плоту во все лопатки, будто за тобой черти гонятся!
и меньше чем через две секунды уже плыли вниз по течению в полной тишине
и темноте, правя наискось к середине реки и не говоря ни слова. Я было
думал, что бедняге королю не поздоровится, а оказалось - ничего подобно-
го: скоро он выполз из шалаша и спросил:
Тогда мы зажгли свет и поужинали, а король с герцогом просто надрывались
со смеху, вспоминая, как они провели публику. Герцог сказал:
вать, чтобы остальные тоже попали впросак; так я и знал, что в третий
раз они нам собираются устроить сюрприз: думают, что теперь их черед.
Это верно - черед их; но я бы дорого дал, чтобы узнать, много ли им от
этого проку. Хотелось бы все-таки знать, как они воспользовались таким
случаем. Могут устроить пикник, если им вздумается: провизии у них с со-
бой довольно.
ров. Я еще никогда не видел, чтобы деньги загребали такими кучами.
сущие мошенники!
вестное.
Восьмого: наш против него прямо учитель воскресной школы. А возьми Карла
Второго, Людовика Четырнадцатого, Людовика Пятнадцатого, Иакова Второго,
Эдуарда Второго, Ричарда Третьего и еще сорок других; а еще были короли
в старые времена - англы, и саксы, и норманны - так они только и занима-
лись что грабежом да разбоем. Поглядел бы ты на старика Генриха, когда
он был во цвете лет. Вот это был фрукт! Бывало, каждый день женится на
новой жене, а наутро велит рубить ей голову. Да еще так равнодушно, буд-
то яичницу заказывает. "Подать сюда Нелл Гвинн!" - говорит. Приводят ее.
А наутро: "Отрубите ей голову!" И отрубают. "Подать сюда Джейн Шор!" -
говорит. Она приходит. А наутро: "Отрубите ей голову!" И отрубают. "По-
зовите прекрасную Розамунду!" Прекрасная Розамунда является на зов. А
наутро: "Отрубите ей голову!" И всех своих жен заставлял рассказывать
ему каждую ночь по сказке, а когда сказок набралось тысяча и одна штука,
он из них составил книжку и назвал ее "Книга Страшного суда ", - ничего
себе название, очень подходящее! Ты королей не знаешь, Джим, зато я их
знаю; этот наш забулдыга все-таки много лучше тех, про кого я читал в
истории. Возьми хоть Генриха. Вздумалось ему затеять свару с Америкой.
Как же он за это взялся? Предупредил? Дал собраться с силами? Как бы не
так! Пи с того ни с сего взял да и пошвырял за борт весь чай в Бостонс-
кой гавани, а потом объявил Декларацию независимости, - теперь, говорит,
воюйте. Всегда такой был, никому не спускал. Были у него подозрения нас-
чет собственного панаши, герцога Веллингтона. Так что же он сделал?
Расспросил его хорошенько? Нет, утопил в бочке мальвазии, как котенка.
Бывало, зазевается кто-нибудь, оставит деньги на виду - так он что же?
Обязательно прикарманит. Обещается что-нибудь сделать, и деньги возьмет,
а если не сидеть тут же и не глядеть за ним в оба, так обязательно наду-
ет и сделает как раз наоборот. Стоит ему, бывало, только рот раскрыть -
и если тут же не закроет покрепче, так непременно соврет. Вот какой жук
был этот Генрих! И если бы с нами был он вместо наших королей, он бы еще
почище обжулил этот город. Я ведь не говорю, что наши какиенибудь невин-
ные барашки, тоже ничего себе, если разобраться; ну а все-таки им до
этого старого греховодника далеко. Я одно скажу: король - он и есть ко-
роль, что с него возьмешь. А вообще все они дрянь порядочная. Так уж
воспитаны.
не поделаешь, так и в истории говорится.
вый сорт, хоть он и герцог. Когда напьется, так от короля его не отли-
чишь, ежели ты близорукий.
терплю.
кто они такие, и принимать это во внимание. Конечно, все-таки хотелось
бы знать, есть ли где-нибудь страна, где короли совсем перевелись.
Ничего хорошего из этого не могло выйти, а кроме того, так оно и было,
как я говорил: они ничем не отличались от настоящих.
Он часто так делал. Когда я проснулся на рассвете, он сидел и, опустив
голову на колени, стонал и плакал. Обыкновенно я в таких случаях не об-
ращал на него внимания, даже виду не подавал. Я знал, в чем дело. Это он
вспоминал про жену и детей и тосковал по дому, потому что никогда в жиз-
ни не расставался с семьей; а детей и жену он по-моему, любил не меньше,
чем всякий белый человек. Может, это покажется странным, только так оно
и есть. По ночам он часто, бывало, стонал и плакал, когда думал, что я
сплю, плакал и приговаривал:
дать мне вас больше, никогда не видать!
чим, он сказал:
гу что-то шлепнуло или хлопнуло, - от этого и мне вспомнилось, как я
обидел один раз мою маленькую Лизабет. Ей было тогда всего четыре года,
она схватила скарлатину и очень тяжело болела, потом поправилась; вот
как-то раз стоит она рядом со мной, и я ей говорю: "Закрой дверь! "
ется. Меня это разозлило; я опять ей говорю, громко так говорю: "Не слы-
шишь, что ли? Закрой дверь! "
меня и полетела на пол. Потом ушел в другую комнату, пробыл там минут
десять и прихожу обратно; смотрю, дверь все так же открыта настежь, де-
вочка стоит около самой двери, опустила голову и плачет, слезы так и те-
кут; разозлился я - и к ней, а тут как раз - дверь эта отворялась наружу
- налетел ветер и - трах! - захлопнул ее за спиной у девочки, а она и с
места не тронулась. Я так и обмер, а уж что я почувствовал, просто и
сказать не могу. Подкрался, - а сам весь дрожу, - подкрался на цыпочках,
открыл потихоньку дверь у нее за спиной, просунул осторожно голову да
как крикну во все горло! Она даже не пошевельнулась! Да, Гек, тут я как
заплачу! Схватил ее на руки и говорю: "Ох ты, моя бедняжка! Прости, гос-
поди, старика Джима, а сам он никогда себе не простит!" Ведь она оглох-
ла, Гек, совсем оглохла, а я так ее обидел!
ровку посредине реки, а на том и на другом берегу стояли городишки, и
герцог с королем начали раскидывать умом, как бы их обобрать. Джим ска-
зал герцогу, что, он надеется, это не займет много времени, - уж очень
ему надоело и трудно лежать по целым дням связанным в шалаше.
мы оставляли его одного: ведь если бы кто-нибудь на него наткнулся и
увидел, что никого с ним нет и он не связан, так не поверил бы, что он
беглый негр. Ну и герцог тоже сказал, что, конечно, нелегко лежать целый
день связанным и что он придумает какой-нибудь способ обойтись без это-
го.
как это устроить. Он одел Джима в костюм короля Лира - длинный халат из
занавесочного ситца, седой парик и борода из конского волоса; потом взял
свои театральные краски и вымазал Джиму шею, лицо, руки и все сплошь
густой синей краской такого тусклого и неживого оттенка, что он стал по-
хож на утопленника, пролежавшего в воде целую неделю. Провалиться мне,
но только страшней этого я ничего не видел. Потом герцог взял дощечку и
написал на ней:
дощечку к палке, а палку поставил перед шалашом, шагах в четырех от не-
го. Джим был доволен. Он сказал, что это куда лучше, чем лежать связан-
ному по целым дням и трястись от страха, как только где-нибудь зашумит.
Герцог советовал ему не стесняться и вести себя поразвязнее: а если кто-
нибудь вздумает совать нос не в свое дело, пускай Джим выскочит из шала-
ша и попляшет немножко, пускай взвоет разика два, как дикий зверь, - не-
бось тогда живо уберутся и оставят его в покое. Это он в общем рассудил
правильно; но только не всякий стал бы дожидаться, пока Джим завоет. Ес-
ли бы еще он был просто похож на покойника, а то куда там - много хуже!
Корнев Павел
Панов Вадим
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Шилова Юлия