ты как сегодня - держишь удар?
с мутноватой жидкостью.
пить практически сколько угодно.
бараньей задницы, какого хватило бы западноевропейскому крестьянину на
целый обед.
зал Ульянов. - То ли это от какого-то особого питерского шарма, то ли
люди здесь другие...
мнение Бени.
ложил Леха Горький.
это вечером, в семь часов. До этого мы еще успеем выпить и за солнечную
Италию, и за заблеванную Францию, и даже за пробуханную нашими предками
Палестину!
Бени, как и накануне, поспал "по ходу", а Горький с Пятницким оконча-
тельно отрубились к шести часам вечера.
Невский и решили пройтись пешочком, дабы освежиться перед предстоявшим
Николаю Ленину выступлением. Дождь недавно прекратился, и погода стояла
хоть и сырая, но вполне терпимая. Газа не жалели, и Невский проспект был
хорошо освещен. Как и накануне, Бени без конца вертел головой. Все его
интересовало: и взнузданные кони на мосту через Фонтанку, и Дума, и мая-
чившая вдали адмиралтейская игла. Найдя таким образом "дармовые уши",
Ульянов разболтался не на шутку.
весь Петербург, дорогой мой Бени! Завтра же мы с тобой совершим дли-
тельную прогулку, и я покажу тебе замечательные места. Кто только не
описывал это великое творение Петра!
туманную перспективу улицы, освещенную слабо мерцающими в сырой мгле фо-
нарями, на грязные дома, на сверкающие от сырости плиты тротуаров, на
угрюмых сердитых и промокших прохожих, на всю эту картину, которую обх-
ватывал черный, как будто залитый тушью, купол петербургского неба." Как
величественно сказано! Это Федор Михайлович Достоевский - гений тьмы.
бережную и добрался до Троицкого моста длиной в 1800 шагов, откуда мне
советовали посмотреть на город. Должен сказать, что это был один из луч-
ших советов, данных мне в жизни.
шейся перед моими глазами панорамой.
корабль пришвартованная к Аптекарскому острову двумя легкими мостами.
Над ее стенами возвышались золотой шпиль Петропавловского собора, места
вечного упокоения русских царей, и зеленая крыша Монетного двора. На
другом берегу реки, против крепости, я увидел Мраморный дворец, главный
недостаток которого заключается в том, что архитектор как бы случайно
забыл сделать ему фасад. Далее шли Эрмитаж..."
запрещенном "Учителе фехтования", наш друг Леха вероятно наблюдал в те-
чение четырех месяцев из окошка своей камеры.
не об этом. Ты знаешь, в гимназии я терпеть не мог словесности. Литера-
туру надо изучать не на уроках, не по расписанию, а по велению сердца.
Ты знаешь, что Антон Чехов не имел в гимназии высшего бала по литерату-
ре!? Что тут еще можно добавить!
лево. В отличие от Невского, набережная канала почти не освещалась, и
даже совсем близкая громада Казанского собора лишь смутно выделялась во
тьме. Миновав собор, они вскоре достигли цели своей прогулки - невысоко-
го угрюмого здания, где их уже ждали Кржижановский, Буренин и ряд других
товарищей.
рить оратору. Еще за кулисами Ульянов налил себе полный стакан "Ерофеи-
ча", затем он поднялся на кафедру и оглядел зал. В темноте неясно разли-
чались угрюмые лица рабочих, кое-где мелькали огоньки папирос, слышался
звон стаканов. Ульянов сделал несколько глотков и заговорил.
Санкт-Петербург, потому что за границей я очень скучал без этого города,
без вас и даже без полковника Бздилевича.
курили, однако же, еще усерднее. Как назло у Ульянова начался крайне
неприятный отходняк: его трясло, никак не удавалось справиться с икотой.
Сделав еще несколько глотков из спасительного стакана, он продолжил:
на моего возвращения. Важность текущего момента, товарищи, - вот что
заставило меня вернуться на родину. Сегодня, когда самодержавие маневри-
рует, когда силы царизма и революции уравновесились, когда наступил ре-
шительный момент, от всех нас требуется особая стойкость. Я знаю, что
многие из вас вовлечены сейчас в ожесточенную стачечную борьбу. Знаю,
что это очень нелегко, особенно для тех из вас, у кого есть жены и дети,
а таких, конечно, большинство. Но пусть ненависть к врагам вашим придаст
вам силы! Ненавидьте буржуазию, попов, псевдоинтеллигентов. Среди пос-
ледних особенно опасны адвокаты. Как говорил полковник Бздилевич, еще ни
один адвокат не был хорошим строевиком. А именно строевые качества сей-
час приобретают первостепенное значение. Ведь сегодня все мы в строю,
товарищи! В едином революционном строю. Как представители наиболее рево-
люционного класса, вы безусловно являетесь украшением этого строя. Но
рядом с вами и трудовое крестьянство, и прогрессивная интеллигенция, и
лучшие представители иных сословий. Рядом с вами в этом строю - лейте-
нант Шмидт и Лев Каскад, Максим Горький и Михаил Чигорин, Бенито Мусоли-
ни и, как знать, может быть сегодня уже, и полковник Бздилевич!
Ульянова. Постепенно, Ульянов разошелся и полностью завладел вниманием
аудитории...
лишь под утро, притащив на себе бесчувственного Бени. Ульянов был пьян в
дымину, плащ и кепку он где-то потерял, и неизвестный шутник написал ему
на лысине черной краской заборное слово из трех букв.
о скором приезде в Россию некоего полковника Бздилевича - пламенного ре-
волюцинера, защитника всех униженных и оскорбленных. Слух этот постепен-
но крепчал и распространился далеко за пределы столицы. Таинственный
полковник виделся людям то могущественным мессией - единственным, спо-
собным спасти несчастную Россию, то самим Иисусом Христом, второго при-
шествия которого народ ждал вот уже скоро две тысячи лет.
полковника Бздилевича.
столом, заваленным бумагами и картами, сидел последний русский император
и думал свою горькую думу.
падали в еще не замерзшую черную Неву. Ветер все усиливался, и можно бы-
ло ожидать наводнения.
ды. Он смотрел в другую сторону, где на стене висел его собственный
портрет. Николай был изображен в полный рост, в мундире, при всех орде-
нах. Он всегда считал себя профессиональным военным, хотя чином доволен
не был. Вот и сейчас император представил себе совсем другой портрет, в
ином мундире и с иными погонами. "Генерал Бздилевич!"- мысленно произнес
он. Увы, это были только мечты. На деле же Николай II навсегда застрял в
звании полковника, поскольку по восшествии на престол дальнейшее чиноп-
роизводство не полагалось по закону.
зался от престола и целиком посвятил себя военной карьере. Быть может,
тогда русский штык показал бы вонючим япошкам "почем пирожки с еб твою
мать". Но это была бы уже совсем другая история.
ми, и думать о военной карьере. Он перебирал в памяти эпизоды биографий
выдающихся полководцев: Александра Македонского, Цезаря, Ганнибала, Чин-
гисхана, Наполеона Бонапарта... Он мысленно представил себе портреты
этих великих людей, собранные в отдельной галерее в одном из залов Зим-