ярости. Дрезденша, а именно Клара Шекк, сообщила от убийстве Гольденберга.
Никаких подробностей, кроме убийства на маскараде, но теперь по крайней мере
рыцарь понял, что его есть за что арестовывать. Под покровом ночи он
перебрался в "веселый" дом и стал измышлять, как ему покинуть Россию --
нужны документы, деньги и надежный транспорт, черт подери!
француз стал почти русским, он знает все их обы-чаи, он ненавидит Бестужева.
И главное, он уже потому не отка-жется помочь, что Сакромозо сам может
подвести его под арест.
дни -- часы, а теперь этот насмешливый боров си-дит перед ним и никак не
может взять в толк, что именно ему и никому другому надо обеспечить
безопасный отъезд рыцаря из Рос-сии.
что сидящий в крепости почему-то хранит молчание. Но он может в любую минуту
передумать и открыть рот.
сделаю все, что в моих силах. Но не меняйте пока места жительства. Здесь вас
всегда могут спрятать между...
домой, Лесток обратил внимание, что на углу Ап-текарского переулка, как раз
против его дома, расположилась странная фигура -- нищий с деревянной ногой и
рыжей треуголкой на голове, указывающей, что некогда он принадлежал к
Ширванскому пехотному полку. Может быть, пьяный? Лесток подумал, что надо бы
наказать, чтоб прогнали нищего, отрепья его наводили на груст-ные мысли, но,
войдя в дом, он совершенно забыл о пьяном пехотин-це. Прошел час, два, а
секретарь Шавюзо все слышал, как он тяжело ходил по кабинету из угла в угол.
часов дня государыня его не примет, поэтому отправил-ся в Петергоф после
обеда. Но, видно, опоздал... "Ах, Алексей Пет-рович... Избавь! Голова
болит... Может, съела что-то не то? Давай завтра поговорим, а?" А сама
заглядывает в лицо и не хмурится, а улыбается.
помешает. Беда только, пока плыл из Петергофа назад, схватил простуду, ветер
с залива дул отвратительный. Надобно было в карете ехать, да уж больно
трясет. Беда наша, русские дороги!
звука. Супруга Анна Федоровна, урожденная Бетангер, знает: если муж за
работой, то слуги в одних чулках ходят, а сама она на его половину ни ногой.
расшифрованные и пронумерованные депеши в Берлин прус-ского посла
Финкенштейна. Очки, видимо, лежали на сквозняке, ме-таллическая дужка была
неприятно холодной, и канцлер непроизволь-но чихнул. Гадость какая! Так и
есть, уже насморк. Мало того, что работать мешает, так ведь и во дворец не
сунешься с сопля-ми-то. Чихни он при государыне, она тут же исчезнет из
опасения заразиться.
Финкенштейн доносил королю Фридриху, что дружба между "важным и смелым
приятелем крепка как никогда". "Важным" прозывался вице-канцлер Воронцов,
"смелым" посол-конспиратор называл Лестока.
способ преклонить на свою сторону тайного советника Исаа-ка Павловича
Веселовского, знающего многие тайны Бестужева. Рас-шифровывая эту депешу,
Бестужев только что зубами не скрежетал, помнится, кончик пера весь изжевал,
а потом сам с утра поехал в Иностранную коллегию, дабы устроить там
примерный разнос. Весе-ловского, конечно, не тронул, потому что не каждой
похвальбе финкенштейновой можно верить, но дружбу водить с Исааком
Пав-ловичем перестал.
читал в них Бестужев, как заверяет Воронцов Финкенштейна, что не будет в них
слишком откровенным, потому что он-де, Бесту-жев, может перехватить оные
бумаги, ибо не жалеет на то ни трудов, ни денег. А Финкенштейн не верит,
отмахивается и пишет, пишет, что Лесток-де деньги получил от прусского
короля и просит заве-рить его в своем усердии (шельма Лесток, ужо тебе!).
Этот бедолага-посол имеет наглость просить Лестока повлиять на государыню,
дескать, негоже посылать русские войска к Рейну, это неблаговидно с
религиозной точки зрения. Фридрих уж Саксонию занял, на Силезию рот раскрыл,
огнем и мечом по Европе -- это, вишь ты, благовидно и с религиозной точки
зрения, и с прочей, а вот затушить войну, навести в Европе порядок, чтоб
справедливость восторжество-вала, это неприлично и неблаговидно!
кровавым картушем, а на полях написал дрожащей рукой:
Богу и Мамоне!"
тут же в письменной форме не ответить врагам своим. Пусть не прочитают они
его виршей. Господь прочтет и рассудит, что прав-да на его стороне.
его ненавидел, всегда стоял на его пути. Однако это не было правдой. В 1741
году, когда государыня воцарилась на троне, именно Лесток помог Бестужеву
вернуться из ссылки и обеспечил ему место вице-канцлера. Все историки
цитируют обро-ненную Елизаветой фразу: "Лесток, ты готовишь себе пучок
розог", мол, ты хлопочешь о Бестужеве, а он тебя потом и высечет. Семь лет
назад легкомысленный лейб-медик не придал этой фразе никако-го значения.
Однако судьба рассудила иначе.
сотрудничать, но и дружить. Оба знали цену день-гам, были гурманами в еде и
благородных напитках, понимали кра-соту интриги и во власти святого азарта
одерживали победы на зеленом сукне. С шакалом лучше дружить, чем с этим
Лестоком! Лейб-медик считал, что вся необъятная Россия у него в кармане. Уже
за одно это следовало поставить его на место! Не Россия для тебя, любезный,
а ты для России. Какие только ловушки не расставлял Лесток, чтобы убрать
вице-канцлера. И архив у Бестуже-ва похитили, и лопухинское дело придумали,
и Ботту, посланника австрийского, сюда приплели. Лесток с Шетарди потирали
руки -- вот еще чуть-чуть -- и победим, вице-канцлера под топор или в
ссыл-ку, и восторжествует французская политика.
опалы, но уничтожить его, размазать, чтоб духу не было, Бестужеву тогда не
удалось.
независимая -- Смелый! Каждая расшифрованная депеша давала канцлеру новую
пищу для негодования, но и затягивала бант на толстой шее - Погоди, смелый,
скоро этот бант станет удавкой...
совесть Лестока: "...одного боюсь, как бы Бестужев по бестолковости не
задержал продвижения русской армии и тем не спас ее от неминуемого
поражения". Богомерзкие эти слова были сказаны Лестоком мальтийскому рыцарю
Сакромозо. Какое дело ост-рову Мальта до прусских дел? И вообще, надобно
поразведать, чем промышляет в России Сакромозо, с кем водит дружбу этот
рыцарь. Уж не ряженый ли он?
коллегии вертелся, но более всего заигрывал с великой княгиней и Лестоком.
были подобраны в должном порядке, нужные места не только подчеркнуты
красными чернилами, но и переписаны на от-дельные листки крупным,
каллиграфическим почерком. Но Бестужев знал: главное должно быть не
написано, а сказано, и сказано в такой форме, чтобы государыня все поняла. И
слово он достойное нашел -- "пресечь"!
лицо его наливалось кровью. Но тут была и некая тон-кость. Объяснить, что
именно пресечь, надобно было одной короткой фразой. Если не сможешь, начнешь
для объяснения употреблять сложносочиненные предложения с предлогами и
союзами, то можешь быть уверен -- разговор ты прошляпил,
путано. Поэтому надобно заостриться на деталях. Пойдем дальше... Про
арестованного Сакромозо государыня ничего знать не должна -- пока.
Беспричинный арест мальтийского рыцаря пахнет международным скандалом.
красавца. Надо было тихо и без шума услать его за пределы России. Нашли
простой способ скомпрометировать: появление Сакромозо в покоях великой
княгини -- событие политического порядка! Да и Екатерину лишний раз не
мешало поставить на место. Арест прошел тихо, незаметно.
способом, без упоминания имени Сакромозо. Кто же знал, что, когда Сакромозо
явится вечером во дворец, на него уже будет иметься столь серьезный
компромат, что его не из России высылать, а судить надобно!
дерево в размышлении, чем бы жажду заглушить, и в этот самый момент с
дерева, о котором ты и не знал, что оно яблоня, валится прямо тебе в руки
сочный плод. Словно ты Ньютон какой -- прямо в руки и яблоко!
мысленно), этим неожиданным подарком был труп купца Гольденберга,
обнаруженный на маскараде. Кто его убил, зачем -- неважно, найдут, главное,
все карманы покойника были набиты тайными письмами.