человеков, и ясно оказывается, что справедливость - в смысле легальности,
или формально-юридической закономерности поступков, - не есть сама по себе
добродетель, а может становиться и ли не становиться таковою, смотря по
положению. Поэтому одинаково одобряется героизм Сократа, уступившего
несправедливому закону, и героизм Антигоны, нарушившей такой закон, - и не
потому только одобряется, что и в том и в другом случае была жертва жизни ,
а по самому существу дела: Сократ уступал свое материальное право ради
высших идей человеческого достоинства и патриотического долга, а Антигона
утверждала чужое право и исполняла тем самым свою обязанность, ибо
погребение ее брата было его правом, а д ля нее это было обязанностью, тогда
как Сократ вовсе не был обязан бежать из своей тюрьмы. - Вообще pietas erga
patriam, так же как и pietas erga parentes71, может нас обязывать только к
пожертвованию своим, но никак не чужим правом. Допустим, например,
не сопротивляться своему отцу, намеревающемуся его убить. О нравственном
достоинстве такого героизма можно спорить, но никому и в голову не придет
оправдывать или находить героичным
своего брата или сестру. - Точно то же применимо к несправедливым и
бесчеловечным законам, откуда явствует, что справедливость в смысле
повиновения законам, как таковым, по девизу: fiat justitia, pereat mundus72
- сама по себе не есть еще добродетель.
так называемые богословские добродетели: вера, надежда и любовь56 - также
представляют нравственное достоинство не сами собою безусловно, а лишь в
зависимости от других данных. Не в сякая вера есть добродетель и для
богословов. Не признается таковою вера, или имеющая для себя предмет
несуществующий или предмет недостойный, или недостойно относящаяся к
достойному. Так, в первом случае если кто твердо верит в философский камень,
т.е.
вера, относясь к предмету несуществующему в природе вещей, почитается не
добродетелью, а самообольщением. Во втором случае если кто-либо, не
ограничиваясь основательным признанием с уществования злой силы как факта,
делает эту силу предметом веры в смысле доверия и преданности, так что
вступает с нею в договор, продает нечистому душу и т.п., то такая вера, как
относящаяся к предмету хотя и существующему, но недостойному и зловредном у,
справедливо почитается за крайнее нравственное падение. Наконец, в третьем
случае вера самих бесов, про которых апостол говорит, что они веруют (в
Бога) и трепещут57, не признается добродетелью, потому что хотя относится к
предмету существующему и абс олютно достойному, но относится к нему
недостойным образом (вместо радости - с ужасом, вместо влечения - с
отвращением). Итак, добродетелью может почитаться только та вера в высшее
существо, которая относится к нему достойным образом, именно - с свободны м
сыновним благочестием. А такая вера вполне совпадает с тем религиозным
чувством, которое найдено нами как одна из трех первичных основ
нравственности.
надежда. О ней нет речи, когда кто-нибудь надеется на свою силу или
мудрость, или "на князи и сыны человеческии"73, или хотя и на Бога, но лишь
в ожидании от него материальных благ. За доб родетель считается только
надежда, относящаяся к Богу как источнику истинного грядущего блага; а это
есть то же самое основное религиозное отношение, видоизмененное
представлением о будущем и чувством ожидания.
получает это нравственное значение лишь в зависимости от данных предметных
определений. Любовь сама по себе, или любовь вообще, не есть добродетель,
иначе были бы добродетельны все безра злично существа, так как все они
непременно любят что-нибудь и живут своею любовью. Но не вменяется в
добродетель эгоистическая любовь к себе и к своему, также страстная любовь к
естественным и противоестественным удовольствиям, любовь к напиткам, к псов
ой охоте и конским ристаниям.
новоязыческий поэт. Такая "любовь" заранее отвергнута апостолом любви:
следует забывать, как это обыкновенно делается. Он есть не что иное, как
выражение основного принципа аскетизма: охранять себя от низшей природы и
противодействовать ее захватам. Ибо под
контекста, никак не собрание наших ближних и не совокупность творения,
возвещающего славу Божию, а именно только темную, бессмысленную основу
материальной природы, выходящую из своего
в область человеческого духа: тут же прямо говорится, что все в мире есть
похоть плоти75, т.е. стремление безмерной чувственности, похоть очей, т.е.
жадность, или корыстолюбие, и г ордость житейская, т.е. тщеславие и
властолюбие.
присоединяет два положительные: люби Бога всем сердцем своим и люби
ближнего, как самого себя76. Эти две любви правильно различаются между
собою, ибо особенностью предметов непременно обусловл ивается и особенность
в должном, нравственном отношении к ним. Любовь к ближним определяется
жалостью, любовь к богу - благоговением. Любить ближнего, как самого себя, -
реально значит жалеть его, как самого себя, и любовь к Богу всем сердцем
означает вс ецелую преданность Ему, полное соединение своей воли с Его
волей, т.е. совершенство сыновнего, или религиозного чувства и отношения.
добродетелью, а есть завершительное выражение всех основных требований
нравственности в трех необходимых сферах отношений: к низшему, высшему и
однородному бытию.
добродетели сводятся так или иначе к указанным нам трем первичным основам
нравственности, а не представляют самостоятельных источников нравственных
действий, я могу предоставить доброй воле и сообразительности читателей
продолжить такой разбор в применении к другим так называемым добродетелям.
Общепризнанного списка их не существует, и посредством схоластических
дистинкций можно умножать число их неопределенно. Лишь в виде некоторого
"свер хдолжного" дополнения к предыдущему я хочу сказать несколько слов о
пяти добродетелях, представляющих известный интерес в том или другом
отношении, именно о великодушии, бескорыстии, щедрости, терпеливости и
правдивости.
достоинства, или постыдным, настаивать на своих материальных правах в ущерб
другим или связывать свою волю с низшими житейскими интересами (наприм.,
тщеславием), которыми он поэтому без тру да жертвует ради высших
соображений. Мы называем также великодушным того человека, который
невозмутимо переносит житейские беды и напасти потому опять-таки, что
считает постыдным спокойствие своего духа ставить в зависимость от
материальных случайностей. Уже подчеркнутые слова показывают, что эта
добродетель есть лишь особое выражение или форма проявления нашей первой
нравственной основы - самоутверждения человеческого духа против низшей,
материальной стороны нашего бытия. Все дело здесь в чувстве челов еческого
достоинства, том самом, которое первоначально выражается в простом стыде.
материальным благам, именно к имущественным. Ясно, значит, что это есть
особое выражение того же чувства человеческого достоинства; соответственно
чему и противоположные этой добродетели порок и: скупость и корыстолюбие -
сознаются как постыдные.
но имеет другую внутреннюю основу - альтруистическую. Добродетельно-щедрый
человек есть тот, который из справедливости или человеколюбия делится своим
имуществом с другими (ибо, пос кольку он делает это из тщеславия или из
высокомерия, тут нет добродетели). Но при этом такой человек может быть даже
до скупости привязан к тому имуществу, которое он раздает, и в таком случае
его нельзя, строго говоря, назвать бескорыстным; следует тол ько сказать,
что в нем альтруистическая добродетель щедрости побеждает порок
корыстолюбия.
душевного качества, которое в деятельном своем проявлении называется
великодушием, или духовным мужеством. Тут почти вся разница исчерпывается
субъективными оттенками, не допускающими
переносящего бедствия или мучения, один назовет его великодушным, другой -
терпеливым, третий - мужественным, четвертый увидит здесь пример особой
добродетели - невозмутимости (?taraz?a ) и т.д. Спор о сравнительном
достоинстве этих определений может иметь только лексический, а не этический
интерес. С другой стороны, единство внешних признаков может и здесь (как и в
предыдущем случае щедрости) прикрывать существенное различие этического
содержания. Можно терпеливо переносить физические и душевные страдания или
вследствие малой восприимчивости нервов, тупости ума и апатичности
темперамента - и тогда это вовсе не добродетель; или вследствие внутренней
силы духа, не уступающего внешним во здействиям, - и тогда это есть
добродетель аскетическая (сводимая к нашей первой нравственной основе); или
вследствие кротости и любви к ближнему (caritas), не желающей воздавать злом
за зло и обидой за обиду, - и в таком случае это есть добродетель альт
руистическая (сводимая ко второй основе: жалости, распространяемой здесь
даже на врага и обидчика); или, наконец, терпеливость происходит из
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Корнев Павел
Каргалов Вадим
Куликов Роман
Сапковский Анджей