телу загнанного аборигена.
достигал в длину пары метров, включая мясистые ноги и мощные когтистые
ступни.
Картограф.
разберет.
не понял меня. Может подумал про нас что нехорошее. В любом случае,
сам виноват.
умер собственной смертью, по собственному желанию. Мы до него даже не
дотрагивались, да и не было у нас никакого злого умысла...
Дотрагиваться до коричневой, ворсистой кожи, которая издалека была
принята за меховой комбинезон, не хотелось. Да и он брезговал, потому
что знал, что потом надо будет обязательно мыть руки, а это
затруднительно в полевых условиях.
Картограф.
Иногда растворяют в сильной кислоте.
быть ты еще предложишь его закопать?
Ксенобиолог. - Только ужасно антисанитарный.
поступим. Ведь не оставлять же его валяться - что мы, живодеры какие.
Скажут еще - сбежали с места...
закопает этого несчастного аборигена.
день черного юмора. - Людвиг! Ну что я могу поделать, если меня начала
мучить совесть! Все-таки это нас они испугались. Хорошо, что хоть один
оставался, а то сколько времени мы бы угрохали на их закапывание.
пышным ярко-желтым платьем. Потом подняла взгляд на Штурмана.
притворяется мертвым, чтобы уйти от наших, видимо нежелательных для
него вопросов?
уме. Она уже не первый раз за сегодняшний день подает повод в этом
усомниться. Потом дотянулся рукой до камушка и этим камнем потыкал в
кожу плеча существа.
притворяться.
ведь в сущности так мало о них знаем. Эх, жаль все-таки, что не
удалось у него узнать где расположены их фермы или теплицы.
Причем на этом процессе присутствовал только сам Штурман, потому что у
Картографа разболелась голова и она ушла в прохладу вездеходного
салона и, кажется, даже уснула. Ксенобиолог ни с того, ни с сего
принялась изучать растущие на лугу растения, а некоторые даже выкопала
и поместила в специальные ящички. Эти ящички, если их закрыть крышкой,
превращались в миниоранжереи с регулированием воздуха, влажности,
питания и освещенности.
собравшись вместе, легко пообедали и стали думать как поступить
дальше. На самом деле, выбор был невелик, но сложен. Особенно после
того, что они испытали. Теперь их троих связывало нечто такое - не
тайна, не секрет, но обстоятельство, от которого нельзя было
отмахнуться. Они словно побывали в бою. Они прошли через смерть,
столкновение с которой для всех троих было первым в жизни. И неважно,
что то была смерть другого человека (точнее, существа). Это не меняло
сути.
к реке, от которой мы удалились, - подытожил Штурман. - Мы также можем
вернуться на Корабль. И в третьих, мы можем устроить привал с тем,
чтобы Салли могла собирать свои образцы.
тошнит от всего этого. Меня всю наизнанку выворачивает. Давайте скорее
убираться отсюда, а там решим что делать дальше.
знать, может это видеокамеры.
питания. Потом астронавты дружно залезли в вездеход, машина
развернулась и продолжила движение.
Штурман и в ответ услышал, как одна девушка на него цыкнула, а другая
нервно хохотнула.
комедиа. Я как можно скорее собираю растения и пора уматывать с этой
негостеприимной планеты. Она мне надоела до самых чертиков!
Штурман, - а мы сами создаем себе дурацкие ситуации и потом не знаем
как из них выпутываться? Может быть это мы чего-то недорабатываем?
- Все сошлись во мнении, что планета отвратительно гадская, а ты один
начинаешь перечить. Как это называется?
циничный человек и все же обиделся на нее. Он надел очки и стал
глядеть на дорогу. Он подумал, что если еще раз заметит вдали
глорианцев, то больше не станет к ним подъезжать. Хватит с нас одной
попытки, - подумал он. - ("Попытка - не пытка?").
томило душу. Вот что, понял Штурман. В следующий момент он сбросил
свои очки, поднялся, открыл в потолке люк и, забравшись туда по
лесенке, уселся на крыше. Это стало совсем-совсем другое дело. Лукавый
ветер нежно щекотал его кожу, проникал в рукава и за ворот, теребил
волосы. Запахи свободы раздували ноздри. Впереди далеко и так близко
поднималась туманная гряда, прикрытая лесным подолом. Солнце слепило
не размором, а напротив, какой-то свежестью. "Мы едем, едем, едем, -
подумал Штурман. - Хорошее это состояние - быть в пути. Романтичное,
рождающее надежды и будоражащее воображение". Он мечтательно закрыл
глаза и попытался представить совершенно иную, может быть лелеемую, а
может быть абсолютно фантастическую картину.
мылом шоссе. Первыми двигались, открывая рев толпы, напирающей на
прогибающиеся под их давлением заграждения, полицейские на мотоциклах
поразительно идеальным строем три на три. Сразу вслед за ними
горделиво и предупреждающе, мол: мы тут контролируем и впредь
собираемся контролировать ситуацию, катили мощные, нарочито угловатые,
словно прикрытые доспехами воины, автомобили с мигалками. Они шли одна
за одной, непрекращающейся вереницей. Наконец, пошли сверкающие
бездонной чернотой лимузины официальной власти. Представителей власти,
вплоть до не совсем крупных чиновников, желающих принять участие в
этой уникальной процессии было столь много, что в кортеже собрались,
видимо, все когда-либо выпущенные на свет лимузины. Их было
нескончаемо много - до той степени, что смотреть на них приедалось. Но
как когда-нибудь кончается все на свете, так закончились и они, открыв
беснующейся толпе темно-зеленый, покрытый маскировочными пятнами
вездеход землян, на крыше которого в обнимку сидели Штурман и
Президент Глории, лениво и с неизменной улыбкой на устах помахивая
руками народу, как будто выражая с ним солидарность и делясь с ним
чувствами искренней радости. Замыкали шествие все те же "мигалки" и
опять же мотоциклы, как будто служа ажурным украшением этой
бесконечной колонны...
феерической полудремы.
уже видна.
возвращаемся к Кораблю? Ты что думаешь, Аи?
ораторского искусства.
Адамов Григорий
Прозоров Александр
Березин Федор
Круз Андрей
Круз Андрей
Распопов Дмитрий