равно неважно - Он тоже беспокойно приплясывает, оглядывается повсюду, все
ожидают что он что-нибудь выкинет, но ничего не происходит...
тусуются по Подвалу Времени и они все ждут и ждут как Семюэль Беккетовские
герои из его "Абиссинии" - А я, мне нужно что-нибудь делать, куда-нибудь
пойти, кого-нибудь встретить, и говорить и действовать, и я мельтешу и
тусуюсь вместе с ними -
платье черного шелка выставляющее на обозрение все ее прекрасные сумеречные
прелести, она выходит из туалета и падает снова - Вокруг кружат какие-то
шизовые персонажи - Сумасшедшие разговоры со всех сторон, я уже ничего не
запоминаю, это слишком безумно!
они смогут рассмотреть карту Сан-Франциско на стене - "Туристы из Бостона,
а?" говорит Ричард со своей идиотской ухмылкой -
домой в свою комнату в "Белл-отеле", хочу спать - Крепко как в горах, новые
поколения слишком безумны -
пытаюсь ускользнуть они не отстают от меня, тусуются туда-сюда, все мы здесь
тусуемся туда-сюда и ждем непонятно чего, это уже действует мне на нервы -
Это обезволивает меня и мне уже становится жаль так вот распрощаться с ними
и вырваться наружу, в ночь -
теперь я могу убраться отсюда -
открытой всю ночь, я звоню Рафаэлю чтобы сказать ему что утром мы
встречаемся у Чака - "Окей, но ты послушай! Пока я ждал тебя, я написал
стих! Обалденный стих! И он о тебе! Я обращаюсь к тебе! Можно тебе его по
телефону прочитать?"
получилось - " И он читает длинное безумное стихотворение по телефону, мне,
стоящему у прилавка с гамбургерами, и пока он орет и декламирует (и я
понимаю все, принимаю каждое слово этого итальянского гения переродившегося
из Ренессанса в нью-йоркском Ист-Сайде) я думаю "О Боже, как это грустно! -
У меня есть друзья-поэты и они выкрикивают мне свои стихотворения в городах
-- именно так я предвидел это в горах, празднество в городах перевернутое
вниз головой - "
когда-либо - ты уже начинаешь по-настоящему - великолепно - не
останавливайся - помни что нужно писать не останавливаясь, не думая, просто
пиши, я хочу услышать что там на самом дне твоего сознания".
и в том как он произносит это "понимаешь" ("паамаешь") есть что-то фрэнк
синатровское, что-то нью-йоркское, и что-то новое пришедшее в мир этот,
настоящий Поэт городских глубин, такой как Кристофер Смарт и Блейк, как Том
О`Бедлам, песни улиц и дворовых парней, великий великий Рафаэль Урсо на
которого я имел большущий зуб в 1953 когда он занялся этим с моей девушкой -
но чья это была вина? моя не менее чем их -- об этом написано в Подземных
[56] -
тихими и молчаливыми - Давай врубаться в тишину - тишина это все, все лето я
провел в тиши, я научу тебя."
печальный взволнованный голос в дурацкой телефонной трубке "мне грустно что
ты врубался в тишину, но я тоже буду врубаться в тишину, поверь мне, я буду
-"
его зовут, но когда мой старый братишка Мэл жил в "Белле" (и мы пили за
здоровье Омара Хайяма и наших прекрасных коротко стриженных девчонок в его
комнате под свисающей с потолка лампочкой), этот старик все время почему-то
психовал и орал что-то невнятное, доставал нас по-всякому - Теперь, через
два года, он совершенно изменился и стал какой-то весь скрюченный, ему 75, и
сутулясь он бормоча спускается в холл отворить тебе временное пристанище
твое, он полностью успокоился, смерть смягчила ему глаза, они уже видели
свет, и он перестал быть злым и надоедливым - Он мягко улыбается даже когда
я прихожу к нему (в час ночи) в то время как он стоит сгорбившись на стуле и
пытается починить часы в клетушке портье -- И с трудом спускается вниз
отводя меня в мою комнату -
moi-mИme.[57]"
не отвечает мне а просто открывает дверь и грустно улыбается, весь
согнувшийся, он говорит мне "Спокойной ночи, сэр - все в порядке, сэр" - Я
удивлен - 73 года он был капризным занудой, и вот теперь за несколько
оставшихся выпасть ему нежными капельками росы лет он готов ускользнуть из
этого времени, и они похоронят его скрюченного в могиле (не знаю уж как) и я
стану носить ему цветы - Буду носить ему цветы миллион лет -
падать мне на голову, они падают везде, это розы Св. Терезы, и непрерывным
дождем они льются и падают на все головы этого мира -- И даже на тусовщиков
и психов, гуляк и безумцев, даже на алкашей похрапывающих в парках, даже на
мышей все еще попискивающих на моем чердаке в тысяче миль и шести тысячах
футах вверх на Пике Одиночества, даже на самых ничтожнейших их них осыпаются
ее розы, постоянно -- И в наших снах нам всем это известно.
78
опоздав на встречу с Коди, Рафаэлем и Чаком Берманом - я вскакиваю и
натягиваю свою клетчатую хлопковую спортивную рубашку с короткими рукавами,
надеваю сверху холщовую куртку, штаны из холстины, и торопливо выбегаю на
свежий ерошащий волосы морской ветерок Утра Понедельника -- И О этот город
сине-белых полутонов! -- И этот воздух! Звонят величественные колокола,
позвякивают отголоски флейточек чайнатаунских рынков, потрясающие сценки из
старинной итальянской жизни на Бродвее где старые макаронники в черных
костюмах покуривают черные крученые сигариллы и потягивают черный кофе - И
темны их тени на белых мостовых в чистом полнящемся колокольным звоном
воздухе, а за четкой линией молочно-белых крыш Рембо[58] в бухте виднеются
заходящие в Золотые Ворота белые корабли -
свисающими колбасами, салями и провелоне, рядами винных бутылок и овощными
прилавками - и восхитительные кондитерские в европейском стиле - и над всем
этим вид на деревянную путаницу домов Телеграфной Горки где царят полуденная
лень и детские крики -
настоящее блаженство ("Угу, в таких педики ходят!", комментарий Рафаэля на
следующий день) и эгегей! вот и бородатый Ирвин Гарден идет по
противоположной стороне улицы - Эй! - кричу я, свистя и размахивая руками,
он видит меня и вытаращив глаза раскидывает руки в объятии, и прямо так вот
и бежит ко мне перед носом у машин этой своей дурашливой подпрыгивающей
походочкой, шлепая ногами - но его лицо значительно и серьезно в ореоле
величественной бороды Авраама, его глаза постоянно мерцают язычками свечного
пламени в своих глазных впадинах, и его чувственные полные губы краснеют
из-под бороды подобно надутым губам древних пророков собирающимся что-нибудь
этакое изречь - Когда-то я увидел в нем еврейского пророка причитающего у
последней стены, теперь это общераспространенное мнение, даже в нью-йоркской
Таймс была написана о нем большая статья именно в таком духе - Автор
"Плача", большой безумной поэмы обо всех нас изложенной свободным стихом и
начинающейся строчками: -
так далее.
так, например, в 1948 году в гарлемском притоне у него было видение
"гигантской машины, нисходящей с небес", громадного ковчега потрясшего его
воображение, и он все твердил "Можешь себе представить мое состояние - а ты
когда-нибудь видел наяву самое настоящее видение?
переродившийся Иисус из Назарета, но иногда он выводит меня из себя и тогда
я думаю что он вроде этих несчастных придурков из Достоевского, кутающихся в
рванину и глумливо хихикающих у себя в каморке -- В юности он был для меня
чем-то вроде идеального героя, и впервые появился на сцене моей жизни в 17
лет - И даже тогда мне почудилась какая-то странность в решительном тембре
его голоса - Он говорит басом, внятно и возбужденно - но выглядит маленько
замотанным всей этой сан-францисской горячкой которая меня например за 24
часа выматывает полностью - "Догадайся кто объявился в городе?"
по тротуару - Джек с Пика Одиночества шагает теперь рука об руку с бородатым
соплеменником -- повремените, розы мои - "Мы с Саймоном собираемся в
Европу!" сообщает он, "Чего б тебе не поехать с нами! Мать оставила мне
Панов Вадим
Андреев Николай
Конан-Дойль Артур
Самойлова Елена
Суворов Виктор
Зыков Виталий