принципа, в результате чего он вообще оставил научное поприще и малюет
теперь посредственные пейзажи...
детонаторами явился сюда Бромберг. Детонаторы Экселенц выставил как
приманку для Льва Абалкина. Я стал слушать с удвоенным вниманием, надеясь,
что в пылу свары старики выболтают что-нибудь еще и я наконец узнаю нечто
существенное о Льве Абалкине. Но я услышал это существенное только тогда,
когда они угомонились.
иссякли последние остатки энергии. Замолчали. Перестали сверлить друг
друга огненными взорами. Бромберг, отдуваясь, вытащил старомодный носовой
платок и принялся утирать лицо и шею. Экселенц, не глядя на него, полез за
пазуху (я испугался - не за пистолетом ли), извлек капсулу, выкатил на
ладонь белый шарик и положил его под язык, а капсулу протянул Бромбергу.
петух посмотрел на нее. Потом сказал с пафосом:
принимай бальзама...
не нуждаюсь...
когда я умру?
детонаторы?.. Подождите, не начинайте все сначала. Я вовсе не собираюсь
вмешиваться в ваши личные дела. Если бы вы заинтересовались детонаторами
неделю назад или на будущей неделе, я бы никогда не стал задавать вам этот
вопрос. Но они понадобились вам именно сегодня. Именно в ту ночь, когда за
ними должен был прийти совсем другой человек. Если это просто невероятное
совпадение, то так и скажите, и мы расстанемся. У меня голова
разболелась...
Бромберг.
Слушайте, Айзек, неужели это так трудно - просто, без кривляний
рассказать, почему вы именно сегодня пришли за детонаторами...
уже без прежнего задора.
все и всяческие секреты. Это вы сами поставили меня в положение, когда я
вынужден кривляться и ломать комедию. А между тем все очень просто.
Сегодня утром ко мне явился некто... Вам обязательно нужно имя?
полагаю. Разговор носил достаточно личный характер. Но во время разговора
я заметил у него вот здесь... - Бромберг ткнул пальцем в сгиб локтя правой
руки, - довольно странное родимое пятно. Я даже спросил его: "Это что -
татуировка?" Вы знаете, Рудольф, татуировки - мое хобби... "Нет, - ответил
он. - Это родимое пятно" больше всего оно было похоже на букву "Ж" в
кириллице или, скажем, на японский иероглиф "сандзю" - "тридцать". Вам это
ничего не напоминает, Рудольф?
показавшееся и странным, и несущественным одновременно.
вспоминал, где я мог видеть такой значок... Причем не просто похожий на
него, а именно такой в точности. В конце концов вспомнил. Мне надо было
проверить, понимаете? Под рукой - ни одной репродукции. Я бросаюсь в Музей
- Музей закрыт...
которая под шалью.
Экселенцем. Экселенц подвинул его поближе к себе, и теперь я видел, что
это действительно футляр из гладко отполированного материала
ярко-янтарного цвета с едва заметной, идеально прямой линией, отделяющей
слегка выпуклую крышку от массивного основания. Экселенц попытался
приподнять крышку, но пальцы его скользили, и ничего у него не получалось.
Экселенца, взялся за крышку обеими руками, поднял ее и отложил в сторону.
серые блямбы миллиметров семидесяти в диаметре, уложенные одним рядом в
аккуратные гнезда. Всего детонаторов было одиннадцать, и еще два гнезда
были пусты, и видно было, что дно их выстлано белесоватым ворсом, похожим
на плесень, и ворсинки эти заметно шевелились, словно живые, да они,
вероятно, и были в каком-то смысле живые.
изображенные на поверхности детонаторов, по одному на каждом, и все
разные. Они были большие, розовато-коричневые, слегка расплывшиеся, как бы
нанесенные цветной тушью на влажную бумагу. И один их них я узнал сразу -
чуть расплывшаяся стилизованная буква "Ж", или, если угодно, японский
иероглиф "сандзю" - маленький оригинал увеличенной копии на обороте листа
N_1 в деле N_07. Этот детонатор был третьим слева, если смотреть от меня,
и Экселенц, подвесив над ним свой длинный указательный палец, произнес:
мешайте. Вы ничего не понимаете...
движениями как бы вывинчивать его из гнезда, бормоча при этом: "Здесь
совсем не в этом дело... Неужели вы воображаете, что я был способен
перепутать... Чушь какая..." И он вытянул наконец детонатор из гнезда и
стал осторожно поднимать его над футляром все выше и выше, и видно было,
как тянутся за серым толстеньким диском тонкие белесоватые нити,
утоньшаются, лопаются одна за другой, и когда лопнула последняя, Бромберг
повернул диск нижней поверхностью вверх, и я увидел там среди шевелящихся
полупрозрачных ворсинок тот же иероглиф, только черный, маленький и очень
отчетливый, словно его вычеканили в сером материале.
что не могу ошибиться.
понимаете, родимое пятно у него не просто похоже на этот значок - оно в
точности такое же... - Он пристально посмотрел на Экселенца. - Слушайте,
Рудольф, услуга за услугу. Вы что, их всех пометили?
постукивая себя пальцем по сгибу правой руки.
удовлетворенно повалился в кресло.
полицей-президент, чего же стоит вся эта ваша секретность? Канал его у
меня есть, и едва златоперстый Феб озарит верхушки этих ваших
архитектурных уродов, как я немедленно свяжусь с ним, и мы всласть
поговорим... И не пытайтесь меня отговаривать, Сикорски! - вскричал он,
размахивая пальцем перед носом Экселенца. - Он сам пришел ко мне, а я сам
- понимаете? - сам, вот этой своей старой головой, сообразил, кто передо
мной, и теперь он мой! Я не проникал в ваши паршивые тайны! Немножко
везенья, немножко сообразительности...
Он ваш, встречайтесь, говорите. Но только с ним, пожалуйста. Больше ни с
кем.
сейчас не важно... Скажите, Айзек, о чем вы с ним разговаривали?
одержанные им над Экселенцем, были настолько велики и очевидны, что он,
без сомнения, мог позволить себе быть великодушным.
Теперь-то я, конечно, понимаю, что этот кроманьонец просто морочил мне
голову...
сорока-сорока пяти и представился как Александр Дымок, конфигуратор