человек, будучи в здравом рассудке, не захотел бы поднять на
ноги сотни крепких голландских, немецких и бельгийских матросов
с барж. Зато они, видимо, ничуть не опасались потревожить меня.
Месяц показался снова, и я опять побежал.
мне самому, хотя резкая, обжигающая боль на внешней стороне
правого плеча заставила непроизвольно схватиться за него другой
рукой. Это уж было чересчур. Я свернул с главного пирса,
спрыгнул на нос баржи, пришвартованной к меньшему, отходящему
под, прямым углом, и бесшумно пробежал через палубу к рулевой
рубке на корме. Укрывшись в ее тени, осторожно выглянул из-за
угла.
показывали своим коллегам справа, что следует зайти в тыл и,
если удастся, выстрелить мне в спину. Мне подумалось, что у них
довольно оригинальное представление о джентельменском
спортивном поединке, но их профессионализм не подлежал
сомнению. Было совершенно ясно, что если до меня доберутся - а
шансов на это у них было предостаточно, - то сделают это именно
так, обходя с флангов и окружая, так что единственный для меня
выход - постараться как можно скорее лишить их охоты к этому
маневру. Поэтому временно можно было оставить без внимания
двоих на главном пирсе - им предстояло ждать, пока обходящие
застигнут меня врасплох. Следовало срочно заняться тем, что
происходило слева.
осторожно и с виду неторопливо шли, заглядывая в тень,
отброшенную рубками и палубными надстройками барж. Это было
легкомысленно, если не сказать - глупо, потому что я стоял в
глубочайшей тени, какую только мог найти, в то время как их
довольно резко освещал снова выплывший месяц, и это позволило
мне заметить их задолго до того, как они увидели меня. Впрочем,
сомневаюсь, что они вообще меня видели. Один из них наверняка
не видел, он наверняка умер еще прежде, чем рухнул на помост и
без особого шума, с тихим плеском сполз в воду. Следующий
выстрел не состоялся, потому что второй среагировал мгновенно и
бросился назад, оказавшись вне досягаемости взгляда раньше, чем
я успел нажать на спуск. Мне почему-то подумалось, что моя
спортивная форма хуже, чем у них, однако в ту ночь умение
пользоваться обстоятельствами до некоторой степени уравнивало
шансы.
выяснилось, эти двое так и не двинулись с места. Возможно,
просто не знали, что произошло. Для прицельного ночного
выстрела из пистолета они были далековато, но я целился долго и
тщательно и несмотря ни на что попробовал. Все же цель и впрямь
была слишком далека. Правда, один из них вскрикнул и схватился
за ногу, но, судя по проворству, с каким он припустил за своим
товарищем и соскочил с пирса, прячась на одной из барж, рана не
могла быть серьезной. Месяц, снова спрятался за тучу,
маленькую, но единственную на ближайшие несколько минут,
а они теперь точно знали, где я. Так что пришлось взбираться
на главный пирс и сломя голову мчаться вперед. Но не удалось
преодолеть и двадцати ярдов, как этот проклятый месяц опять
появился. Я бросился плашмя на доски, лицом к берегу. Левый
причал был пуст,чему не приходилось удивляться, потому что тот,
кто лишь случайно остался в живых, на какое-то время теряет
уверенность в себе. А двое на правом были значительно ближе,
чем те, которые только что расторопно очистили главный пирс, и,
судя по тому, как уверенно и решительно продолжали путь, они
еще не знали, что один из их группы-уже на дне. Однако и
они мигом поняли преимущества быстроты - и тут же пропали с
помоста, едва я дал по ним два беглых выстрела оба явно мимо.
Преследователи, укрывшиеся на барже, теперь осторожно
пытались вернуться на центральный пирс, но были слишком
далеко, чтобы побеспокоить меня, а я - их. Минут пять еще
длилась эта смертельная игра в прятки - перебежка,
укрытие, выстрел, снова перебежка - и все это время они
неумолимо приближались ко мне. Теперь они были очень
осмотрительны, допуская минимум риска и умело пользуясь
своим численным превосходством: один или двое отвлекали мое
внимание, а остальные тем временем крадучись, с баржи на баржу,
продвигались вперед. Я был спокойно и твердо уверен, что, если
не предприму какого-то решительного шага, резко изменив
ситуацию, игра эта может иметь только один конец и конец этот
наступит скоро.
несколько коротких минут, прячась за каютами и рубками, я
успел подумать о Белинде и Мэгги. Почему они вели себя так
странно во время нашей последней встречи? Догадывались или
женская интуиция предсказывала им, что произойдет нечто
подобное, и боялись сказать мне об этом? Я порадовался, что они
меня сейчас не видят. Потому что не только убедились бы, что
были правы, но и оказалась бы прискорбно подорванной их вера в
непогрешимость шефа. Я был в отчаянии и, вероятно, выглядел
соотвстственно: ведь ожидал наткнуться на затаившегося
человека ловко обращающегося с револьвером или - еще ловчее - с
ножом, и, наверно, сумел бы справиться с ним, а при некотором
везении - и с двумя, - но такого предвидеть не мог. Все
профессиональные премудрости, которыми я не без самодовольства
одаривал недавно своих помощниц, оказались сейчас ни к чему.
Бежать, было некуда - до конца главного пирса оставалось не
больше двадцати шагов. Омерзительно было чувствовать себя
загнанным насмерть диким зверем или бешеным псом, в то время
как сотни людей спокойно спали в ста ярдах от меня и чтобы
спастись, довольно было отвернуть глушитель и выстрелить пару
раз в воздух - весь порт тут же бросился бы мне на помощь. Но
пойти на это я не мог: то, что было задумано, надлежало сделать
в эту ночь. Я знал, что представившийся шанс - последний.
Завтра моя жизнь в Амстердаме не будет стоить ломаного
шиллинга. Я не мог на это пойти, пока имел хотя бы шанс.
Собственно, шанса уже не было, во всяком случае такого, какой
принял бы во внимание человек в здравом уме. Впрочем, ни о
каком здравом уме уже не могло быть и речи...
точки зрения времени у меня почти не оставалось. Я поглядел на
небо, словно теперь все зависело только от него, да, в
сущности, так оно и было. Маленькая тучка подползала к луне.
Именно этот момент преследователи выберут для следующей и почти
наверняка последней атаки. И только этим моментом я могу
воспользоваться для моей следующей и почти наверняка последней
попытки бегства. Приютившая меня напоследок баржа - была
гружена металлоломом. Я выбрал железку и снова проверил
направление спасительной тучки, которая вроде стала еще меньше.
Потом быстро засунул пистолет в непромокаемый футляр,
задернул молнию и на всякий случай сунул его не в кобуру, а в
застегивающийся на молнию карман штормовки, пробежал несколько
шагов по палубе и прыгнул на главный пирс. Едва не сорвался в
воду - и в этот момент заметил, что проклятая туча вообще не
двигалась.
выхода уже не было. Ничего другого не оставалось - только
бежать, петляя, как безумный, чтобы затруднить прицел своим
убийцам. Они были уже совсем близко: за неполные три секунды я
услышал с полдюжины приглушенных ударов и дважды почувствовал,
как невидимые руки упорно хватают меня за одежду. У самого края
помоста я резко откинул голову назад, высоко выбросил обе руки,
швырнул в воду кусок металла и - еще прежде чем услышал плеск -
тяжело свалился на доски. Потом, как пьяный, вскинулся на
ноги, схватился руками за горло и навзничь упал в воду. Набрал
в грудь побольше воздуха и задержал дыхание перед ударом о
воду.
глубокой. Коснувшись ногами дна и оставаясь в таком положении,
я начал очень осторожно, очень медленно выдыхать воздух,
по-хозяйски расходуя его запас, который, вероятно, был не
слишком велик - ведь мне нечасто доводилось исполнять подобные
трюки. Если я не переоценил запала моих преследователей, а
переоценить его было невозможно, то двое на главном пирсе и эти
мгновения должны были с надеждой вглядываться в то место, где я
пропал с их глаз. И оставалось верить, что они сделают все
необходимые ошибочные выводы из медленного струения
всплывающих пузырьков, а заодно уповать, что выводы эти они
сделают быстро, потому что времени, как и воздуха, у меня было
в обрез.
пять, а вернее всего была не дольше тридцати секунд, я перестал
выдыхать воздух и высылать ею пузырьки на поверхность - по той
простой причине, что в моих легких его уже не осталось. Легкие
начинали болеть, и я почти слышал - и несомненно чувствовал -
Сапковский Анджей
Василенко Иван
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Пехов Алексей
Куликов Роман