Чтение 32–й страницы книги ~Ремесло~

Мы победили!..
Было такое ощущение, что Мокер слегка помешался. Он так
кричал, что мы все хорошо его слышали. Баскин, морщась,
отодвинул трубку. Диана из кухни спросила:

-- Чего он хочет?
А Мокер все не унимался:

-- Мы просидели два часа в шикарном ресторане
"Блимпи". Я почти не заглядывал в словарь. Я был в
ударе. Даже официанты прислушивались к нашему
разговору. Наконец он сдался, протянул мне руку и
воскликнул: "Фаин! Я подумаю. Ты хороший малый,
Вилли! Америка нуждается в тебе!.. "
Мокер запнулся и деликатно прибавил:

-- "И в твоих друзьях,.. "

-- Так где же деньги? -- спросил Эрик Баскин.

-- Теоретически -- у нас в кармане. Он даст. Я
чувствую, он даст!

-- Кто -- он?

-- Ларри Швейцер!

-- Кто такой Ларри Швейцер?

-- Это большой человек! Фигура! Настоящий капиталист!..
Я все объясню. Не расходитесь. Пошлите Дроздова за
водкой. Я беру машину. Но у меня всего
шесть долларов и токен. Скиньтесь понемногу и ждите
меня внизу...
Через полчаса я уже разливал водку. Диана приготовила
фирменный салат. В салате были грибы, огурцы,
черносливы, редиска, но преобладали макароны.
Мокер говорил торопливо, сбивчиво и невнятно.
Вот что я усвоил из его рассказа,
Есть такой Ларри Швейцер. Мокер познакомился
с ним в еврейском центре. Швейцер -- адвокат и
бизнесмен. Скупает разоренные кварталы в Бруклине.
Делает косметический ремонт. И затем поселяет там
русских эмигрантов. То есть возрождает город.
При этом мечтает сыграть какую-то общественную
роль. А потом чуть ли не баллотироваться в Конгресс.
Для этого ему нужна общественная репутация.
Чтобы заслужить ее. Швейцер учредил "Комитет".
Задача "Комитета" -- оказание помощи российским
беженцам. Параллельно Швейцер организовал курсы
английского языка и музей неофициальной советской
живописи. Мокер, кажется, сумел убедить Ларри
Швейцера в необходимости еще одной русской газеты.
Причем Швейцеру вовсе не обязательно тратить
собственные деньги. Он может содействовать нам в
получении долгосрочного займа. Речь идет о
пятнадцати -- двадцати тысячах.
Итак, газета нужна этому типу как выразительный
штрих общественной репутации.
Швейцер и его родители -- американцы. Но дед,
естественно, из Кишинева. Так что эмигрантские
проблемы Швейцеру более или менее доступны...
Мокер перевел дыхание. Мы боялись верить. Эрик
Баскин сказал:

-- По-моему, рано бить в литавры. Дождемся
окончательного решения вопроса.

-- Но выпьем-то мы уже сейчас? -- забеспокоился
Дроздов.

-- Возражений. -- говорю, -- не имеется...

НАКАНУНЕ

Как это ни удивительно, деньги мы все же получили

-- шестнадцать тысяч. Я спросил у Мокера:

-- А почему не двадцать? Или не пятнадцать?
Мокер ответил, что круглая сумма -- это всегда
подозрительно. А в шестнадцати тысячах ощущается
строгий расчет.

СОЛО НА УНДЕРВУДЕ

Мой приятель Валерий Грубин деньги на
водку занимал своеобразно. Он говорил;
"Я уже должен вам тридцать рублей. Одолжите
еще пятерку для ровного счета... "

Таинственный Ларри Швейцер захотел с нами
познакомиться. Мы приехали в его служебный офис.
Это были две небольшие комнаты, заваленные всяким
хламом.
Баскин разочарованно поморщился. Но Мокер объяснил ему:

-- Миллионеры здесь не любят выделяться. В "Мерседесах"
разъезжают только гангстеры и сутенеры. А настоящие
богачи стараются выглядеть поскромнее.
Я говорю:

-- Наверное, меня все принимают за богача. Поскольку мои
единственные брюки лопнули на заднице...
Но тут появился Ларри Швейцер, Мокер стал представлять
нас. Баскина и Дроздова он назвал знаменитыми
журналистами, а меня -- знаменитым писателем. Каждый раз
Ларри дружелюбно восклицал: "О!,. "
Это был подвижный рыжеватый человек лет сорока. На его
кремовых брюках выделялась ровная
складка. Коричневые туфли блестели. Зеленая бобочка
облегала не слишком тощую поясницу. В Ленинграде так
одеваются продавцы комиссионных магазинов.
Ларри куда-то позвонил. Через минуту нам принесли
бутерброды и кофе.
Виля Мокер торжествующе взглянул на Баскина.
Мол, что я говорил?! Солидная фирма...
Дроздов предложил:

-- Может, сбегать за водкой?

-- Этого еще не хватало! -- прикрикнул Мокер.
Ларри достал блокнот, калькулятор и авторучку,
Потом сказал:

-- Я очень рад, что познакомился с вами. Америке
нужны талантливые люди. Я говорил с друзьями... Я
думаю, вы можете получить ссуду на издание еврейской
газеты. Но это должна быть именно еврейская
газета. Еврейская газета на русском языке для беженцев
из Союза. Цель такой газеты -- приблизить читателей к
еврейскому Богу и сионистским традициям.
Я попытался возразить:

-- Нельзя ли использовать более общую формулировку?
Например, "газета третьей эмиграции"? Без
ударения на еврействе. А еще лучше -- вообще не
указывать, кто мы такие. Издавать еженедельник для
всех, кто читает по-русски. Уделяя, разумеется, при
этом место и еврейскому вопросу. Так мы соберем
наибольшее число подписчиков.

-- Но ведь бегут из России, главным образом,
евреи? -- удивился Ларри.

-- Не только. Уехало довольно много русских,
грузин, прибалтийцев. Не говоря о смешанных браках.
Кроме того, советские евреи не очень религиозны.
Большая часть еврейской интеллигенции воспитана
на русской литературе,
Пока я говорил все это, Мокер страшно нервничал.
Он делал мне знаки. Затем с нежнейшей улыбкой
выговорил по-русски:

-- Заткнись, мудак, ты все испортишь, чучело
гороховое, антисемит проклятый!..
Но меня поддержал Баскин:

-- Я согласен. Еврейскую газету покупать не будут.
В этом есть что-то местечковое. И вообще, я не
люблю, когда мне ставят условия.

-- Интересно, -- возмутился Мокер, -- с каких
это пор? А в московских газетах тебе не ставили
условий?

-- Потому-то я и уехал, -- возразил Баскин.
Дроздов безмолвствовал. Он пил кофе и ел бутерброды.
Мокер сказал:

-- Одну минутку, Ларри.
И затем, обращаясь к нам, с едва заметным бешенством:

-- Вы просто идиоты! Человек готов нам помочь.
Он хочет, чтобы газета была еврейской. Вам жалко?
Укажем сбоку микроскопическими буквами: "Еврейская
газета на русском языке", и все. Будем раз в год давать
материалы по еврейской истории. Отмечать большие