внесли в античное учение о времени. А то, что лежащие в основе бытия атомы
являются скульптурно-геометрическими телами, ясно и без всякого
доказательства.
периода атомизма, относящиеся к философии истории, необходимо обратить
внимание еще на одно весьма существенное обстоятельство.
снабдив его, как это ясно самой собой, всеми признаками абсолютного бытия. В
то же самое время атомисты, оставаясь чисто античными мыслителями, вовсе не
хотели представлять себе действительность как составленную только из
абсолютно дискретных элементов. В таком случае эти дискретные элементы нужно
было как-то объединять. Но как их можно было объединять, если они
трактовались абсолютно недоступными никаким влияниям и воздействиям, и в
частности никакому соприкосновению с другими, такими же абсолютно
изолированными элементами, поскольку всякое такое соприкосновение уже
говорило бы о наличии двух или нескольких общих и тождественных точек в
моменты соприкосновения, т.е. нарушало бы их дискретную раздельность, а без
этой раздельности они уже не могли бы быть абсолютно изолированными друг от
друга и абсолютно индивидуальными? На этот вопрос атомисты отвечали очень
интересно, предвосхищая собою математический анализ XVII в. и предвосхищая,
конечно, не понятийно, не рассудочно, не научно и терминологически, но пока
только интуитивно и вполне наглядно.
друга и ото всего прочего элементы, но и как пределы всякого рода
бесконечного приближения к ним тех или других переменных величин. Сам атом
был неделим; но это нисколько не мешало представлять его как нечто
составленное из бесконечно малых приращений. Сам атом был недоступен
внешнему воздействию; но это нисколько не мешало учить о соприкосновении
атомов в смысле бесконечно малого их сближения. Если атомы сближались на
таком малом расстоянии, которое могло стать еще меньше любой заданной
величины, то ясно, что уже пробудилась интуиция бесконечно малого; и такое
инфинитезимальное понимание сразу обеспечивало как необходимую раздельность
атомов, так и их слияние, доходящее до полной непрерывности всего
атомистического бытия.
но он мыслился также в виде предела бесконечно малых приближений к нему
всего постороннего, а тем самым на известной ступени такого приближения к
нему могло возникнуть чисто человеческое, вполне чувственное его ощущение.
Таким образом, сущность атомизма заключается не только в конструировании
вечных, взаимно изолированных, друг для друга недоступных и вообще ото всего
другого обособленных сущностей, но и в интуитивном отношении вполне
инфинитезимально понимаемых атомов.
подвергает некоторого рода рефлексии то самое, что и раньше допускалось в
бытии, но допускалось чересчур непосредственно и чересчур интуитивно. Так,
становление (и даже у Гераклита) только с нашей теперешней точки зрения
является логической категорией, для досократиков это все еще чисто
подсознательная область, хотя и выделяемая из всего прочего, но выделяемая
покамест вполне интуитивно. На ступени атомизма это становление подвергается
некоторой рефлексии. Тут мыслятся и разного рода пределы, и бесконечная
возможность приближения к этим пределам, и совмещение в каждой переменной
величине как общей стихии становления, так и той предельной цели, которой
достигает это становление в приближенном виде. Конечно, с точки зрения
европейского математического анализа все это, безусловно, остается на
ступени чисто интуитивной.
значительно уточняется, дифференцируется и требует разного рода других,
пусть все еще подсознательных, но тем не менее более дробных и более
специфических определений. Эта интуитивная рефлексия характерна как для
досократовской философии, так и для античной философии вообще.
Атомистическая новость заключается только в том, что интуитивная рефлексия
стала применяться специально к области становления, причем благодаря этому
атомизм и мог избежать всеобщей дискретности и говорить о сплошном
становлении и континууме, несмотря на наличие в нем дискретно мыслимых
атомов.
для философии времени и для философии культурного развития? Здесь необходимо
иметь в виду, что инфинитезимальная концепция атома вносила в атомизм момент
чисто человеческой рефлексии, момент чисто человеческого представления тех
процессов становления, которые раньше мыслились как данные до человека и
выше человека, как данные космические, космогонические или космологические,
как сурово предшествующие всякой человеческой рефлексии.
как какой-то субъективный идеализм. Тут не было ничего ни идеалистического,
ни субъективистского. Наоборот, это было в античности и реализмом, и даже
материализмом. Но дело в том и заключается, что объективно данное
становление начинало теперь подвергаться субъективно человеческой рефлексии
и, оставаясь в основе вполне объективным, выступало также и вполне
имманентным для человеческого рассуждения. Но это сразу накладывало
небывалый отпечаток на самое существо философского понимания становления.
Оно теперь трактовалось не только недоступно надчеловечески, но главным
образом и человечески. А отсюда возникал тот удивительный результат, что
именно атомисты явились теми философами, которые оправдывали изучение
человеческой истории как изучение вполне необходимое и даже основное. Этот
инфинитезимальный атомизм вдруг приводил и не мог не приводить мысль к
необходимости вполне позитивного рассмотрения человеческой истории.
Появилась потребность говорить не просто о человеческом становлении, а о
человеческом развитии от первобытных времен до последних достижений
цивилизации.
историография с ее позитивными методами исследования реальных фактов
человеческой истории и их реального причинного взаимодействия. Какой-нибудь
позитивный историк вроде Фукидида мог и не заниматься атомистическими
теориями и вообще быть далеким от всякой философии. Но уже самый дух времени
требовал к концу V в. до н.э. в Греции позитивной историографий; а
философски она была наилучше формулирована для тех времен именно в системе
атомизма.
удивительным образом накладывала печать даже на основную теорию атомов,
когда атомы уже переставали трактоваться как что-то бездушное и
холодно-безразличное, но как нечто живое, наделенное сознанием, даже
демоническое и божественное. То, что дело не могло обходиться без путаницы,
это ясно само собой. Ведь бездушные атомы, выставленные в качестве основных
принципов бытия, становились весьма мало совместимыми с тем душевным,
духовным и вообще человеческим, а уж тем более историческим бытием. Атомизм
еще не владел такой виртуозной диалектикой, чтобы уметь до конца объединить
бездушные атомы и человеческую историю. Но атомизм был все же диалектичен, и
вся его небывалая прогрессивность, как, правда, и вся его недостаточность,
заключалась в том, что его диалектика была пока еще только
инфинитезимальной.
приближений к пределу, была огромным шагом вперед в сравнении с
гераклитовской интуицией чистого становления, поскольку она не была
настолько глобальной, чтобы не рефлектировать составных моментов
становления. Она была, несомненно, огромным достижением на путях абстрактной
человеческой Мысли и внесла небывалый вклад в древнегреческую философию
истории периода классики. Но она не была ни числовой, ни величинной, потому
что тогда это было бы уже исчисление бесконечно малых, которое возникло лишь
в XVII в ни понятийной диалектикой, так как эта последняя выпала на долю
платонизма и аристотелизма.
инфинитезимальной диалектики. Она внесла существенный вклад в философию
истории, которым мы сейчас и займемся на конкретных текстовых материалах.
Между прочим, она не в состоянии была решить и той диалектической проблемы,
которая была завещана грекам эпохой их мифологического развития. Мифология
требовала полного слияния времени и вечности. Этому слиянию предстояло
выступить в виде продуманной до конца диалектической системы. Но атомизм
вместе со всей досократовской философией, ввиду требований полисного
мышления в значительной мере отрывал временной процесс от его собранности и
сомкнутости в одном вечном мгновении. И это было прогрессивно, поскольку без
опознания составных элементов мифологической диалектики времени и вечности
невозможно было построить и понятийную теорию такой диалектики. Но,
повторяем, понятийно-развернутая диалектика времени и вечности была возможна
только в период зрелой и поздней классики, т.е. в период деятельности
Платона и Аристотеля.
знаменательно то, какое понимание историзма вытекало из атомистического
учения. Здесь необходимо отметить те основные идеи, высказанные еще до
Демокрита, но, по-видимому, с Левкиппа и Демокрита получившие огромное
значение и распространение, особенно в эпоху эллинизма, а эту эпоху следует
считать периодом разложения в сравнении с монолитной классикой.
Поскольку всякая философия базируется на своих специфических общих
принципах, дальше которых и выше которых она уже не идет, а, наоборот, все
из них производит, то также и атомисты должны были производить природу и
общество именно из атомизма, а потому главное значение здесь имели названные
нами свойства античного атома.