулачок и приложила ладошку спящей дочери к протянутой навстречу руке Иарры, словно ставя печать.

С младенческого крика

До самого "прости"

Таинственную книгу

Слагаем по пути.

Теснятся чьи-то лица

За каждою строкой...

Мы черкаем страницы

Бестрепетной рукой.

Мы веселы и правы,

Мы скачем напрямик-

Размашистые главы

Заносятся в дневник.

А если и помаркой

Испорчена строка -

Ни холодно ни жарко

Нам с этого пока.

Успеем возвратиться,

Попридержать коней...

Подумаешь, страница!

Их много в книге дней.

Что гоже, что негоже

И кто кому должник?

Когда-нибудь попозже

Исправим черновик...

...Но поздно, милый, поздно.

Не отыскать мостов.

И делается грозным

Шуршание листов.

Обиженные люди,

Забытые долги...

Поправлено не будет

В минувшем ни строки.

Кому мы, обещая,

Солгали без стыда,

Уходят не прощаясь,

Уходят навсегда.

Кого мы оттолкнули

Кого мы подвели...

Корявых загогулин

Напрасно не скобли.

И наша повесть мчится

К финалу... А потом

Последняя страница

Покроет, пухлый том.

И так же, запоздало

Стирая слезы с глаз,

Как мы иных, бывало, -

Другие вспомнят нас.

Глава 16

Отданные долги

- Все же дело у них вряд ли скоро заладится, - рассуждал Эврих. - Так не бывает, чтобы после столетней грызни мирились в один день. Ты только подумай, ведь за каждым такой хвост крови, что представить-то страшно! На кого ни посмотри, каждый у кого-то либо отца убил, либо сына замучил... Разве такое прощают? А туда же, общую деревню строить собрались...

Ноги у арранта были длинные, а ослик под ним - малорослый, хотя и крепкий.

Оттого сандалии Эвриха (которые он, спустившись с холодных гор, вновь торжественно надел вместо сапог и штанов) то и дело чиркали по слежавшейся пыли большака.

- Одна надежда, место там в самом деле особенное, - продолжал книгочей. - Я так полагаю, если бы не Мать Богов, они бы и нас с тобой, и друг дружку...

У него почему-то не поворачивался язык назвать Ее тем именем, под которым они с Волкодавом знали Ее в Нарлаке. Внезапно возникшая мысль заставила Эвриха воздеть руку в жесте красноречия и повернуться к Волкодаву, размеренно шагавшему рядом:

- Вот тебе, друг мой, и еще вопрос, которым вотще задаются увенчанные истинной мудростью. Почему, скажите на милость, величайшие откровения и чудеса бывают явлены не в святилищах учености и не тем, кто кладет жизнь на их постижение?

Почему Создавшие Нас предпочитают беседовать с дикими племенами, вряд ли способными осмыслить весть, им ниспосланную?..

Обращаясь к Волкодаву, аррант в действительности вопрошал себя самого; как объяснили ему в немеркнущем Силионе, легче набрести на дельную мысль, если вслух рассуждаешь о том, что занимает твой ум и кажется неразрешимым. Он до того привык, что венн обычно отмалчивался или в лучшем случае ронял слово-другое, что даже удивился, когда Волкодав вдруг ответил:

- Так они же все поняли... Ну там... Что Отца Небо, которому они поклоняются, огорчает вражда. Что еще надо было понять?

Эврих развел руками:

- Да как тебе объяснить... - Он тут же испугался, что обидчивый венн не правильно истолкует его слова, и поправился:

- Это, пожалуй, не их, а нас с тобой скорее касается. Почему мы спустились с Засечного кряжа не в другом каком-нибудь месте?

И дальше... уж очень все одно к одному... Всадник-младший Близнец непогребенный... Кто же знал, что он Бог, могли бы так и оставить...

- Не оставили ведь, - сказал Волкодав. И неожиданно улыбнулся:

- Только, значит, диким племенам чудеса достаются? А ученым вроде тебя, хоть лопни, их не дождаться?..

Эврих фыркнул и рассмеялся, но потом снова впал в задумчивость. Легко рассуждать, как не повезло Достопочтенному Салегрину, безвылазно просидевшему в Верхнем Аланиоле всю свою жизнь. Салегрин ведь в глаза не видел всего того, о чем создал столь мудрую и достоверную книгу. А вот ему, Эвриху, похоже, везло.

Он повидал мир и, как выяснилось, сам того не ведая насмотрелся чудес. Ну и как прикажете справляться с подобным везением?..

- Знаешь... вот еще что, - подумав, сказал молодой аррант. - Жрецы Богов-Близнецов, они... если проведают... живенько весь Заоблачный кряж к рукам приберут. Те, в Кондаре, они, как я теперь понимаю, сразу заподозрили, что наша Сигина... ну... не такая простая, как кажется... Вот придем в Тин-Вилену - а вдруг тамошние тоже почуяли... про древний храм и насчет Младшего Брата...

- Поглядим, - сказал Волкодав.

- Я бы, - глядя на убегающую вдаль дорогу, проговорил Эврих, - на всякий случай не стал никому ничего говорить. Помнишь, сколько было молившихся Близнецам и как они отталкивали Сигину? Вот пускай и приходят такие, кто сами...

Он хотел сказать "сердцем услышат", но убоялся слишком красивого слова, как-то не вязавшегося с простым величием совершившегося. Волкодав понял его и молча кивнул.

Итигулы проводили их до маленькой порубежной деревни, в которой, отправляясь торговать в Тин-Вилену, обычно нанимали лошадей и вьючных мулов. В эту осень торговать было нечем. Два племени остались настолько нищими и голыми на пороге зимы, что какие там барыши, - дай Отец Небо возвести хоть плохонькое жилье и скопить мало-мальский съестной припас, пока не грянули холода!..

Узнав, что торговых караванов нынче не будет, жители деревни обозлились из-за упущенной выгоды и заломили с двоих путешественников столько, что от мысли о лошадях сразу пришлось отказаться. Решили взять осликов, но и тут все вышло не слава Богам. Итигулы обычно платили деревенским задаток, а остальное отсчитывали по возвращении. Эврих и Волкодав были люди новые и честности не ведомой, а посему с них потребовали все деньги вперед. Кто их знает, вдруг они, за полцены взяв ослов, не оставят их в Тин-Вилене на оговоренном постоялом дворе, а съедят по дороге? Или вообще продадут, а выручку прикарманят?..

"Возьмем одного, - сказал тогда Волкодав. - Для тебя. Я пойду пешком".

Аррант возмутился и начал его уверять, что, во-первых, денег у них вполне хватит, а во-вторых, он, Эврих, умеет ходить на своих двоих ничуть не хуже венна и уж как-нибудь обойдется. Он до сих пор считал, что был прав. Вот только спор с Волкодавом чаще всего был занятием абсолютно бессмысленным. Венн просто упирался на своем и молчал, предоставляя арранту сотрясать воздух неотразимыми доводами.

А потом делал так, как с самого начала считал нужным. Уж что говорить - идеальный товарищ для дальнего путешествия!.. Эврих сперва был здорово на него зол, потом успокоился. В конце концов, на спине смирного выносливого ослика было лучше, чем пешком. Если приноровиться, можно даже книжку читать. Или заметки какие-нибудь черновые делать безотказной Тилорновой самопиской, которую не надо макать в чернильницу через каждое слово. Или просто вбирать новые впечатления и подыскивать слова для их описания: это тоже лучше делать, когда разум не затуманен усталостью. А Волкодав пускай шлепает босыми пятками, если больно охота. Эврих тоже некоторое время был сам не свой после Глорр-килм Айсаха. И что чувствует человек, готовившийся отречься от жизни, ведал не понаслышке. Вчера венн шел на подвиг и смерть, сегодня чудит. Ну и пусть его.

Торные тропинки, сбегавшие с гор, ближе к Тин-Вилене сливались в широкий, плотно укатанный большак. Дорога вилась берегом, и город, поднимавшийся над прикрытой мысом небольшой бухтой, постепенно открывался взгляду.

Когда люди затевают новое поселение, они обращаются за советом к Богам и просят Их указать хорошее место, где можно будет вековать в ладу с Силами небесными и земными. И всегда почему-то получается так, что самое доброе и праведное место неизменно оказывается и самым красивым. Вот и Тин-Вилена стояла так, что глаз радовался, издали созерцая ее. Глядя вперед, Эврих про себя жалел только о том, что не довелось приближаться к городу с моря, на быстроходной "косатке", а значит, не придется и вносить в "Дополнения", как над перламутровым утренним морем неспешно проявляются горы, как рассвет шествует к долинам с вершин и как, наконец, на гребне возносящихся скал делается различима крепость-храм, выстроенная жрецами с острова Толми...

Между прочим, встречной процессии жрецов, "услышавших сердцем", пока что-то не было видно.

- Вот послушай, куда мы идем, - сказал Эврих. Развязал сумку, вытащил видавшую виды книгу в навощенном кожаном переплете, не первый раз похвалился:

- Это список со свитка Салегринова труда, нарочно исполненный мельчайшими буквами, дабы не отягощать странствующих... - Открыл на знакомой странице и начал читать:

- "Бухта, облюбованная первыми поселенцами, имеет форму подковы. Несовершенные верования жителей края породили предание, повествующее о шо-ситайнском Боге Коней, чей жеребец якобы коснулся здесь копытом земли. Островные же сегваны, коих с той поры немало осело в Тин-Вилене, никакой подковы в облике бухты не усматривают. По их мнению, она больше напоминает слегка укороченный силуэт корабля..."

Волкодав молча слушал.

- Я тут думаю... - сказал он, когда Эврих решил пропустить интересные, но не особенно полезные в каждодневной жизни сведения и перелистнул несколько страниц, добираясь до сути. - Я тут думаю... Ты помнишь, те, на "касатке" у Астамера...

Они ведь ехали в Тин-Вилену, чтобы поклониться жрецам и вступить в наемный отряд. Потому что здесь вроде бы учат воинскому искусству...

Эврих даже расхохотался, не отрываясь от книги:

- Только не говори мне, Волкодав, что собираешься еще чему-то учиться!.. Хотел бы я посмотреть на того, кто дерется лучше тебя!..

Венн взирал на него без улыбки.

- Может, и посмотришь, - проговорил он затем.

Эврих сообразил, что не в меру обидчивый варвар может снова замкнуться, и, перестав веселиться, прикрыл "Описание", вложив палец между страниц.

- Когда на Засечном кряже я дрался с наемниками, - сказал Волкодав, - один из них пытался достать меня приемом кан-киро, но сделал ошибку. И потом, в Кондаре, я замечал кое-что... Гарахар тот же... Так, словно набрались у кого-то, кто сам толком не знал... А здесь, в Тин-Вилене, есть, стало быть, наставник...

Эвриху показалось, будто солнечное утро внезапно померкло.

- Друг мой, - проговорил он очень тихо. - Я тебя прошу, не забывай об одном. Мы, помнится, предполагали, что в это время уже вернемся назад. Уже почти осень, а нам еще предстоит плавание... да и то неизвестно, удастся ли сразу нанять мореплавателя или придется сначала на Острова...

Волкодав промолчал. А потом за очередным поворотом дороги показались первые дома выселок, и пришлось остановиться у ручейка, чтобы привести себя в порядок. То, что уместно в дальней дороге, на городской улице выглядит неприличием, и все путешествующие это хорошо знают.

Тин-Видена Волкодаву не понравилась. Не из-за каких-то своих особенностей: по его глубокому убеждению, людям просто не следовало селиться такими громадными скопищами. Все правильно - в столь посещаемом месте легче предаваться ремеслу или науке и кормиться только ими, не держа поля и огорода. С другой стороны, в больших поселениях скапливаются и сопрягаются не только благие познания, но и самый черный порок. Может, потому-то многие известные Волкодаву мастера и ученые рано или поздно сбегали из хлопотливых людских муравейников в глушь и только там достигали окончательного совершенства...

Когда-то, годы назад, впервые попав в большой город, он с отвращением оглядывался кругом и не мог взять в толк, отчего же остальные люди никак не поймут того, что было очевидно для него самого, и не переселятся из душной суеты на волю, где можно не спеша разговаривать с Землею и Небом?.. Потом он повзрослел и сам многое уразумел. А именно: что было хорошо для него, вовсе не являлось благом для других. Эти другие, может, жить не могли без того, от чего он. Волкодав, готов был удрать без оглядки. И были по-своему правы...

Любви к городам у него с тех пор не прибавилось, и неприязнь была, похоже, взаимной. Очередное ее подтверждение, способное отравить злопамятному венну посещение прекраснейшей столицы, было получено еще за городскими воротами.

Постоялый двор, куда они привели ослика (выкупанного и вычищенного, как никогда в жизни), назывался "У Ретилла" - по имени владельца. И этот Ретилл наотрез отказался поверить, что они уже заплатили за длинноухого все деньги полностью, а не обычный задаток. Не произвела на него впечатления и деревянная палочка с зарубками и хитрыми отметками каленым гвоздем, привезенная из предгорной деревни. Осанистый нарлак лишь погладил черный веник бороды и заявил арранту:

- Вот что, любезный. Либо ты мне не сходя с места платишь еще четверть овцы серебром, либо прямо сейчас позову стражу - и тогда доказывай сколько угодно, что осел не краденый и палочка не поддельная.

Двое громил, каждый - полтора Волкодава, ухмылялись у него за плечами.

Эврих не впервые напарывался на этакое наглое корыстолюбие, подвигающее иных людей обижать странников, за которыми не ощущается могучей поддержки вельмож или родни, - а подобную поддержку люди вроде Ретилла чуют непонятно как, но всегда безошибочно. Молодой аррант каждый раз чувствовал себя словно дерьмом облитый. И придумывал на будущее десять остроумных способов посадить наглеца в лужу. Но приходило время, и Боги Небесной Горы вновь испытывали его столкновением с тупым бессовестным кровососом... и опять он оказывался беззащитен. Надо думать, появись во дворе самый распоследний итигул, ему поверили бы без разговоров. Себе дороже - связываться со свирепыми горцами! А кто вступится за одинокого странствующего грамотея, явно не брата и не свата обосновавшимся в Тин-Вилене аррантским купцам?..

Тут Эврих закономерно вспомнил про Волкодава, стоявшего рядом, и успел испугаться. Кто, кто, а он слишком хорошо знал нрав своего спутника, привыкшего вразумлять бесчестных доходчиво и без лишних затей. Ученый даже оглянулся на венна, лихорадочно соображая, как бы удержать его от вмешательства, но удерживать не понадобилось. С самого начала путешествия они договорились в незнакомых местах изображать хозяина и телохранителя; вот и теперь Волкодав безмолвно присутствовал за спиной "господина", устало глядя на потрескавшуюся, давно не мытую половицу у себя под ногами. То ли прикидывался, будто затруднения Эвриха его, охранника, не касались, то ли понимал, как и аррант, что лишние неприятности в чужом городе были им совсем ни к чему. Лучше уж расстаться с деньгами...

И только Мыш, улетевший было погонять под потолком мух, немедленно вернулся на плечо венну и защелкал зубами, воинственно надуваясь и растопыривая черные крылья.

В конце концов Эврих со вздохом решил, что сегодня же вечером протащит Ретилла в своих "Дополнениях", да так, что ни один читающий путешественник больше не пожелает у него останавливаться. Эта мысль немного утешила арранта. Развязав кошель, он отсчитал нарлакского серебра на сумму, соответствовавшую местным понятиям о стоимости четверти овцы, и протянул монеты Ретиллу:

- Узнаешь чеканку, добрый хозяин? Я недавно прибыл сюда из Кондара и могу засвидетельствовать, что там не принято драть с людей по три шкуры, как это делаешь ты.

Содержатель двора, привыкший чувствовать за собой силу, лишь усмехнулся.

- А вот за это, - сказал он, пересыпая деньги в поясной карман, - ты мне заплатишь отдельно. Ну-ка, мальчики...

"Мальчики", каждый с плечами не про всякую дверь, радостно заулыбались и одновременно шагнули вперед. Эврих сообразил, что сейчас его будут бить, и потратил жизненно важный миг на бесплодные колебания: то ли предоставить обо всем позаботиться Волкодаву, то ли самому попытаться сделать что-нибудь из того, чему венн успел его научить. Позже он так и не вспомнил собственного решения.

Только то, как ощутил у основания шеи жесткие пальцы и таинственным образом перекочевал за спину венну, не растянувшись на полу только благодаря начаткам все того же кан-кирр. Что до Волкодава - он не стал ни хвататься за меч, ни вышибать зубы мордоворотам, хотя наверняка мог. Он просто подался им навстречу, совсем ненамного, на вершок или полтора. Но сделал это ТАК, что первый их шаг сам собой оказался и последним. "Мальчики" были не новички в потасовках: налитые силой тела замерли прежде, чем с лиц пропали улыбки. Волкодав тоже улыбнулся, показав выбитый зуб. Потом повернулся спиной и направил Эвриха к двери. Он не оглядывался, но нападать на него сзади стал бы только глупец. Ретилловы вышибалы глупцами не были.

Уже перешагивая порог, Эврих все-таки не выдержал.

- Не жри в два горла, Ретилл, - сказал он. - Не ровен час, подавишься.

Волкодав поморщился и незаметным тычком выпихнул арранта наружу.

У городских ворот с них снова взяли определенную мзду. В других местах пошлину начисляли с товара, а в Тин-Вилене, как ни смешно, требовали деньги с тех, кто ничего не вез на продажу. Делалось это, по словам закованного в кольчугу десятника, по решению умудренных старейшин, дабы привлечь таким образом в город торговых гостей. Эврих поневоле восхитился, даже несмотря на очередной убыток, а Волкодав про себя отметил, что от него не потребовали завязать ножны.

Портовым городам редко бывают присущи исключительно черты той страны, на чьем берегу они расположены. В таких местах оседают и пускают корни уроженцы самых разных краев, а значит, город украшается еще одним творением доселе неведомого зодчества, еще одним своеобычным языком... храмом еще одной веры.

С этим последним - за вычетом Домов, посвященных Близнецам, - в Тин-Вилене, правда, было негусто. У себя по домам жители были вольны молиться кому угодно, но прилюдные поклонения не одобрялись. Предприимчивый народ живо сообразил, как извлечь выгоду из запрета, сулившего, казалось бы, одни неудобства. Содержатели постоялых дворов быстро договорились между собой, и теперь почти всякий заезжий мог найти пристанище, населенное единоверцами, и хотя бы маленькую, но молельню с привычной обстановкой внутри.

Постоялых дворов и харчевен, где можно было на время купить себе комнатку, на первой же улице обнаружилось великое множество. Другое дело, после происшествия у Ретилла Эврих и Волкодав довольно долго не смотрели ни вправо, ни влево: слуги и хозяева, призывно кланявшиеся из дверей, все как один казались обманщиками, и не хотелось никуда заходить даже для того, чтобы поесть. Почти до полудня они блуждали по городу, осваиваясь, присматриваясь и слушая разговоры. Потом, окончательно проголодавшись, купили с какого-то лотка несколько яблок и по слоеному пирожку с сыром, которые пекли прямо здесь же, в маленькой переносной печи. И почти решили для начала сходить на пристань, разузнать, что там и как... когда Эврих вдруг обнаружил, что Волкодав его вовсе не слушает. Венн напряженно разглядывал нечто впереди. Аррант тоже посмотрел в ту сторону, но ничего особенного не увидел.

- Ты на что уставился?.. - невольно забеспокоившись, спросил он Волкодава. Тот мотнул головой:

- Вывеска...

Через несколько домов над хлопотливой улицей вправду виднелась вывеска: могучий белый конь, влекущий сани с поклажей.

- Ну и что? - равнодушно спросил Эврих. Ему резное деревянное изображение ничего особенного не говорило.

- Эту вывеску, - сказал Волкодав, - я красил три года назад.

- Во имя прядей Посланника, отгнивших после того, как он подсматривал за Прекраснейшей!.. - изумился Эврих. - Ты что, хочешь сказать, будто побывал здесь три года назад?..

Венн пожал плечами:

- Не я. Вывеска была в другом месте. В сольвеннской стране.

- Во дела!.. - восхитился Эврих, но его мысль почти сразу повернула на деловой лад:

- И что, приличный человек эту харчевню держал?..

- Я тот раз остался должен ему, - сказал венн. По его мнению, лучше прославить корчмаря было трудно. Он только добавил:

- Если сюда переехала не только вывеска, надо бы отдать долг.

Первое душевное движение Эвриха при этих словах было совершенно недостойным. Еще трата!.. - застонал он про себя. Но тут же гневно искоренил низменную мысль и сам потащил венна вперед:

- Обязательно надо зайти!.. Может быть, твой знакомый действительно перебрался на новое место!.. Опять же, если он, как ты говоришь, не такой сукин... ой, прости... не такой вонючий козел, как этот Ретилл, чтоб ему завтра же разориться...

Когда они подошли вплотную и присмотрелись к вывеске. Волкодав увидел нечто, ускользнувшее было от пораженного узнаванием взгляда. Возле саней, чуть позади белого тяжеловоза, то ли охраняя, то ли подгоняя его, бежал большой серый пес.

За стойкой, протирая вышитым полотенцем глиняные кружки, стоял нисколько не постаревший Айр-Донн. И на голове у него была все та же вышитая повязка с зелено-пестрым узором, принятым у восточных вельхов. Он поднял голову, когда скрипнула дверь. Опытный корчмарь никогда не пропустит нового гостя, даже если за столами вовсю гомонят и стучат ложками, а возле стойки горланит бессвязную песню ранний пьянчужка.

- Благо тебе, добрый хозяин, под кровом этого дома! - громко сказал Волкодав на языке вельхов, шагая по проходу и отчего-то сильно волнуясь. - Хорошо ли бродит нынче пиво в твоих котлах?..

Айр-Донну, похоже, давненько не приходилось слышать вельхской речи от переступавших его порог. Он непроизвольно опустил ладонь на дубовую стойку, защищаясь от возможного сглаза:

- Благодарение Трехрогому, в нашем доме все как и прежде хорошо и, по воле Его, солод не переводится... - И только потом ему словно протерли глаза, и он почти закричал:

- Ты!.. О, хвала богине Коней, вот уж кого я никак не ожидал встретить здесь, за морем... Неужели это вправду ты, венн?

Он даже выскочил из-за стойки, схватил Волкодава за локти и попытался встряхнуть. Тот, немного смущенный таким приемом, только хмыкнул в бороду:

- Теперь ты видишь, что мы, венны, вправду не забываем долгов и даже пересекаем море, чтобы их возвратить...

- Какие долги!.. - замахал руками Айр-Донн. - Да я озолотился благодаря тебе, Волкодав! Ты видел, я даже вывеску изменил, надеясь хоть таким образом тебе отплатить!..

Хозяйское место за стойкой между тем занял проворный юноша, очень похожий на Айр-Донна, каким тот был в молодости. Сам владелец уже тащил дорогого гостя в боковую дверь и далее в замечательную маленькую комнату, какие есть во всех уважающих себя тавернах, корчмах и трактирах. Мало ли что случается в жизни, - бывает, нужно кому-то поговорить о важном за кружкой вина и дружеским угощением, да чтобы не смотрели в спину всякие чужие глаза. Вот и у Айр-Донна имелась подобная хоромина, снабженная, на случай каких-либо неожиданностей, неприметным выходом во двор и еще люком в полу - прямо в погреб. Стены были бревенчатыми, но Айр-Донн сумел сделать маленький чертог удивительно вельхским: поверх бревен до самого пола простирались занавеси, расшитые замечательным двусторонним узором, так, как умело только его племя.

Корчмарь все поглядывал на незнакомца, пришедшего с Волкодавом, и венн представил его:

- Это мой давний друг, ученый аррант, люди называют его Эврихом... - Подумал и с усмешкой добавил:

- Он станет расспрашивать тебя, но ты не думай, он не подсыл.

Он путешествует и пишет книгу, которую поставят в... в таком месте, где много книг и люди ходят читать...