Лишились мы радиостанции и почти всех запасных частей, сгорели и личные
вещи. К счастью, успели сбросить с крыши балка ящики и мешки с
продовольствием, да и тягач отвели в сторону.
Юрий Копылов.
Сахаров. -- Зрелище как в День Победы! А горящий соляр разлетался, словно
пущенный из огнемета.
бесценные кадры пропали для мирового киноискусства -- салют в Антарктиде в
честь Восьмого марта!
Зимин. -- Однако через восемнадцать дней добрались до Комсомольской -- как
раз твоего горючего, Тимофеич, хватило. Здесь у нас было запасено еще
двадцать девять бочек. Поползли дальше. Люди, те держались, а вот техника
начала сдавать. Тягачи у нас отличные, все иностранные полярники завидуют,
но морозто лютый! Не вам, восточникам, рассказывать, что при таком
космическом холоде металл становится хрупким, как стекло. Стальные водила не
выдерживали груза пустых саней -- лопались, с гусениц летели пальцы,
разрывались маслопроводы, выходили из строя фрикционы. А каково при минус
семидесяти лежать на снегу под мотором? Все поморозились -- руки, лица
потрескались, покрылись корками. В рукавицах с металлом не очень-то
поработаешь, а голые ладони отрывали от стали без кожи... Ребятки, не
забудете про наши ремонты в том походе?
фрикционы перебирали. Попробуй просунь под тягач тяжеловеса Саньку Ненахова!
Лез всегда наш Илья Муромец в миниатюре -- Васек Соболев.
Николай Морозов, -- и перебирал фрикцион. "Хватит, Васек, погрейся!" --
кричат ему, а он: "Разогреешься -- потом быстрее замерзнешь!" И часами
работал, пока не заканчивал ремонт. В одной куртке работал, в то время как
мы вообще одежду не снимали, даже на камбузе!
-- Интересно, что бы сказал санитарный врач, если бы увидел Колю Дыняка не в
белом халате, а в шубе и меховых рукавицах? Бывало, сунешь ложку в рот -- и
стараешься отодрать без крови.
Они подшучивали над своими трудностями, им и в голову не приходило, что
перенесенного ими в этом походе не испытал ни один человек на Земле. Потом
мне рассказывали, что на этих чуть не вдвое похудевших ребятах живого места
не осталось -- так она были изранены чудовищными холодами, при которых
доселе человек не работал. И никто из них не сдался, ни разу не пожаловался
на смертельную усталость не только потому, что это было бессмысленно, но и
потому, что пятидесятилетний Зимин, уставая больше всех, всем своим
существом излучал непреклонную волю. И походники готовы были на любые муки,
лишь бы не уронить себя в глазах папы Зимина! Они знали, что на фронте он
много раз под огнем фашистов вытаскивал с поля боя подбитые танки -- так
неужели не доведет до Мирного искалеченные Антарктидой тягачи? Доведет!
-- Это уже, считайте, половина пути до Мирного, Но облегчения не
почувствовали. Во-первых, вновь задул ветер до пятнадцати метров в секунду,
а вовторых, запасенное в районе станции топливо оказалось прескверным -- как
мед засахаренный. Что делать? Бросать часть машин и на остальных рвануть в
Мирный? Можно. Никто бы вас за это не осудил -- кроме вас, восточников. Не
будет в Мирном достаточного числа тягачей -- сорвется следующий поход на
Восток. Значит, пришлось бы закрывать станцию. Поэтому решили: до последней
возможности тянуть машины к Мирному. Технологию разработали такую. Палками и
лопатами черпали из бочек топливо, которое превратилось в киселеобразную
массу, накладывали в ведра и доводили на кострах до жидкого состояния; потом
насосами закачивали в бак и бежали заводить мотор, пока топливо не замерзло.
И так -- каждый день...
"Харьковчанка" и та скрылась под снегом. Простояли дней десять, не высовывая
носа, для многих эти дни были чуть ли не самыми тяжелыми. Только вышли --
снова замело. Последние сто километров шли вслепую, в сплошную пургу,
пережидать уже не было ни сил, ни терпения. Машины теряли колею, приходилось
выходить из кабин, ощупью искать след и выручать товарищей. Только у зоны
трещин простояли до появления видимости -- ведь в глубине одной из них
навеки покоится со своим трактором Анатолии Щеглов, наш товарищ, светлая ему
память. Вот и все. Через два месяца, к Первому мая, доплелись на честном
слове до Мирного -- прокопченные, обмороженные, грязные до невозможности. По
сравнению с тогдашним нашим видом согодня мы как джентльмены, лорды перед
королевским приемом!.. Отдохнули, подлечились и стали готовиться к новому
походу...
первосортный коньяк, от которого на Большой земле никто бы не отказался, в
нашей каюткомпапии не пользовался столь заслуженным вниманием. Но сегодня
выпили все, в том числе самые убежденные трезвенники. Понемножку, но все.
Пили за походников, железных людей, никогда не покидающих друга в беде, за
Тимофеича, за нерушимую полярную дружбу. А в заключение прозвучал такой
тост:
просто тезки и однофамильцы. Один -- симпатичный юноша, знаменитый на всю
страну. Он превосходно играет в хоккей и о нем чуть ли не каждый день можно
прочесть в газетах. Другой Евгений Зимин, бывший майор-танкист, закончивший
войну с пятью боевыми орденами, прошел двадцать тысяч километров по
Антарктиде -- больше, чем любой другой полярник мира. Шесть раз он пересекал
ледовый континент, ведя за своей флагманской "Харьковчанкой"
санно-гусеничные поезда. Этого Евгения Зимина, героя без Золотой Звезды на
груди, знают лишь полярники и специалисты. Таь выпьем же за папу Зимина и за
то, чтобы слава распределялась по праву!
вспоминали минувшие дни".
санно-гусеничного похода в марте -- апреле 1969 года: Зимин Евгений
Александрович -- начальник поезда, Копылов Юрий -- инженер-механик, Ненахов
Александр -- механик-водитель, Сахаров Виктор -- механик-водитель, Соболев
Василий -- механикводитель, Семенов Виктор -- механик-водитель, Пальчиков
Юрий -- механик-водитель, Морозов Николай -- штурман, Жомов Борис -- радист,
Дыняк Николай -- повар, Борисов Анатолий -- врач-хирург.
время летит быстро. Даже классики мировой литературы и те не отказывали себе
в удовольствии констатировать эту суровую истину. Поэтому не стану
оригинальничать и лишать свое повествование столь привычных для читателя
слов: "Не успел я оглянуться..."
Востоке кончилось, пришло время улетать. Так требовала программа: месяц на
Востоке, месяц в Мирном и на "Оби" вдоль Антарктиды, с высадкой на всех
остальных советских полярных станциях. Американцы за нами так и не
прилетели: видимо, забыли в сутолоке будней о своем обещании, и на Южный
полюс я не попал, и свидетельства о поездке на тракторе вокруг земной оси не
получил "Полюсом больше, полюсом меньше..." -- утешал меня Валерий
Ельсиновский. И был по-своему прав, этот философ с мушкетерской бородкой:
всего на свете не увидишь, а если увидишь, то не опишешь, а если опишешь,
все равно тебе не поверят.
что о Южном полюсе и вспомнить было некогда.
домика. На своем полярном веку Сидоров соорудил на обоих полушариях десятки
разных строений, и под его руководством работа шла быстро, без всяких
задержек. Я уже рассказывал, как монтируют домик, и вряд ли стал бы вновь
тащить читателя на стройплощадку, если бы не два обстоятельства
экспедиции Гербович -- знакомиться с положением на Востоке и состоянием
техники у походников. Приезд высокого начальства, как известно, всегда
создает напряжение, и восточники постарались не ударить в грязь лицом:
прибрали помещения и рабочие места, чисто выбрились, переоделись во все
свежее и вообще выглядели орлами. В этот день из-за перестановок в графике я
вновь оказался дежурным по станции, и это привело к трагикомическому
происшествию.
установили фундамент, собрали соединительные стяжки и только приготовились
монтировать панели, как рядом с нами выросла монументальная фигура
начальника экспедиции. Без видимых усилий подняв тяжелую панель, Владислав
Иосифович поставил ее на место и пошел за следующей.
кран!
принадлежит к числу тех руководителей, которые любят смотреть, как работают
другие, но в тот момент сообразил, что на моих глазах происходит вопиющее
нарушение правил внутреннего распорядка.
дежурный до станции вынужден отстранить вас от работы!
казенным голосом:
течение трех дней не должен поднимать тяжести и делать резкие движения. Вы
сорветесь, а кто за вас отвечать будет? Дежурный. С кого стружку будут
снимать? С нашего брата дежурного!