земля от долгого соседства с ним становилась бесплодной. По сравнению с
Петро все прочие бокоры Карибского моря считались простыми каплата -
уличными фокусниками.
стоило труда привыкнуть к тяжелым условиям жизни в горах Ямайки. Белые
колонисты настолько опасались негров, что даже платили ежегодную дань в
надежде уберечь свои поселения от грабежа. Но даже марроны отказывались
приблизиться к дому Жана Петро ближе, чем на полмили. Парень в одиночку
спустился по горной тропинке мимо хлевов, мимо сада, а затем вышел к самому
дому. За домом протекала речка, и старик оказался там. За сваями Тэтч увидел
сначала его голые ноги, костлявые и узловатые, как палки из терна. Тэтч был,
конечно, бос, и, проделав несколько пассов в сторону кур, копошившихся
вокруг свай, заставляя их молчать, сам бесшумно перебежал маленький дворик,
подкрался к углу дома и выглянул. Старый колдун Петро медленно ковылял по
берегу то и дело наклоняясь и вылавливая из воды квадратные бутыли; он
внимательно всматривался в затуманенное стекло, встряхивал и прислушивался к
чему-то, побарабанив по стеклу длинными ногтями, потом снова опускал бутылку
в воду.
бокора сморщилось в улыбке, когда он прислушался к бульканью очередной
бутыли. Он вновь побарабанил ногтями по стеклу, затем прислушался и вновь
побарабанил, напоминая заключенного камеры-одиночки, который долгое время
терпеливо простукивал стены и наконец услышал ответ.
вдруг молчание. - Здесь Геде, лоа, который... ну вроде подручного у того,
которому ты нужен.
он не покинул, но откликнулся:
и Геде у нас просто в виде намека. Здесь, в этой бутыли, лишь часть его,
пупок, можно сказать, ровно столько, сколько нужно, чтобы его позвать. -
Петро повернулся и шаркающей походкой направился во двор, где стоял Тэтч. -
Видишь ли, мальчик мой, мертвые со временем становятся могучими. Что для
твоего прадедушки было лишь беспокойным привидением, то твоим внукам
предстанет могучим лоа. И я научился направлять их, склонять в нужном
направлении, вот как виноградную лозу. Крестьянин сажает семечко в почву, и
вот вырастает дерево - а я сажаю привидение в бутыль под бегущей водой, и
получается лоа. - Старик улыбнулся, обнажив немногие оставшиеся зубы в белых
деснах, и махнул бутылью в сторону речки. - Я вырастил их больше дюжины,
они, правда, не такого качества, как лоа Рады, те, которые прибыли с нами из
Гвинеи, но зато я могу их вырастить для особых целей.
и хлопать крыльями. Петро мигнул, и они опять замолкли.
коль тебе так больше нравится, - старый Барон Суббота, существо совсем
другого сорта. - Он покачал головой, и глазки его благоговейно сощурились. -
Раза два или три за всю мою жизнь мне случайно удавалось сотворить нечто,
что обладало сильным сходством... с той или иной тварью в мире духов,
понимаешь? Сходство оказывалось слишком большим, чтобы они могли
существовать порознь. И вот тогда у меня в бутыли появлялось нечто, для чего
она оказывалась тесна, очень тесна... пусть даже в виде намека. Мой домишко
чуть было не снесло со свай - когда Барон Суббота чересчур разросся, бутыль
взорвалась. Рвануло так, что деревья повырывало с корнем, а русло речки
пересохло на целый час. Вон там до сих пор глубокая, широкая заводь, на
берегах ничего не растет, и каждую весну приходится мешками вытаскивать
дохлых головастиков. Молодой Тэтч вызывающе уставился на бутыль.
что Барон уж очень велик. И как всех других лоа, Геде необходимо пригласить,
а затем умилостивить, прибегая к обрядам, какие он требует, чтобы он
снизошел до нашей просьбы. Ну вот, я уже раздобыл простыни с постели
умершего злодея и черный балахон для тебя, и сегодня суббота - священный
день Геде. Мы зажарим для него цыпленочка и козленочка. И где-то у меня
припасен целый бочонок рома - ведь Геде много выпивает. Сегодня мы...
Субботы. Жан Петро широко осклабился:
ним не поговорить? Подними бутылку к солнцу и попробуй разглядеть его
внутри... тогда ты сможешь высказать ему свое мнение.
уверенностью, с которой он выхватил бутылку из рук старика.
у него пересохло и сердце бешено колотилось, - покажись.
неровностей стекла, но потом заметил некое движение. Он присмотрелся.
Сначала ему показалось, что в бутылке в мутной жидкости плавает
неоперившийся птенец с жалкими крылышками и лапками.
французском. Тэтч уловил лишь малую часть, но и по этому малому сообразил,
чего требовал лоа: не только цыпленка и рома, но и причитающихся ему по
праву сладостей, в каких он захочет количествах. Голос грозил ужасными
карами, если будет опущен хоть один из элементов помпезного, замысловатого
обряда приглашения, а уж если хоть кто-нибудь позволит себе засмеяться... В
то же время у Тэтча возникло ощущение древнего возраста и могущества,
которое неимоверно разрослось, и разрослось за счет былой личности, от
которой теперь осталась лишь крошечная часть: словно печная труба, стоящая
посреди объятого пожаром дома. И этот старческий маразм, как осознал Тэтч, и
великая мощь нисколько не противоречили друг другу - одно было следствием
другого.
говорящий в замешательстве оглядывается. Тэтчу живо представился старый
король, внезапно обнаруживший, что он не один, и суетливо поправляющий
мантию и причесывающий реденькие седые волосы. Однако тут Геде, по всей
видимости, вызвал в памяти слова Тэтча, потому что вновь юноша услышал
голос, но это был уже не сварливый тенор, а рев взбешенного льва.
верхней губе. Пытаясь устоять, он сделал два шага назад, попробовал
отшвырнуть бутыль, но она словно прилипла к ладони.
кокосовую мякоть.
перехватило, кровь так и хлестала из носа. Тэтч не удержался на ногах и
плюхнулся на песок. Мгновением позже одежда на нем вспыхнула. Не имея сил
подняться, он покатился к речке, содрогаясь от невидимых ударов, пока
наконец не добрался до воды и не погрузился в нее. Он бился и извивался в
воде, не в силах избавиться от проклятой бутыли, а голос в голове твердил,
не умолкая:
одежды остались лишь мокрые обугленные лохмотья, кровь стекала с руки, в
которой была бутылка. Но когда он поднял ее, рука у него не дрожала. Он с
прищуром вгляделся в стеклянные глубины бутыли.
он шел по мосту, снова став Джеком Шэнди. Пятна крови на плитах под ногами
попадались теперь реже - возможно, раненые перевязали друг друга. Повинуясь
внезапному порыву, он наклонился и, прикоснувшись к одному из пятен, тут же
отдернул руку - кровь была не только свежа, но и тепла, и еще громче, чем
прежде, он услышал хриплое дыхание впереди.
знаком. Вот они, эти ползущие окровавленные фигуры, до них совсем рукой
подать. Седовласая голова одного вся в пятнах слипшейся засохшей крови, а
второй, более молодой, старается ползти, не прикасаясь к плитам правой
рукой, пальцы которой неестественно согнуты и чудовищно распухли. Вдали
мигали тусклые огни города Нанта, и Шэнди знал, что этим двоим так и
придется ползти до самого трактира. Их никто не заметит, им никто не
поможет. Они ползком доберутся до своей маленькой каморки с жесткими
холодными постелями и вечными марионетками. Шэнди бросился вперед и присел
на корточки перед отцом. Один глаз заливала запекшаяся кровь, и Шэнди знал,
что в скором будущем отец лишится именно этого глаза. Его лицо застыло от
напряжения, и воздух свистел сквозь щели на месте выбитых зубов. - Папа! -
позвал Шэнди, наклоняясь к самому уху отца. - Папа, ты унаследовал кучу
денег! Твой отец умер и оставил тебе поместье. Свяжись с властями на Гаити,
в Порт-оПренсе, слышишь?
а потом сдался и перебежал к другому - совсем еще юному Джону Шанданьяку.
отца! Возьми его с собой, не щади себя, ты, проклятый деревянный хорист! -
Шэнди задыхался, по щекам взрослого бородатого лица текли слезы, так же, как
кровь - по лицу юноши. - Он в одиночку ничего не сможет сделать, но
гордость, ты же знаешь, не позволит ему признаться в этом. Не оставляй его,
ведь он - единственное, что у тебя есть на этом свете. Он любит тебя. Ведь
он умрет в одиночестве, от холода и голода, думая о тебе, когда ты уже
будешь наслаждаться уютом в Англии, не вспоминая о собственном отце.
моста, его тело сотрясали рыдания, а призрак его проползал сквозь него.
Корнев Павел
Березин Федор
Трубников Александр
Василенко Иван
Шилова Юлия