read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



состоялась тут же в опустевшей таверне. Несмотря на интерес,
возбуждаемый поединком ("оба были ранены... кровь прыскала на
песок пола"), уже в десять лет, а то и раньше, что-то
неудержимо побуждало меня покинуть таверну, с ее уже ползшими
на четвереньках дуэлянтами, и смешаться с затихшей перед
таверной толпой, чтобы поближе рассмотреть "в душистом сумраке"
неких глухо и соблазнительно упомянутых автором "сеньорит
сомнительного звания". Еще с большим волнением читал я о Луизе
Пойндекстер, белокурой кузине Калхуна и будущей леди Джеральд,
дочке сахарного плантатора. Эта прекрасная, незабвенная девица,
почти креолка, является перед нами томимая муками ревности,
хорошо известной мне по детским балам в Петербурге, когда
какая-нибудь безумно любимая девочка с белым бантом почему-то
вдруг начинала не замечать меня. Итак Луиза стоит на плоской
кровле своего дома, опершись белой рукой на каменный парапет,
еще влажный от ночных рос, и чета ее грудей (так и написано
"twin breasts") поднимается и опускается, а лорнет направлен --
этот лорнет я впоследствии нашел у Эммы Бовари, а потом его
держала Анна Каренина, от которой он перешел к Даме с собачкой
и был ею потерян на ялтинском молу. Ревнивой Луизой он был
направлен в пятнистую тень под москитами, где тайно любимый ею
всадник вел беседу с не нравившейся ни мне, ни ему амазонкой,
донной Айсидорой Коваруббио де Лос Ланос, дочкой местного
помещика. Автор довольно противно сравнивал эту преувеличенную
брюнетку с "хорошеньким, усатеньким молодым человеком", а ее
шевелюру с "пышным хвостом дикого коня".
"Мне как-то случилось,-- объяснил Морис Луизе, тайно
любимой им всаднице,-- оказать донне Айсидоре небольшую услугу,
а именно избавить ее от шайки дерзких индейцев". "Небольшую
услугу! -- воскликнула Луиза.-- Да знаете ли вы, что кабы
мужчина оказал мне такую услугу".-- "Чем же вы бы его
наградили?" -- спросил Морис с простительным нетерпением.-- "О,
я бы его полюбила!"--крикнула откровенная креолка.--"В таком
случае, сударыня,-- раздельно выговорил Морис,-- я бы отдал
полжизни, чтобы вы попали в лапы индейцев, а другую, чтобы
спасти вас".
И тут наш романтик-капитан вкрапливает странное авторское
признание. Перевожу его дословно: "Сладчайшее в моей жизни
лобзание было то, которое имел я сидючи в седле, когда женщина
-- прекрасное создание, в отъезжем поле -- перегнулась ко мне
со своего седла и меня, конного, поцеловала".
Это увесистое "сидючи" ("as I sate") придает, конечно, и
плотность и продолжительность лобзанию, которое капитан так
элегантно "имел" ("had"), но даже в одиннадцать лет мне было
ясно, что такая кентаврская любовь поневоле несколько
ограниченна. К тому же Юрик и я знали одного лицеиста, который
это испробовал на Островах, но лошадь его дамы спихнула его
лошадь в канаву с водой. Истомленные приключениями в вырском
чапаррале, мы ложились на траву и говорили о женщинах.
Невинность наша кажется мне теперь почти чудовищной при свете
разных исповедей за те годы, приводимых Хавелок Эллисом, где
идет речь о каких-то малютках всевозможных полов, занимающихся
всеми греко-римскими грехами, постоянно и всюду, от
англосаксонских промышленных центров до Украины (откуда имеется
одно особенно вавилонское донесение от помещика). Трущобы любви
были незнакомы нам. Заставив меня кровью (добытой перочинным
ножом из большого пальца) подписать на пергаменте клятву
молчания, тринадцатилетний Юрик поведал мне о своей тайной
страсти к замужней даме в Варшаве (ее любовником он стал только
гораздо позже--в пятнадцать лет), Я был моложе его на два года,
и мне нечем было ему платить за откровенность, ежели не считать
нескольких бедных, слегка приукрашенных рассказов о моих
детских увлечениях на французских пляжах, где было так хорошо,
и мучительно, и прозрачно-шумно, да петербургских домах, где
всегда так странно и даже жутко бывало прятаться и шептаться, и
быть хватаемым горячей ручкой во время общих игр в чужих
незнакомых коридорах, в суровых и серых лабиринтах, полных
неизвестных нянь, после чего глухо болела голова, и по каретным
стеклам шли радуги огней. Впрочем, в том самом году, который я
теперь постепенно освободил от шлака более ранних и более
поздних впечатлений, нечто вроде романтического приключения с
наплывом первых мужских чувств мне все-таки довелось испытать.
Я собираюсь продемонстрировать очень трудный номер, своего рода
двойное сальто-мортале с так называемым "вализским" перебором
(меня поймут старые акробаты), и посему прошу совершенной
тишины и внимания.
3
Осенью 1910-го года брата и меня отправили с гувернером в
Берлин на три месяца, дабы выправить нам зубы: у брата верхний
ряд выпячивался из-под губы, а у меня они все росли как попало,
один даже добавочный шел из середины неба, как у молодой акулы.
Все это было прескучно. Знаменитый американский дантист в
Берлине выкорчевал кое-что козьей ножкой, причиняя дикую
неприличную боль, и как ужасен бывал у тогдашних дантистов
пасмурный вид в окне перед взвинченным стулом, и вата, вата,
сухая, дьявольская вата, которую они накладывали пациенту за
десны. Оставшиеся зубы этот жестокий американец перекрутил
тесемками перед тем, как обезобразигь нас платиновыми
проволоками. Разумеется мы считали, что нам полагается много
развлечений в награду за эти адские утра Ин ден Цельтен ахтцен
А,-- вот вспомнил даже адрес и бесшумный ход наемного
электрического автомобиля. Сначала мы много играли в теннис, а
когда наступили холода, стали почти ежедневно посещать
скетинг-ринг на Курфюрстендаме. Военный оркестр (Германия в те
годы была страной музыки) не мог заглушить механической
воркотни неумолкаемых роликов. Существовала в России порода
мальчиков (Вася Букетов, Женя Кан, Костя Мальцев,--где все они
ныне?), которые мастерски играли в футбол, в теннис, в шахматы,
блистали на льду катков, перебирая на поворотах "через колено"
бритвоподобными беговыми коньками, плавали, ездили верхом,
прыгали на лыжах в Финляндии и немедленно научались всякому
новому спорту. Я принадлежал к их числу и потому очень
веселился на этом паркетном скетинге. Было человек десять
инструкторов в красной форме с бранденбургами, большинство из
них говорило по-английски (я немецкому языку никогда не
научился и в жизни не прочел ни одного литературного
произведения по-немецки). Самый ловкий из них, мрачный молодой
бандит из Чикаго, научил меня танцевать на роликах. Мой брат,
мирный и неловкий, в очках, тихо козылял в сторонке, никому не
мешая, а гувернер пил кофе и ел торт мокка в кафе за бархатным
барьером. Я вскоре заприметил группу изящных, стройных молодых
американок; сначала они все сливались для меня в одно
странно-привлекательное явление; но постепенно началась
дифференциация. Как-то я тренировался в вальсе и, за несколько
секунд до одного из самых болезненных падений, которое мне
когда-либо пришлось потерпеть (расшиб все лицо), я услышал из
этой обольстительной группы уже знакомый мне, полнозвучный как
удар по арфе голос, выразивший мне одобрение. До сих пор
медленно едет она у меня мимо глаз, эта высокая американочка в
синем тайере, в большой черной шляпе, насквозь пронзенной
сверкающей булавкой, в белых лайковых перчатках и лакированных
башмаках, вооруженных какими-то особенными роликами. По ночам я
не спал, воображая эту Луизу, ее стройный стан, ее голую,
нежно-голубоватую шею, и удивлялся странному физическому
неудобству, которое, если и ощущалось мною раньше, то не в
связи с какими-нибудь фантазиями, а только оттого, что натирали
рейтузы. Как-то я шел через вестибюль ринга и около дорической
колонны стояли она и мой роликовый инструктор, и этот гладко
причесанный наглец типа Калхуна крепко держал ее за кисть и
чего-то добивался, и она по-детски вертела так и сяк плененной
рукой, и в ближайшую ночь я несколько раз подряд заколол его,
застрелил, задушил,
Наш гувернер, тот "Ленский", о котором я писал по другому
поводу, высоконравственный и несколько наивный человек, был
впервые за границей. Ему не всегда было легко согласовать свой
страстный интерес к туристическим приманкам с педагогическим
долгом, и в общем нам с братом часто удавалось заводить его в
места, куда родители нас бы может быть и не пустили. Так,
например, он легко поддался приманчивости Винтергартена, и вот
однажды мы очутились с ним сидящими в одной из передних лож под
искусственным звездным небом этого знаменитого учреждения и
через соломинки потягивающими из-под взбитых сливок гладкий и
необыкновенно вкусный "айсшоколаде".
Программа была обычная: был жонглер во фраке; была
внушительного вида певица, которая вспыхивала поддельными
каменьями, заливаясь ариями в переменных лучах зеленого и
красного цвета прожекторов; затем был комик на роликах; между
ними и велосипедным номером (о котором скажу в свое время) было



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 [ 32 ] 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.