Чтение 32–й страницы книги ~Триумфальная арка~

Равик встал.

- Никогда не буду с тобой так шутить. Теперь ты довольна?

Она кивнула.

- Не пойму, в чем дело, но для меня это просто невыносимо. Будто чья-то
рука тянется за мной из темноты. Этот страх... безотчетный страх, словно
что-то меня подстерегает. - Она прижалась к нему. - Защити меня.

Равик обнял ее.

- Не бойся... Я защищу тебя.

Она снова кивнула.

- Ты ведь все можешь...

- Еще бы, - сказал он голосом, полным грустной иронии, вспоминая Кэт
Хэгстрем. - Могу... конечно же, могу...

Она сделала слабое движение.

- Я приходила вчера...

Равик не шелохнулся.

- Приходила?

- Да.

Он молчал. Все сразу развеялось! Вчера он вел себя как мальчишка! Ждать
или не ждать - зачем все это? Глупейшая игра с человеком, который и не
думает вести игру.

- Тебя не было...

- Да.

- Я знаю, мне не следует спрашивать, где ты был...

- Не следует.

Жоан отошла от него.

- Я хочу принять ванну, - сказала она изменившимся голосом. - Я озябла.
Можно? Не разбужу весь отель?

Равик улыбнулся.

- Если хочешь что-либо сделать, никогда не спрашивай о последствиях.
Иначе так ничего и не сделаешь.

Она посмотрела на него.

- Когда дело касается мелочей, можно и спросить, а ежели речь идет о
важном - никогда.

- И это верно.

Она прошла в ванную и пустила воду. Равик сел у окна и закурил. Высоко
над крышами стояло красноватое зарево, бесшумно кружился снег. С улицы
донесся лающий гудок такси. На полу бледно мерцали хризантемы. На диване
лежала газета. Он принес ее вечером... Бои на чешской границе, бои в Китае,
ультиматум, где-то пало правительство... Он взял газету и сунул ее под
цветы.

Жоан вышла из ванной. Разгоряченная, она присела на корточки среди
цветов.

- Где ты был вчера ночью? - спросила она.

Он протянул ей сигарету.

- Ты и в самом деле хочешь это знать?

- Еще бы!

- Я был здесь, - сказал он после некоторого колебания, - и ждал тебя.
Решил, что ты уже не придешь, и ушел.

Жоан молчала. В темноте то вспыхивал, то угасал огонек ее сигареты.

- Вот и все, - сказал Равик.

- Тебе захотелось выпить?

- Да...

Жоан повернулась к нему.

- Равик, - сказала она, - ты действительно ушел только потому, что не
застал меня?

- Конечно.

Она положила ладони ему на колени. Сквозь халат он ощутил их тепло: то
было ее тепло и тепло халата, более знакомого и памятного, чем многие годы
жизни, и вдруг ему почудилось, что между халатом и Жоан давно уже существует
какая-то связь и она вернулась к нему откуда-то из прошлого.

- Равик, ведь я каждый вечер приходила к тебе. Ты должен был знать, что я
и на этот раз приду. А может, ты ушел просто потому, что не хотел меня
видеть?

- Нет.

- Если ты не хочешь меня видеть, скажи, будь откровенен.

- Я бы тебе сказал.

- Значит, не в этом дело?

- Нет, действительно не в этом.

- Тогда я счастлива.

Равик посмотрел на нее.

- Что ты сказала?

- Я счастлива, - повторила она.

Он помолчал с минуту.

- А ты понимаешь, что говоришь? - спросил он наконец.

- Да.

Тусклый свет, проникавший с улицы, отражался в ее глазах.

- Такими словами не бросаются, Жоан.

- Я и не бросаюсь.

- Счастье, - сказал Равик. - Где оно начинается и где кончается?

Он тронул ногою хризантемы. Счастье, подумал он. Голубые горизонты
юности. Золотая гармония жизни. Счастье! Боже мой, куда все это ушло?

- Счастье начинается тобой и тобой же кончится, - сказала Жоан. - Это же
так просто.

Равик ничего не ответил. Что она такое говорит? - подумал он.

- Чего доброго, ты еще скажешь, что любишь меня.

- Я тебя люблю.

Он сделал неопределенный жест.

- Ты же почти не знаешь меня.

- А какое это имеет отношение к любви?

- Очень большое. Любить - это когда хочешь с кем-то состариться.

- Об этом я ничего не знаю. А вот когда без человека нельзя жить - это я
знаю.

- Где кальвадос?

- На столе. Я принесу. Не вставай.

Она принесла бутылку и рюмку и поставила их на пол среди цветов.

- Знаю, ты меня не любишь, - сказала она.

- В таком случае, ты знаешь больше меня. Она взглянула на него.

- Ты будешь меня любить.

- Буду. Выпьем за любовь.

- Погоди.

Она наполнила рюмку и выпила. Затем снова налила и протянула ему. Он
выпил не сразу. Все это неправда, подумал он. Полусон в увядающей ночи.
Слова, сказанные в темноте, - разве они могут быть правдой? Для настоящих
слов нужен яркий свет.

- Откуда ты все это знаешь?

- Оттого что люблю тебя.

Как она обращается с этим словом, подумал Равик. Совсем не думая, как с
пустым сосудом. Наполняет его чем придется и затем называет любовью. Чем
только не наполняли этот сосуд! Страхом одиночества, предвкушением другого
"я", чрезмерным чувством собственного достоинства. Зыбкое отражение
действительности в зеркале фантазии! Но кому удалось постичь самую суть?
Разве то, что я сказал о старости вдвоем, не величайшая глупость? И разве
при всей своей бездумности она не ближе к истине, чем я? Зачем я сижу здесь
зимней ночью, в антракте между двумя войнами, и сыплю прописными истинами,
точно школьный наставник? Зачем сопротивляюсь, вместо того чтобы очертя
голову ринуться в омут, - пусть ни во что и не веря?

- Почему ты сопротивляешься? - спросила Жоан.

- Что ты сказала?

- Почему ты сопротивляешься? - повторила она.

- Я не сопротивляюсь... Да и к чему мне сопротивляться?

- Не знаю. Что-то в тебе закрыто наглухо, никого и ничего ты не хочешь
впустить.

- Иди сюда, - сказал Равик. - Дай мне еще выпить.

- Я счастлива и хочу, чтобы ты тоже был счастлив. Я безмерно счастлива.
Ты, и только ты у меня в мыслях, когда я просыпаюсь и когда засыпаю. Другого
я ничего не знаю. Я думаю о нас обоих, и в голове у меня словно серебряные
колокольчики звенят... А иной раз - будто скрипка играет... Улицы полны
нами, словно музыкой... Иногда в эту музыку врываются людские голоса, перед
глазами проносится картина, словно кадр из фильма... Но музыка звучит...
Звучит постоянно...

Всего несколько недель назад ты была несчастна, подумал Равик. И не знала
меня. Легко же тебе дается счастье.

Он выпил кальвадос.

- И часто ты бывала счастлива? - спросил он.

- Нет, не очень.

- Ну, а все-таки? Когда в последний раз у тебя в голове звенели
серебряные колокольчики?

- Зачем ты спрашиваешь?

- Просто так, чтобы о чем-нибудь спросить.

- Не помню. И не хочу вспоминать. Тогда все было по-другому.

- Всегда все бывает по-другому.

Она улыбнулась ему. Ее лицо было светлым и открытым, как цветок с редкими
лепестками, который раскрывается, ничего не тая.

- Это было два года назад, в Милане... - сказала она, - и продолжалось
недолго...

- Ты была тогда одна?

- Нет. С другим. А он был очень несчастен, ревнив и ничего не понимал.