захватил, сколько мог, и пошел прочь.
плечо. Чиновник и брат Тибак дружно встали и нестройно ответили: "Именем
его". Очередь глядела вслед Румате с завистью и восхищением.
защелкивая по дороге браслеты на левой руке. Браслетов оказалось девять, и
на левой руке уместилось только пять. Остальные четыре Румата нацепил на
правую руку. На измор хотел меня взять епископ Арканарский, думал он. Не
выйдет. Браслеты звякали на каждом шагу, в руке Румата держал на виду
внушительную бумагу лист шесть - семнадцать - одиннадцать, украшенный
разноцветными печатями. Встречные монахи, пешие и конные, торопливо
сворачивали с дороги. В толпе на почтительном расстоянии то появлялся, то
исчезал неприметный шпион-телохранитель. Румата, немилосердно колотя
замешкавшихся ножнами мечей, пробрался к воротам, грозно рыкнул на
сунувшегося было стражника и, миновав двор, стал спускаться по осклизлым,
выщербленным ступеням в озаренный коптящими факелами полумрак. Здесь
начиналась святая святых бывшего министерства охраны короны - королевская
тюрьма и следственные камеры.
гнезда в стене смердящий факел. Под каждым факелом в нише, похожей на
пещеру, чернела дверца с зарешеченным окошечком. Это были входы в тюремные
помещения, закрытые снаружи тяжелыми железными засовами. В коридорах было
полно народу. Толкались, бегали, кричали, командовали... Скрипели засовы,
хлопали двери, кого-то били, и он вопил, кого-то волокли, и он упирался,
кого-то заталкивали в камеру, и без того набитую до отказа, кого-то
пытались из камеры вытянуть и никак не могли, он истошно кричал: "Не я, не
я!" - и цеплялся за соседей. Лица встречных монахов были деловиты до
ожесточенности. Каждый спешил, каждый творил государственной важности
дела. Румата, пытаясь разобраться, что к чему, неторопливо проходил
коридор за коридором, спускаясь все ниже и ниже. В нижних этажах было
поспокойнее. Здесь, судя по разговорам, экзаменовались выпускники
Патриотической школы. Полуголые грудастые недоросли в кожаных передниках
стояли кучками у дверей пыточных камер, листали засаленные руководства и
время от времени подходили пить воду к большому баку с кружкой на цепи. Из
камер доносились ужасные крики, звуки ударов, густо тянуло горелым. И
разговоры, разговоры!..
Он меня выпер. "Дубина, - говорит, - стоеросовая, получи, - говорит, -
пять по мягкому и опять приходи..."
договориться заранее, грошей по пять с носу собрать и сунуть...
Ты щипчики возьми и сало слегка отдери...
клиньях, а перчатки великомученицы - на винтах, это для руки специально,
понял?
с нашей улицы, уши мне все пьяный рвал. Ну, держись, думаю, уж порадуюсь
я...
экзамен не пришел.
ну, сломал ребро. Тут отец Кин меня за виски, сапогом под копчик, да так
точно, братья, скажу вам - света я невзвидел, до се больно. "Ты что, -
говорит, - мне матерьял портишь?"
голову из стороны в сторону. Это не теория. Этого никто из людей еще не
видел. Смотрите, слушайте, кинографируйте... и цените, и любите, черт вас
возьми, свое время, и поклонитесь памяти тех, кто прошел через это!
Вглядывайтесь в эти морды, молодые, тупые, равнодушные, привычные ко
всякому зверству, да не воротите нос, ваши собственные предки были не
лучше...
дотянуть...
бумага.
осторожными паучьими глазками. Ну, хватит с меня, подумал Румата. Он
примерился было поймать за рясу пробегающего монаха, но тут заметил сразу
трех, не суетящихся, а занятых делом на месте. Они лупили палками палача:
видимо, за нерадивость. Румата подошел к ним.
Румата. Его преосвященство подарил мне доктора Будаха. Ступай и приведи
его.
что ли?
выпустили еще ночью. Сам отец Кин его расковал и наружу вывел. А я...
по бедру. - Будах. Королевский отравитель.
Брат Пакка, сходи в двенадцатую, посмотри. А ты что, выводить его будешь?
- обратился он к Румате.
отдал бумагу.
восхищением:
пока дело... Э, а куда этот-то подевался?
Палача вытащили из-за бака, снова разложили на полу и принялись деловито,
без излишней жестокости пороть. Минут через пять из-за поворота появился
посланный монах, таща за собой на веревке худого, совершенно седого
старика в темной одежде.
он не на колу, живой Будах-то, здоровый! Маленько ослабел, правда, давно,
видать, голодный сидит...
с шеи старика.
монахам. - Во имя господа, - сказал он.
"Именем его".
еле стоит.
благородный дон.
остановился, достал из ампулы таблетку спорамина и протянул Будаху. Будах
вопросительно взглянул на него.
поднял косматые брови, потом осторожно положил на язык и почмокал.
Он замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. - М-м-м-м! - сказал он.
Любопытно! Сушеная селезенка вепря Ы? Хотя нет, вкус не гнилостный.
коридор и поднялись еще по одной лестнице. И тут Румата остановился как
вкопанный. Знакомый густой рев огласил тюремные своды. Где-то в недрах
тюрьмы орал во всю мочь, сыпля чудовищными проклятиями, понося бога,
святых, преисподнюю, Святой Орден, дона Рэбу и еще многое другое, душевный
друг барон Пампа дон Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара. Все-таки попался
барон, подумал Румата с раскаянием. Я совсем забыл о нем. А он бы обо мне
не забыл... Румата поспешно снял с руки два браслета, надел на худые
запястья доктора Будаха и сказал:
сторонке. Если пристанут, покажите браслеты и держитесь нагло.