чать?! - примолвил глумливо, оборачиваясь в дверях.
боковушу, притворив дверь, докончил: - Старший сын великого тысяцкого
Москвы!
Вельяминова, с которым все еще не решил, что содеять: убить или поковать в
железа?
миролюбиво, чуть насмешливо глядючи в яростные очи Кирдяпы. - Ну,
схватишь, ну, казнишь! У мово батьки трое сынов и трое братьев. Пусть
Тимофей Василич тута, дак дядя Федор Воронец, княжой боярин, не уступит
ему! Еще Юрий Василич есть! За кажным - тыщи оружного люду! Сметь свои
силы, потом и дерзай! А и то еще реку: убьешь послов - татары того не
любят, хан Азиз, гляди, и откачнет, и не поможет тебе! И сядете вы тута с
отцом - ни Кострома, ни Переславль, ни Ростов не вступят за вас, и Борис
Кстиныч полки подошлет нам в помочь, лишь бы на Нижнем усидеть! Да владыка
Алексий, гляди, твово батьку и тебя от церкви отлучит за таковую-то
пакость!
храбрость гораздо более, чем слова, сковывала князя Василия, - подумал,
перевел красивыми бровями не то насмешливо, не то сожалея, вымолвил вдруг
просто, как равный равному:
Схвати, ударь, убей, сорви сердце! Токмо ведь не отмолишь потом и батьку
опозоришь навек! Я затем и пришел, подобру остеречь тебя, князь, а там -
воля твоя! Токмо об одном советую: чего делашь, думай завсегда наперед, с
загадом. Я вот то-то свершу, за ентим такое-то воспоследует! - Иван пошел
на ход и уже от двери, оборотясь, докончил: - Привел бы ты, князь, три
тумена татарской конницы с собою! Слова бы не сказал тебе, сам руки
протянул: на, вяжи! - И вышел. И, никем не задержанный, покинул терем. Еще
и на выходе, как прояснело потом, оружничему Василия сказал: - Убери
молодцов! Неладное затеяли! Князь пущай поутихнет, охолонет, опосле и
толкуйте с им!
замерших дружинников, супясь повелел:
вовремя...
суздальского князя почти в заложниках. Дмитрий думал, и думалось ему
трудно. Не было уже на земле брата Андрея, коего он даже не сумел
похоронить, приехавши только к девятинам, и который один мог бы ему ныне
дать разумный совет. Он послал отай скорого гонца к брату Борису и теперь
ждал, не отвечая московским послам ни да, ни нет. Наконец гонец воротился.
Борис по-прежнему требовал себе Нижний, уступая Дмитрию полученное им от
хана великое княжение...
сторону, отколе уже дважды подступали под город череды московских полков.
Волнами проходили в душе и памяти обида, боль, порою ярость... Воли - не
было. Погадав о себе, сам наедине с собою, понял что страшится новой войны
с Москвой. Ослабнув духом, советовался с женой, с матерью. Великая княгиня
Олена сердито отмалчивалась. Единожды взорвалась гневом:
Ольгерд полки подошлет! Ну! А меня прошаешь! Бабу! Тьфу! Воин! - Ушла и
говорить боле не стала.
дочери. Марья сидела за пялами. Глянула скоса.
выражения, глядя перед собой в пустоту за пялами.
ногами. Дочерь взялась за щеки, прикрыла уши ладонями. Дождала ослабы
отцовых воплей, вымолвила:
Ему Дуня ровня! Коли уж не за Вельяминова, так ни за которого из
московитов не пойду! - сказала и утупила взор. Твердо сказала. Дмитрий
осекся, поглядел на дочерь новым зраком, обмысливая. Вышел, прихлопнув
дверь.
пытался изобразить гнев - гнева не являлось.
не дозрел. Выговорил наконец (<А, была не была!>):
от великого княжения... Баяли о том еговы бояре!
передам ханский ярлык Дмитрию!
токмо... - Он приодержал речь, намеря высказать главное требование Москвы
как можно опрятнее. - В грамоте нашей, что от Мамая и хана Авдула
получена... - Он вновь остро глянул в очи суздальскому князю, понял, что
продолжать можно, выслушает! - В грамоте той великое княжение владимирское
названо вотчиною великого князя московского! Дак от тебя, князь, не
посетуй уж, надобно теперича согласие на то! Чтобы, значит, отрекся ты,
батюшко, от владимирского княженья и с родом своим на все предбудущие
веки!
Но Дмитрий был тих, думал.
самое, по старшинству, по ряду, по закону... Владыко берет на себя. Надо -
и ратную силу тебе в помочь подошлет!
Тимофей, не дождавши ответа, встал, отдал поясной поклон:
как велено!
князя, пятясь, покинул покой.
не первому ему приходило менять первородство на чечевичную похлебку!
<предбудущие веки> и не мог. В очи лез рассерженный Василий Кирдяпа,
рожицы младших, дочери... Какие там <веки>, ежели грамоты переменяют по
воле своей все очередные золотоордынские ханы едва не кажен год!
Представил было себя в самом жалком унижении, лишенным княжеской чести, на
лавке среди бояр в думе московской... Тотчас замотал головою со стыда. А
ведь уже идут! Уже становятся мелкие изветшавшие князи боярами
московскими! Нет, только не это! Драться! Драться до самого конца, до
умертвия!
постели. Спросила робко:
ханский фирман, скудоту в хлебе и ратных людях... Она слушала, не
прерывая. Сказала только:
подсказанная Машей, а тут еще раз повторенная Анною, спасительно явилась в
его мозгу, осветив грядущее возможностью неунизительного соглашения с
московитом. Неунизительного! Он притянул к себе супругу, вжался лицом,
бородою в ее ладони.
переговоры, которые от имени юного московского князя вел сам владыка
Алексий.
по обычаю, так и так следовало выдавать прежде младшей.) Возглавлял сватов
брат московского тысяцкого, боярин Федор Воронец. Свадьбу Микулы
Вельяминова и Марьи Дмитриевны наметили совершить в исходе лета, в
августе, а тем часом шли вовсю переговоры о княжениях. К Борису посылали
гонца за гонцом, но он уперся, ссылаясь на ханский ярлык.
татарский князь Тагай. А поскольку передача Нижнего Дмитрию Константинычу
была главным условием всех переговоров, то Алексий порешил воздействовать
на непокорного князя силою власти духовной. Тут-то, уведав, что
суздальский епископ держит руку Бориса, Алексий и отобрал у него Нижний с
Городцом, присоединив оба города к своей митрополичьей епархии. Теперь
следовало избрать такого посла из духовных, который мог бы сломить волю
упрямого князя, не прибегая к силе меча. Тагай из Наручади двигался на
Рязань, и уводить полки с южной границы было никак нельзя. Тому бы
воспротивились решительно все воеводы.
Корнев Павел
Маккэфри Энн
Пехов Алексей
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Зыков Виталий