обратно и как Надежда Федосеевна почти насильно заставила его принять
участие...
неприятностей!
видели сейчас, что не я в деле главный, а другие!
что-с! Завтра же поеду и все согну. Мы душок этот выкурим, из
детской-то-с...
необычной до сих пор развязностью.
ослепительно сверкнула молния, и дождь пролился как из ведра. Павел
Павлович встал и запер отворенное окно.
грому боится! У Кобыльникова - как это - у Кобыльникова... А про
пятьдесят-то лет - а? Помните-с? - ехидничал Павел Павлович.
выговаривая от боли слова, - я лягу... вы как хотите.
Павлович, впрочем почти радуясь, что имеет право обидеться.
протянулся на диване и слегка застонал.
только померещилось...
напряжение его в этот день, и без того уже при сильном расстройстве
здоровья за последнее время, как-то вдруг порвалось, и он обессилел, как
ребенок. Но боль взяла-таки свое и победила усталость и сон; через час он
проснулся и с страданием приподнялся с дивана. Гроза утихла; в комнате было
накурено, бутылка стояла пустая, а Павел Павлович спал на другом диване. Он
лежал навзничь, головой на диванной подушке, совсем не раздетый и в
сапогах. Его давешний лорнет, выскользнув из кармана, тянулся на снурке
чуть не до полу. Шляпа валялась подле, на полу же. Вельчанинов угрюмо
поглядел на него и не стал будить. Скрючившись и шагая по комнате, потому
что лежать сил уже не было, он стонал и раздумывал о своей боли.
в нем уже давно, но посещали его очень редко, - через год, через два. Он
знал, что это от печени. Сначала как бы скоплялось в какой-нибудь точке
груди, под ложечкой или выше, еще тупое, не сильное, но раздражающее
вдавление. Непрестанно увеличиваясь в продолжение иногда десяти часов
сряду, боль доходила наконец до такой силы, давление становилось до того
невыносимым, что больному начинала мерещиться смерть. В последний бывший с
ним назад тому с год припадок, после десятичасовой и наконец унявшейся
боли, он до того вдруг обессилел, что, лежа в постели, едва мог двигать
рукой, и доктор позволил ему в целый день всего только несколько чайных
ложек слабого чаю и щепоточку размоченного в бульоне хлеба, как грудному
ребенку. Появлялась эта боль от разных случайностей, но всегда при
расстроенных уже прежде нервах. Странно тоже и проходила; иногда случалось
захватывать ее в самом начале, в первые полчаса, простыми припарками, и все
проходило разом, иногда же, как в последний припадок, ничто не помогало, и
боль унялась от многочисленных и постепенных приемов рвотного. Доктор
признался потом, что был уверен в отраве. Теперь до утра еще было далеко,
за доктором ему не хотелось посылать ночью; да и не любил он докторов.
Наконец он не выдержал и стал громко стонать. Стоны разбудили Павла
Павловича: он приподнялся на диване и некоторое время сидел, прислушиваясь
со страхом и в недоумении следя глазами за Вельчаниновым, чуть не бегавшим
по обеим комнатам. Выпитая бутылка, видно тоже не по-всегдашнему, сильно на
него подействовала, и долго он не мог сообразиться; наконец понял и
бросился к Вельчанинову; тот что-то промямлил ему в ответ.
Павлович, - это у Петра Кузьмича у Полосухина-с точно так же бывало, от
печени-с. Это припарками бы-с. Петр Кузьмич всегда припарками... Умереть
ведь можно-с! Сбегаю-ка я к Мавре, - а?
не надо.
дело шло о спасении родного сына. Он не слушался и изо всех сил настаивал
на необходимости припарок и, сверх того, двух-трех чашек слабого чаю,
выпитых вдруг, - "но не просто горячих-с, а кипятку-с!" - Он побежал-таки к
Мавре, не дождавшись позволения, вместе с нею разложил в кухне, всегда
стоявшей пустою, огонь, вздул самовар; тем временем успел и уложить
больного, снял с него верхнее платье, укутал в одеяло и всего в
каких-нибудь двадцать минут состряпал и чай и первую припарку.
восторге, накладывая разгоряченную и обернутую в салфетку тарелку на
больную грудь Вельчанинова. - Других припарок нет-с, и доставать долго-с, а
тарелки, честью клянусь вам-с, даже и всего лучше будут-с; испытано на
Петре Кузьмиче-с, собственными глазами и руками-с. Умереть ведь можно-с.
Пейте чай, глотайте, - нужды нет, что обожжетесь; жизнь дороже...
щегольства-с...
три-четыре минуты. После третьей тарелки и второй чашки чаю-кипятка,
выпитого залпом, Вельчанинов вдруг почувствовал облегчение.
вскричал Павел Павлович и радостно побежал за новой тарелкой и за новым
чаем.
повторял он поминутно.
измучен, что, как ни умолял Павел Павлович, - не согласился выдержать "еще
тарелочку-с". Глаза его смыкались от слабости.