щении... моя сила была ведь окончательно сломлена... но она еще раз ог-
лянулась и проговорила...
ние... Снова неумолчный шелест, словно от струящегося лунного света. И,
наконец, опять его голос:
загипнотизирован ее приказом... я слышал, как она спускалась по лестни-
це, как закрылась входная дверь... я слышал все и всем существом рвался
к ней... чтобы ее... я не знаю, что... чтобы вернуть ее, или ударить,
или задушить... но только бежать за ней... за ней... Но я не мог это
сделать, не мог шевельнуться, словно меня парализовало электрическим то-
ком... я был поражен, поражен в самое сердце убийственной молнией ее
взора... Я знаю, что этого не объяснить и не рассказать... Это может по-
казаться смешным, но я все стоял и стоял... Прошло несколько минут, мо-
жет быть пять, может быть десять, прежде чем я мог оторвать ногу от зем-
ли...
Вмиг слетел я с лестницы... Она ведь могла пойти только к станции... Я
бросаюсь в сарай за велосипедом, вижу, что забыл ключ, срываю засов,
бамбук трещит и разлетается в щепы, и вот я уже на велосипеде и несусь
ей вдогонку... я должен... должен догнать ее, прежде чем она сядет в ав-
томобиль... я должен поговорить с ней...
ял в оцепенении... Но вот... на повороте к лесу, перед самой станцией, я
вижу ее, она идет торопливым твердым шагом в сопровождении боя... Но и
она, очевидно, заметила меня, потому что говорит что-то бою, и тот оста-
навливается, а она идет дальше одна... Что она задумала? Почему хочет
быть одна? Может быть, она хочет поговорить со мной наедине, чтобы он не
слышал?.. Яростно нажимаю на педали... Вдруг что-то кидается мне напере-
рез на дорогу... ее бой... я едва успеваю рвануть велосипед в сторону и
лечу на землю...
мака, но он увертывается... Встряхиваю велосипед, собираясь снова вско-
чить на него... Но подлец опять тут как тут, хватается за велосипед и
говорит на ломаном английском языке: "You remain here" [8].
земец хватается за велосипед белого "господина" и ему, "господину", при-
казывает оставаться на месте. В ответ на это я бью его по лицу... он ша-
тается, но все-таки не выпускает велосипеда... Его узкие глаза широко
раскрыты и полны страха... но он держит руль, держит его дьявольски
крепко... "You remain here", - бормочет он еще раз.
бы наглеца.
его по голове, он все еще не отпускает. Тогда я прихожу в ярость... я
вижу, что ее уже нет, может быть она уже уехала... Я закатываю ему нас-
тоящий боксерский удар под подбородок, сшибающий его с ног... Теперь ве-
лосипед опять в моем распоряжении... Вскакиваю в седло, но машина не
идет... во время борьбы погнулась спица... Дрожащими руками я пытаюсь
выпрямить ее... ничего не выходит... Тогда я швыряю велосипед на дорогу
рядом с негодяем, тот встает весь в крови и отходит в сторону... И тогда
- нет, вы не можете понять, какой это позор там, если европеец... но я
уже не понимал, что делаю... у меня была только одна мысль: за ней, дог-
нать ее... и я побежал, побежал, как сумасшедший, по деревенской улице,
мимо лачуг, где туземцы в изумлении теснились у дверей, чтобы посмот-
реть, как бежит белый человек, как бежит доктор.
Где автомобиль?.. - Только что уехал... - С удивлением смотрели на меня
люди - я должен был показаться им сумасшедшим, когда прибежал весь в по-
ту и грязи, еще издали выкрикивая свой вопрос... На дороге за станцией я
вижу клубящийся вдали белый дымок автомобиля... Ей удалось уехать...
удалось, как должны удаваться все ее твердые, жестокие намерения...
все знают друг друга, всякая мелочь вырастает в событие... Не напрасно
простоял ее шофер целый час перед правительственным бунгало... через не-
сколько минут я уже знаю все... Знаю, кто она... что живет она в... ну,
в главном городе района, в восьми часах езды отсюда по железной доро-
ге... что она... ну, скажем, жена крупного коммерсанта, страшно богата,
из хорошей семьи, англичанка... Знаю, что ее муж пробыл пять месяцев в
Америке и в ближайшие дни... должен приехать, чтобы увезти ее в Евро-
пу...
двух или трех месяцев...
му, что до этой минуты сам еще понимал себя... сам, как врач, ставил ди-
агноз своего состояния. Но тут мной словно овладела лихорадка... я поте-
рял способность управлять своими поступками... то есть я ясно сознавал,
как бессмысленно все, что я делаю, но я уже не имел власти над собой...
я уже не понимал самого себя... я, как одержимый, бежал вперед, видя пе-
ред собой только одну цель... Впрочем, подождите... я все же постараюсь
объяснить вам... Знаете вы, что такое "амок"?
припадок бессмысленной, кровожадной мономании, которую нельзя сравнить
ни с каким другим видом алкогольного отравления... Во время своего пре-
бывания там я сам наблюдал несколько случаев - когда речь идет о других,
мы всегда ведь очень рассудительны и деловиты! - но мне так и не удалось
выяснить причину этой ужасной и загадочной болезни... Это, вероятно,
как-то связано с климатом, с это" душной, насыщенной атмосферой, кото-
рая, как гроза, давит на нервную систему, пока, наконец, она не взрыва-
ется... О чем я говорил? Об амоке?.. Да, амок - вот как это бывает: ка-
кой-нибудь малаец, человек простой и добродушный, сидит и тянет свою
настойку... сидит, отупевший, равнодушный, вялый... как я сидел у себя в
комнате... и вдруг вскакивает, хватает нож, бросается на улицу... и бе-
жит все вперед и вперед... сам не зная куда... Кто бы ни попался ему на
дороге, человек или животное, он убивает его своим "крисом", и вид крови
еще больше разжигает его.
бежит, бежит, не смотрит ни вправо, ни влево, бежит с истошными воплями,
с окровавленным ножом в руке, по своему ужасному, неуклонному пути...
Люди в деревнях знают, что нет силы, которая могла бы остановить гонимо-
го амоком... они кричат, предупреждая других, при его приближении:
"Амок! Амок!", и все обращается в бегство... а он мчится, не слыша, не
видя, убивая встречных... пока его не пристрелят, как бешеную собаку,
или он сам не рухнет на землю...
но только потому, что я это видел, я понимаю самого себя в те дни...
Точно так же, с тем ужасным, неподвижным взором, с тем же исступлением
ринулся я... вслед за этой женщиной... Я не помню, как я все это проде-
лал, с такой чудовищной, безумной быстротой это произошло... Через де-
сять минут, нет, что я говорю, через пять, через две... после того как я
все узнал об этой женщине, ее имя, адрес, историю ее жизни, я уже мчался
на одолженном мне велосипеде домой, швырнул в чемодан костюм, захватил
денег и помчался на железнодорожную станцию... уехал, не предупредив ок-
ружного чиновника... не назначив себе заместителя, бросив дом и вещи на
произвол судьбы... Вокруг меня столпились слуги, изумленные женщины о
чем-то спрашивали меня, но я не отвечал, даже не обернулся... помчался
на железную дорогу и первым поездом уехал в город... Прошло не больше
часа с того мгновения, как эта женщина вошла в мою комнату, а я уже пос-
тавил на карту всю свою будущность и мчался, гонимый амоком, сам не зная
зачем...
десять минут седьмого я был у нее в доме и велел доложить о себе... Это
было... вы понимаете... самое бессмысленное, самое глупое, что я мог
сделать... но у гонимого амоком незрячие глаза, он не видит, куда бе-
жит... Через несколько минут слуга вернулся... сказал вежливо и холод-
но... госпожа плохо себя чувствует и не может меня принять...
де, что она пошлет за мной... лишь после этого я занял номер в
Странд-отеле и потребовал себе в комнату две бутылки виски... Виски и
двойная доза веронала помогли мне... я, наконец, уснул... и навалившийся
на меня тяжелый, мутный сон был единственной передышкой в этой скачке
между жизнью и смертью.
ших в мягком, почти неподвижном воздухе и постепенно угасших в тихом не-
умолчном журчании воды, которое неотступно сопровождало взволнованный
рассказ человека, сидевшего во мраке против меня; мне показалось, что он
вздрогнул, речь его оборвалась. Я опять услышал, как рука нащупывает бу-
тылку, услышал тихое бульканье. Потом, видимо, успокоившись, он загово-
рил более ровным голосом:
думаю, что у меня была лихорадка, во всяком случае я был в состоянии
крайнего возбуждения, граничившего с безумием, - человек, гонимый амо-
ком. Но не забудьте, что я приехал во вторник вечером, а в субботу, как
я успел узнать, должен был прибыть пароходом из Иокогамы ее муж; следо-
вательно, оставалось только три дня, три коротких дня, чтобы спасти ее.
Поймите: я знал, что должен оказать ей немедленную помощь, и не мог го-
Максимов Альберт
Володихин Дмитрий
Березин Федор
Панов Вадим
Посняков Андрей
Свержин Владимир