Пиотровского).
задавать больше вопросов.
все с собой. Неизвестно, вернемся ли мы в Москву. Батюшка денег прислал.
Отсчитай, сколько я тебе должен.
приятном нетерпении потер руки. Потом долго складывал монеты столбиками,
вычеркивал в черной книге цифры, вписывал новые. Одно его заботило -- брать
ли с барина причитающиеся проценты, а если брать, то сколько? "Надо по
справедливости... по справедливости... " -- приговаривал он.
печали?? Чего-нибудь с незрелыми померанцами или с незначительным
количеством арака, чтобы отпустила тоска? Худо мне...
трактир, чтобы купить венгерского или волжской водки.
гавани. Комната была сырая, темная, но накормили сытно и плату за ночлег
затребовали вполне умеренную. Это было хорошим предзнаменованием и несколько
ободрило Сашу, который, хоть и боялся себе в этом сознаться, оробел перед
северной столицей.
Кронштадте Алексея и начать протаптывать дорогу к тому сказочному дворцу,
имя которому -- гвардия.
вопросы, появятся и люди, которым эти вопросы можно будет задать. "Запомни
этот день -- четырнадцатого августа, -- твердил он себе, как вечернюю
молитву. --Это день нового отсчета времени".
словом "Питербурх" он сразу натолкнулся на следующий текст: "В случае нужды
будешь принят на жительство Лукьяном Петровым Друборевым, с коим вместе
служили в полку. А жительство он имеет на Малой Морской улице противу дома
прокурора Ягужинского".
провидение водило пером родителя. Если Анастасию не проводили в крепость
вслед за матерью, то где же ей быть, как не в этом доме?
обратился, указал на двухэтажный восьмиоконный по фасаду особняк с роскошным
подъездом. Обойдя его со всех сторон, Саша обнаружил, что дом явно
необитаем. Окна первого этажа были закрыты полосатыми тиковыми занавесками,
которые никак не вязались в его представлении с обычаями и вкусами вельмож.
Черный ход был наглухо забит досками.
второму адресу. Дом бывшего сослуживца отца отыскать было непросто, потому
что он, хоть и находился точно против особняка Ягужинского, прятался за
длинным казенным строением. На стук Саши вышла полная женщина в русском
платье: "Да, здесь проживает господин Друбарев, но сейчас он на службе.
Домой пожалует к трем часам пополудни".
и полвека. Юная столица была деятельна, суетлива, роскошна и бестолкова. В
отличие от узких, прихотливо изогнутых горбатых и уютных улочек Москвы,
широкие и прямолинейные магистрали Петербурга позволяли увидеть весь город
насквозь, с дворцами, шпилями, крутыми черепичными крышами, набережными,
верфями и гаванями.
разламывался самым безжалостным образом. Обыватель с трудом отстроится,
вымостит площадку под окном, внесет в полицию обязательные деньги на
озеленение, а пройдет месяц-два, смотришь, уже рота солдат застучала,
ковыряет булыжник -- перепланировка!
дерном мазанки, великолепные парки версальского образца примыкали к грязным
болотам, где между кочек, пощипывая осоку, бродили худые озабоченные коровы.
То и дело встречались брошенные дома. Пожар ли, наводнение или указ
департамента разворотил еще новую кровлю, унес двери и вырвал наличники из
окон -- бог весть.
разноязычная грязь. И сиятельства в каретах, и кучера -- все иностранцы.
Русские, и холоп и барин, ехали в Петербург по принуждению, и только немцы
всех сортов, голландцы, французы являлись сюда по своей воле, привлеченные
щедрыми обещаниями и деньгами.
приключений и романтических подвигов. Из опасения, что в нем узнают
провинциала, он ни у кого не спрашивал дороги, подбоченясь, проходил мимо
гвардейских мундиров и дерзко разглядывал красавиц в каретах.
как лучи, взаимно перпендикулярных улиц. В трактире по иноземному образцу
подавали кофе, шоколад, пиво, жареных на вертеле рябчиков с клюквой и,
конечно, вино.
стойкой, да у окна за столом, густо заставленным бутылками, веселилась
хмельная компания.
головы до ног и, не найдя в нем ничего подозрительного, возобновили беседу,
приглушив, однако, голоса.
обратил все свое внимание на пейзаж за окном, не забывая при этом, словно по
рассеянности, поглядывать на соседей.
осенний клен, парике. И беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что
не на дружескую пирушку собрались эти господа. Вид их, настороженный и
угрюмый, сбивчивый разговор, полный колких намеков и язвительных замечаний,
заставил Белова пожалеть, что он зашел в трактир и стал невольным свидетелем
надвигающейся ссоры. Больше всех горячился плотный широкоплечий офицер в
форме поручика Преображенского полка. После каждой фразы он опускал на стол
кулак, словно ставил им знаки препинания, и тяжело водил шеей.
приговаривал он. -- Я и сам с тобой чокаться не хочу.
голов офицеров.
поговорить надо. А разговор не клеится... --Он схватил кружку, опорожнил ее
залпом и перегнулся через стол, пытаясь заглянуть франту в глаза: - Думаешь,
мы не слыхали про Соликамск? Кому охота ехать в Соликамск по собственной
воле? Все курляндцы канальи, а ты еще хуже, -- он вдруг вскочил на ноги. --
Когда-то ты был моим другом...
пытаясь заставить его сесть, но тот расправил плечи, напрягся и зычно
гаркнул:
смуглый, с раскосыми, как у татарина, глазами, офицер. Он боролся с правой
рукой Ягупова, но силы его были явно на исходе.
курляндцем компанию водить? Бергер мать родную не пожалеет, лишь бы платили.
Бергер каналья, и ты каналья!
правую руку и с силой метнул тяжелую оловянную кружку в Лядащева.
пол.
ушибленный локоть и пятясь, потому что на него медленно надвигался Ягупов.
висели офицеры, и он волочил их за собой, скаля зубы, -- вот, мол, я каков!
остановился, угрожающе сжав кулаки.
движением плеч Ягупов раскидал офицеров, вцепился в кресло и, словно не
замечая сидевшего в нем Сашу, оторвал кресло от пола. Белов не пытался
понять, зачем его подняли в воздух -- может, Ягупов бахвалился силой, может,
хотел сокрушить этим креслом своего врага, но чувствовать себя мебелью было
так унизительно, что он, забыв страх, крикнул в вытаращенные глаза Ягупова:
головой об пол, но сразу вскочил на ноги и, заслонив собой Лядащева, звонко
повторил:
секундантами. Кулаками не защищают, а порочат дворянскую честь!
левому уху, и Саша с размаху сел на пол.
Березин Федор
Белов Вольф
Зыков Виталий
Конан-Дойль Артур
Курылев Олег
Орлов Алекс