не гостей принимали, а сам пан с чрезвычайною пышностью и в сопровождении
большой свиты выезжал в Варшаву.
начальники войсковых частей и канцелярия, а целый обоз всяких вещей и
провизии были уже отправлены заранее, свидетельствуя о намерении
Браницкого остаться надолго в столице. Хоть всем была известна преданность
Браницкого саксонскому двору и династии, и ему приписывали даже старания
возвести на польский трон старшего сына Августа III, здесь не заметен был
траур или печаль по умершему королю; напротив, лица придворных, окружавших
гетмана, сияли от удовольствия, а шляхта перешептывалась между собой, что
только он один достоин трона. Правда, все это говорилось негромко, а
гетман, казалось, и не слышал, и не знал ничего об этих пересудах; но по
его фигуре, манере держаться, по величавому и уверенному выражению его
лица можно было отгадать мысли, волновавшие его душу.
первом известии о кончине короля, обнаруживали необычайную деятельность и
выказывали полную уверенность в будущем, видимо, ни на минуту не
сомневаясь, что оно принадлежит их партии.
прочесть скрытую тревогу и предчувствие тяжелых испытаний, о которых и не
подозревали другие.
Шляхта уже заранее провозглашала королем пана гетмана и клялась, что знать
не хочет никого другого. Но официально здесь говорилось только о старшем
сыне покойного короля, однако, выражались опасения, как он будет управлять
двумя государствами, когда и с одним-то не мог справиться, будучи
чрезвычайно слаб здоровьем.
стране. А из других кандидатов, имена которых были на устах у всех, никто
не мог сравняться с гетманом, как по тому расположению к себе, которое он
умел заслужить в народе, так и по богатству и могуществу.
кроме нашего гетмана, не носит в самом себе королевского отличья!
отъезду; и ясный, слегка морозный осенний день был как раз хорош для
путешествия. Гетман еще накануне заявил, что едет во что бы то ни стало, а
между тем еще с утра он неожиданно уехал куда-то верхом в сопровождении
одного только доверенного конюха и до сих пор не возвращался. Гетман редко
позволял себе такие фантазии; образ жизни в Белостоке отличался большой
правильностью, и потому все были удивлены его отсутствием.
Мокроновский с известием, что он еще не возвращался.
гетманша. - Я ничего не понимаю.
сейчас будет здесь. Ему хотелось, вероятно, собраться с мыслями наедине от
всех.
запряжены; поглядывали с беспокойством на проезжую дорогу; гетман все не
возвращался.
его едущим по направлению к Хороще.
подать себе коня. Доктор Клемент отговаривал его от поездки и потерь сил
перед путешествием, которое само по себе должно было утомить немолодого
уже гетмана, но тот отвечал, что ему хочется проветриться и побыть наедине
с самим собою.
сначала не торопясь, выехав на дорогу к Хороще, пустил коня рысью и быстро
проехал небольшое пространство по хорошо ему знакомой дороге. Минуя
дворец, он остановился перед доминиканским костелом и здесь сошел с коня.
Хоть был не праздник, ксендзы еще служили обедню, и, как это часто бывает,
гетман, войдя, увидел, что в боковом алтаре ксендз в черной одежде служил
заупокойную обедню.
потихоньку приблизился к алтарю. Здесь его слишком хорошо знали, чтобы его
приход мог долго оставаться незамеченным. Тотчас же дали знать настоятелю,
и тот, заметив из сакристии траурную службу, немедленно распорядился
служить вторую обедню в красных одеждах перед главным алтарем.
только, когда ксендз удалился, он прошел в монастырь. Здесь его уже
поджидал настоятель, сильно удивленный его прибытием, так как он знал о
готовившемся отъезде в Варшаву.
гетман. И прежде чем настоятель успел промолвить что-нибудь в ответ, он
направился вглубь коридора, как бы отыскивая келью отца Елисея.
гетмана, отец Целестин сам проводил его до кельи; склонившись и отворив
дверь, он впустил его в келью, но сам не вошел, за что гетман поблагодарил
его приветливым наклонением головы.
лишенный листвы. В тени его травы и маленькие веточки еще серебрились от
утренней изморози.
еще кое-где на деревьях, на концах веток, виднелись уцелевшие зеленые
листья.
сидела и ссорилась между собой кучка воробьев. Отца Елисея забавляло это
молодое, бессмысленное веселье птиц, беззаботных созданий, не ведающих о
жизни ничего, кроме собственных желаний, без заботы о завтрашнем дне.
гетмана слабыми глазами, не узнавая его. Но и узнав, он не поторопился к
нему навстречу, а когда гетман поздоровался с ним, он тихо сказал:
такому недостойному грешнику, как я?
благословения на дорогу! - сказал гетман. - А так как отец настоятель
позволяет вам служит обедни, то я хотел просить вас отслужить несколько за
мое здоровье.
бумажку, а Елисей, заметив этот дар, начал весело смеяться и отдал его
обратно гетману.
стали бросать за окно воробьям дукаты, которых они даже разыграть не
могут; я давно отказался от всего земного. Отдайте это в монастырь; они
примут и отслужат вам служб, сколько хотите; а я и без этих кружочков
помолюсь за обедней за грешника. Да, да, - прибавил он, - хоть вы и
великий гетман, но и грешник не меньший.
времена татары подошли к этой несчастной стране; их ожидали с часу на час
и все время караулили, чтобы заметить, когда они подойдут совсем близко.
Вот выбрали человека и велели ему влезть на лестницу высоко, высоко, чтобы
сразу увидеть врага. Он поднялся, стал смотреть и видит - направо и налево
качаются на фруктовых деревьях спелые золотые яблоки, которые никто до
него не мог достать. Вот он и говорит себе: почему бы мне за то, что я
сторожу, не сорвать себе райских яблок.
съел, которое было не хуже прежнего, а там и третье, но от него он откусил
только кусочек, остальная часть была изъедена червями. И пока он
наслаждался, сидя на верху лестницы, неприятель подошел совсем близко, и
он заметил его только тогда, когда тот ворвался в сад. Погиб и сад, и вся
земля, но и стражник не уцелел.
деревьях?
меня нет на совести.
нельзя назвать ни народ, ни войско, ни побежденную внешнюю силу, враг наш
- наше распутство, слабость и ничтожество. А что же вы делали всю жизнь,
если не поили пьяных и не вводили в обман заблудившихся?.. Забавляли их
собой, себя - ими, и ради сегодняшнего дня предавали завтрашний...
волнением возразил Браницкий. - Должно быть, мои враги восстановили вас
против меня, а вы...
долго присматривался. И стал суровым и неумолимым, потому что вижу не
только сегодняшние раны и боль, но и то, что было в прошлом.
грешников, - сказал старец, - но менее виновны те, которые позволили
ввести себя в грех, чем те, которые вели их за собой.