парочку быков. Скрытно порывшись в рюкзаке, она извлекла три бутылочки
весьма сладкого шипучего лимонада местного производства.
он скорее усугубил, чем утолил нашу жажду. Около полудня мы наконец увидели
берег моря, и в потускневших глазах Адриана затеплилась искра надежды.
Дойдем до воды, объявила Марго, можно будет отдохнуть и искупаться.
и коричневых глыб, которые придавали берегу сходство с распаханным кладбищем
великанов. Адриан бросился на землю в тени огромного камня, увенчанного
миртом и карликовой зонтичной пинией, и скинул рубашку и обувь. Мы увидели,
что его ступни приобрели такой же тревожный багровый цвет, как лицо, да к
тому же покрылись волдырями. По совету Марго, он для закалки окунул ноги в
лужицу среди камней; тем временем мы с сестрой искупались и, освеженные
морской водой, сели в тени под скалой. Я сказал, что теперь не мешало бы
что-нибудь съесть и выпить.
рюкзаке?
брать еду, чтобы не перегружаться в такую жару, к тому же мы успеем
вернуться к ужину, если скоро тронемся в путь.
хоть еще лимонад?
по одной на каждого, правильно? Уж очень они тяжелые. И вообще я не понимаю,
с чего это ты расшумелся. Ты слишком много ешь, небольшой пост тебе только
на пользу. Тебе не мешает спустить жир.
А если бы и захотел, то не стал бы для этого шагать через весь остров.
пройтись с тобой, как ты уже кричишь-дайте есть, дайте пить! Привык все
время жить в роскоши.
Адриан.
лимонада и отправился к роднику, до которого было идти около километра вдоль
берега. Дойдя туда, я увидел человека, расположившегося у источника, чтобы
перекусить. Его изборожденное морщинами, смуглое обветренное лицо украшали
пышные черные усы. Ноги одеты в толстые носки из овечьей шерсти, как было
заведено у местных крестьян, когда они работали в поле; на земле рядом с ним
лежала широкая тяпка.
рукой на источник, словно предлагая воспользоваться его собственностью.
припал губами к светлой пульсирующей струе под перышками венерина волоса. Я
пил долго и жадно; никогда еще вода не казалась мне такой вкусной. Смочив
голову и шею, я сел с довольным вздохом.
наполнять бутылки.
та вода совсем другая, горькая, словно вдовий язык. А эта сладкая, добрая.
Ты иностранец?
лежали остатки трапезы крестьянина-полкаравая желтого, как первоцвет,
кукурузного хлеба, большие белые, лоснящиеся зубки чеснока и горсть крупных,
черных, как жуки, морщинистых маслин. От этого зрелища у меня потекли
слюнки, и я остро ощутил, что с раннего утра у меня ничего не было во рту.
типично крестьянской щедростью взялся за складной нож, чтобы поделиться.
удовольствием взял бы немного хлеба, но дело в том, что нас, так сказать,
трое. Моя сестра и ее муж, приврал я, тоже умирают от голода там, среди
скал. Крестьянин защелкнул нож, собрал остатки своего завтрака и подал мне.
допускает, чтобы иностранцы умирали с голоду.
сунул под мышку хлеб и бутылки и зашагал обратно.
деревьев-гроза надвигается.
вслух ничего не сказал. Возвратившись к своим, я увидел, что Адриан угрюмо
купает ноги в луже, а Марго загорает на камне, мурлыкая себе под нос. Вид
доставленных мной припасов привел их в восторг, и они набросились на
золотистый хлеб, маслины и чеснок, словно изголодавшиеся волки.
с таким видом, точно это она раздобыла провиант. - Это было прекрасно. А
теперь, пожалуй, пора трогаться в обратный путь.
прохладной воде, так отекли, что потребовались наши с Марго объединенные
усилия, чтобы обуть его. Но и после того, как мы втиснули ступни Адриана в
ботинки, он еле-еле передвигался, ковыляя, точно престарелая черепаха.
отставшему Адриану, когда мы прошли километра полтора.
свою молочно-белую кожу солнцу и ветру. Чуть больше трех километров отделяло
нас от дома, когда сбылось предсказание крестьянина насчет грозы. Летние
грозы зарождались в гнезде кучевых облаков в горах Албании, откуда жгучий,
словно дыхание топки, острый ветер стремительно нес их через море на Корфу.
Этот самый ветер и обрушился теперь на нас, кусая кожу и слепя глаза пылью и
клочьями листьев. Оливы стали из зеленых серебристыми, точно вдруг
повернулся боком рыбий косяк, и ветер рвался через миллионы листьев с гулом,
напоминающим исполинский прибой. Голубой небосвод с невероятной быстротой
исчез за пеленой свинцовых туч, кромсаемых коленчатыми копьями
бледно-лиловых молний. Неистовый палящий ветер усилился, и оливковые рощи
зашуршали, качаясь, будто сотрясаемые могучим невидимым зверем. Затем хлынул
дождь, крупные капли срывались с неба и хлестали нас, словно пущенные из
рогатки. И надо всем царили властные громовые раскаты, гулкие, рокочущие,
как будто там, за мятущимися облаками миллионы звезд, сталкиваясь,
разбивались на куски и рассыпались в пространстве лавиной обломков.
действием ливня и грома после знойного безветрия. Адриан не разделял нашего
восторга; он принадлежал к числу несчастных людей, боящихся грозы, ему она
представлялась чудовищным, устрашающим явлением природы. Мы пытались отвлечь
его песнями, но за раскатами грома он нас не слышал. Упорно шагая вперед, мы
наконец сквозь исполосованную дождем сумрачную листву олив увидели
приветливые огни нашего дома. Когда мы пришли туда и Адриан, чуть живой,
ввалился в холл, нас встретила мама.
она, увидела Адриана и ахнула: - Боже мой, дорогой Адриан, чем ты занимался?
его кожи перемежались с живописными синяками, он с трудом передвигал ноги и
стучал зубами так, что не в силах был слова вымолвить. Мама сперва отчитала
его, потом пожалела и уложила в постель, где он и оставался ближайшие
несколько дней с легким тепловым ударом, сильнейшим насморком и гноящимися
ступнями.
Ты ведь знаешь, что у него слабое здоровье. Так можно и убить человека.
что со мной скучно. Как аукнется, так и откликнется.
нашел в городе лавку, где продавали граммофонные иголки.
музыкальных орудий.
Наши вечера, будь то тщательно планированные или родившиеся вдруг на голом
месте, всегда были увлекательными, ибо редко все складывалось так, как было
задумано. В те дни, живя в сельской местности без сомнительных благ в виде
радио и телевидения, мы поневоле обходились такими нехитрыми видами
развлечений, как книги, пререкания, вечера, смех друзей, а посему
естественно, что вечера - особенно наиболее шумные - были настоящим
праздником, коему предшествовали нескончаемые приготовления. И даже после
благополучного завершения очередной вечеринки они еще долго давали пищу для
восхитительно желчных споров по поводу упущенных возможностей.
отдыхала от вечеринок и гостей и пребывала в благодушном настроении. План
нового праздника родился однажды утром, когда мы сидели на веранде и читали
свежую почту. Мама получила, в частности, огромную поваренную книгу под
названием "Миллион аппетитных восточных рецептов", щедро иллюстрированную
такими яркими глянцевыми изображениями, что прямо хоть вырывай страницу и