Чтение 32–й страницы книги ~Время Оно~

левая рука куда слабее правой. Вот под нее и следует работать.

Хуже всего обстоит дело с землепашцами, поскольку их сила исходит
непосредственно из матушки сырой земли. Лядащий на вид мужичонко, бывало,
повергал на землю опытнейших бойцов. Поэтому лучше сделать вид, что
невместно дружиннику бороться с мужиком, - тогда хоть не опозоришься. Не
всегда поможет против силы бойцовская ухватка.

...Сила, с которой столкнулся Жихарь на долгожданном краю пустыни, была как
раз такая - мужицкая, земляная, цепкая, ухватистая, неистощимая. Еле
видимый в тусклом свете тонкого месяца противник сопел, приговаривал что-то
непонятное, силился повалить богатыря на песок.

Поначалу-то, захваченный сзади, Жихарь собирался перекинуть напавшего
вперед и грохнуть оземь - пусть-де его собственным весом пристукнет. Не
вышло. Вот они и топтались туда-сюда, ломая друг другу плечи.

- Чего тебе надо-то, человече? - время от времени спрашивал богатырь, но
противник, видно, не понимал его и все бормотал по-своему.

"Если до зари с ним не управлюсь - задавит он меня", - решил Жихарь, собрал
все как есть силы, извернулся, ухватил противоборца за мощную ляжку и
дернул изо всех сил. В дружине этот прием назывался "корчевание дубовное".

Противник рухнул наземь, увлекая за собой богатыря. Они катались по песку,
и незнакомец все что-то говорил, говорил. Покуда богатырь не начал кое-что
понимать. Это был язык царя Соломона.

- Не отпущу, покуда не благословишь! - вот что толковал незнакомец всю
ноченьку.

- Будь ты неладен, блин поминальный! - воскликнул Жихарь. - Так бы сразу и
сказал - благослови! Благословляю!

С этими словами облегчения он заехал незнакомцу в ухо.

Тот разжал смертельные объятия, откатился в сторону и встал на колени.

- И весь мой дом благослови, господин!

- Благословляю, - согласился Жихарь. - Жалко, что ли?

- Наречешь ли меня не Иаковом, но Израилем?

- Сколько угодно, - сказал Жихарь. - Только зачем драться-то?

- Буду ли побеждать человеков? - не унимался борец.

- Будешь, - вздохнул Жихарь. - Тебя еще малость поднатаскать - равного в
мире не сыщешь, хоть по ярмаркам бороться води. Ты с ума сошел, Яков, или
как тебя там? Ведь я тебе, дураку, ногу мог из сустава напрочь выдрать - ты
хоть это понимаешь?

- Скажи мне, кто ты, господин?

- Сперва давит, потом имя спрашивает, - проворчал Жихарь. Тут он вспомнил,
что имени здесь называть не следует.

- Я... - сказал он, - ну... словом, кто есть, тот и есть. Тебе не надо
знать.

- Я понял, господин! - в великой радости воскликнул Иаков-Израиль. - Ты -
Сущий еси?

- Аз есмь маленько! - важно подтвердил богатырь. - Я не только сущий,
правда, я еще и едящий, и пьющий - если поднесут в меру.

Светает в пустыне быстро, и теперь Жихарь смог как следует разглядеть
ночного супостата.

Супостат был много постарше богатыря, в его красивой черной бороде густо
переливалась седина. И в плечах он был пошире, и ростом повыше - как только
Жихарь с ним управился? Он помог Иакову встать. Тот, прихрамывая, сделал
несколько шагов.

- Эх, дядя, дядя, - укоризненно сказал богатырь. - Покалечил я тебе
ножку-то. А вольно ж тебе задирать кого ни попадя! И ведь не юнец, поди,
семья небось есть?

Семья у Иакова оказалась такая, что Жихарь присвистнул. Человек сто, не
меньше, мужчин, женщин и детей повылазили из драных шатров, раскинутых
вокруг костра. Это не считая многочисленных овец и верблюдов. Верблюды
ревели, женщины тоже. Видимо, не чаяли больше увидеть Иакова живым.

- Крепко живешь, - только и сказал Жихарь. - А кто над тобой княжит, кто
защищает, кому дань платишь?

- Никто надо мной не князь, - гордо сказал Иаков. - А защита моя - Господь
мой!

С этими словами он распластался перед Жихарем. Богатырь смутно
почувствовал, что его тут принимают за кого-то другого. Ну да это неплохо.

- Простри руку свою над домом моим! - потребовал Иаков.

- Чего с рукой сделать? - не понял богатырь.

Иаков досадливо крякнул, встал и показал бестолковому гостю, как надлежит
простирать руку.

- Благослови... - снова заныл он. Жихарь понял - пока тут всех как следует
не благословишь, жрать не дадут. Поэтому он безропотно вытянул вперед обе
руки и терпеливо ждал, пока Иаков подведет под Жихарево благословение весь
свой многочисленный род.

- Се - старшая моя жена Лия... Лия была такая страшная, что богатырь
расхотел жениться когда-нибудь вовсе, даже на княжне Карине.

- Се сыновья от нее - Рувим, Симеон, Левий, Иуда, Иссахар и Завулон...

- Здоровенные у тебя сыновья, - сказал Жихарь. - Они и без благословения
небось голодными спать не лягут - из зубов у кого-нибудь выхватят.

- Се - любимая моя жена Рахиль... Рахиль несколько примирила богатыря с
женским родом и очень выразительно глянула из-под платка.

- Иосиф и Вениамин, Дан и Неффалим, Гад и Асир... Ну, последние четверо,
правда, от рабынь.

Жихарь рабства не любил и нахмурился.

- Ну, это у меня не совсем рабы и рабыни, не как у фараона. Просто
прибьется человек к моему дому - как откажешь? И равных прав с домочадцами
ему тоже не полагается...

Иаков долго водил гостя вдоль шатров, потом среди стада. Наконец был
благословлен последний осел. Только тогда патриарх повел богатыря в свой
шатер, где на ковре уже дымились многочисленные блюда.

Жихарь ел, ел, ел, пока не уснул тут же, на ковре. Как с него снимали
сапоги и укладывали - он уже не слышал.

Во сне ему привиделась лестница от земли до неба, и не какая-нибудь там
приставная, нет - основательные каменные ступени. По лестнице, вздыхая и
вытирая мокрый лоб, поднимался Иаков. А сам Жихарь стоял наверху и обещал
гостеприимному хозяину с три короба - и того, и сего, и пятого, и десятого.
Обещал силу, могущество, долголетие, удачу... Во сне, известное дело, язык
без костей, и за подобные обещания человек отвечать ну никак не может.
Иаков же всему верил и кланялся болтуну на каждой ступени. "Хватит врать
человеку", - подумал Жихарь и проснулся.

Все семейство Иаковлево сидело у входа в шатер и молча, с великим почтением
наблюдало, как богатырь открывает глаза, как потягивается с хрустом...

Жихарю сделалось неловко - особенно после того, как потянула его природа
куда-нибудь в сторону, в кустики...

- Э! - хлопнул он себя по лбу. - Да ведь у меня еще собаки не
благословлены!

Он вскочил, промчался мимо, на ходу желая всем доброго утречка, - и
прямиком бросился в кусты, где, по его мнению, и находились
неблагословленные собаки.

Потом ему поднесли умыться - две пригоршни воды в глиняной миске.

- Ручей пересох, - объяснил Иаков. - Теперь придется сняться и следовать
дальше, искать воду...

- Не придется, - объявил Жихарь. Ему и в самом деле хотелось еще денек
поваляться на коврах под опахалами, отдохнуть и отъесться как следует. - Я
мастер воду добывать...

Он снял с шеи наговоренный платок, наполнил огражденное камнями малое
озерцо источника, потом велел подходить с бурдюками и кувшинами.

- Если бы у меня был такой платок, - вздохнул Иаков, - я бы сидел себе
спокойно на верблюжьей дороге и собирал серебряные сикли...

- Я бы тоже сидел, - заверил его Жихарь. - Да времени нету. Нужно мне
поспешать в город Вавилон...

- Ой-ой, - сказал Иаков. - Лучше бы тебе, господин, обойти тот город
стороной: нечестивы жрецы вавилонские и гордыни преисполнены. Всякого
путника хватает конная стража, ставит ему рабское клеймо и отправляет
строить дерзновенную башню. Построим, говорят, башню от земли до неба и
сделаемся как боги... Еле ноги унесли мы из того Вавилона.

- Я им настрою, - пообещал Жихарь. - Век моей работы не забудут...

- А все же обойди его, и благо тебе будет, и долголетен будешь...

- Не могу, - сказал Жихарь. - Пославший меня видит дальше меня. Кроме того,
и слово богатырское дадено...

Тем временем в жертву гостеприимству Иаковлеву принесли еще двух баранов.
Жены и рабыни хозяина ухитрялись из одного и того же мяса приготовить два
десятка не похожих друг на друга блюд. Были еще незнакомые сладкие плоды и
напиток сикера, мерзкий как по названию, так и по вкусу. Больше всего он
напоминал прокисшее пиво, но в голову ударял надлежащим порядком.

Дождавшись, покуда гость насытится, Иаков начал рассказывать свою печальную
историю о том, как некогда встретил у колодца маленькую Рахиль и сразу
влюбился в нее, и нанялся к отцу Рахили, хитрющему своему дядюшке Лавану в
работники, и волохал, как на каторге фараоновой, семь годочков, после чего
ему привели страшноватую Лию и не велели жаловаться, поскольку старшую
сестру выдают замуж вперед младшей.

Жихарь сочувственно кивал. Он сам-то в батраках вроде и недолго проходил, а
показалось за десятилетие.

Следующие семь лет бедолага Иаков отрабатывал уже непосредственно за
Рахиль, но подлецу дядюшке и этого показалось мало и работника терять не
хотелось. К четырнадцати годам трудов праведных прибавились еще шесть - уже
за приданое. Потом могучее терпение Иакова иссякло, и он бежал с женами, с
добром и домашними богами...

- Правильно сделал, - сказал Жихарь. - Зря только двадцать лет ждал. Я бы
сразу девку в охапку - и ходу...

- Так для чего же ты, господин, тогда мне этого не сказал? - простонал
Иаков. - Сделал бы мне откровение во сне...