Чтение 32–й страницы книги ~Гибель 31-го отдела~

рассматривал его. Затем он положил блокнот в коричневый конверт, а конверт
запечатал и, надписав на оборотной стороне номер, сунул его в нижний ящик
стола.

После этого Иенсен пошел в буфет, механически отвечая по пути на
приветствия подчиненных. Он заказал стандартный завтрак целиком, получил
тесно уставленный поднос и прошел к угловому столику, который всегда за ним
числился. Завтрак состоял из трех ломтиков колбасного фарша, двух обжаренных
луковиц, пяти разваренных картофелин и кудрявого салатного листа. Сверху все
это было полито густым и клейким молочным соусом. Далее, к завтраку
полагалась бутылка пастеризованного цельного молока, четыре куска черствого
хлеба, порция витаминизированного растительного жира, плавленый сырок,
стакан черного кофе, скользкий пряник с сахарной корочкой и джемом.

Он ел медленно, жевал тщательно, с таким отсутствующим видом, словно
весь этот прием пищи не имел к нему решительно никакого касательства.

Разделавшись с завтраком, он долго и старательно ковырял в зубах. А
потом некоторое время сидел неподвижно, выпрямившись и сложив руки на краю
стола. Казалось, он никуда не смотрит, и те, кто проходил мимо, не могли
поймать его взгляд.

Через полчаса он вернулся в свой кабинет и сел за стол. Просмотрел
обычные сообщения -- о самоубийствах, об алкоголиках; наугад извлек из кучи
донесений одно, пытался прочесть его внимательно, но дело не клеилось.

Пот лился с него ручьями, мысли разбегались, не поддаваясь контролю, а
это с ним бывало редко.

Завтрак оказался непосильной нагрузкой для его желудка. Иенсен отложил
донесение, встал, пересек коридор и открыл дверь уборной.

Он притворил за собою дверь. Его вырвало. Он стоял спиной к двери и
думал, что в любую минуту сюда может кто-нибудь войти и выстрелить ему в
затылок. Если у вошедшего хороший револьвер, выстрел разнесет голову, он,
Иенсен, повалится лицом на унитаз, так его потом и найдут.

Когда спазмы в желудке прекратились, мысли обрели прежнюю четкость.

Иенсен умылся, смочил затылок и руки холодной водой, причесался,
почистил пиджак и вернулся к себе в кабинет.

XXVIII

Иенсен только успел сесть за стол, как зазвонил телефон. Он поднял
трубку и по старой привычке глянул на часы: 13.08.

-- Иенсен!

-- Слушаю.

-- Они только что получили письмо, как вы и предсказывали.

-- Да?

-- Мне звонил первый директор. Он в беспокойстве и сомнении.

-- Почему?

-- Как я уже сообщил вам утром, оба главы концерна -- шеф и издатель --
находятся за границей. Вся ответственность тем самым ложится на него, а он,
насколько я понимаю, не получил никаких указаний на этот счет.

-- На какой счет?

-- Насчет мер, которые он должен принять. Его, по-видимому, не
информировали заблаговременно о письме. И оно было для него равносильно
взрыву бомбы. Мне кажется, он даже не знал, что преступник арестован.

-- Понимаю.

-- Он несколько раз меня переспрашивал, можем ли мы гарантировать на
все сто процентов, что бомбы нет. Я ответил ему, что риск, во всяком случае,
ничтожный. Но гарантировать что бы то ни было, да еще на сто процентов...
Вот вы можете?

-- Нет.

-- Так или иначе, он просит выделить ему несколько человек на всякий
случай. Мы не можем отказать ему в столь законной просьбе.

-- Понимаю.

Начальник полиции откашлялся.

-- Иенсен!

-- Слушаю.

-- Вам незачем брать это на себя. У вас и без того была нелегкая
неделя, к тому же на этот раз мы имеем дело со случаем почти заурядным. А
кроме того...

Короткая пауза.

-- ...кроме того, директор не выразил особого восторга от возможности
новой встречи с вами. Не будем уточнять почему.

-- Слушаю.

-- Вышлите те же силы, что и в прошлый раз. Ваш непосредственный
помощник в курсе всех дел. Пусть он и командует.

-- Понял.

-- Если вам хочется, вы можете, разумеется, управлять операцией по
радио. Словом, поступайте по собственному усмотрению.

-- Понял.

-- Не сочтите мои слова за попытку дезавуировать вас. Я думаю, вам не
нужно это объяснять. Но, с другой стороны, у нас нет оснований не пойти
навстречу человеку, когда можно.

-- Понимаю.

Отдавая распоряжения начальнику патруля, Иенсен включил сигнал местной
тревоги.

-- Держитесь в тени. Не привлекайте внимания.

-- Слушаю, комиссар.

Иенсен положил трубку и прислушался к звонкам в помещениях нижнего
этажа.

Через одну минуту тридцать секунд машины выехали со двора. Часы
показывали 13.12.

Иенсен просидел минуту, пытаясь сосредоточиться. Потом он встал и
спустился в аппаратную. Полицейский вскочил из-за пульта и взял под козырек.
Иенсен сел на его место.

-- Где вы находитесь?

-- За два квартала от площади Профсоюзов.

-- Выключите сирены, когда проедете площадь.

-- Понял.

Голос у Иенсена звучал спокойно, как всегда. На часы он не смотрел.
Расчет времени был и так ясен до последней секунды.

Начальник патруля должен подъехать к Дому в 13.26.

-- Прошли площадь. Вижу Дом.

-- Ни одного человека в форме внутри Дома и перед ним.

-- Понял.

-- Пикет разделите на две части и поставьте в трехстах метрах от дома.
Перекройте оба подъездных пути.

-- Понял.

-- Увеличить дистанцию между автомобилями.

-- Сделано.

-- Следовать схеме прошлой недели.

-- Понял.

-- Сообщите мне сразу, как только оцените обстановку.

Разговор на время прервался. Иенсен разглядывал пульт. Дом принадлежал
к числу caмых высоких в стране и благодаря своему положению просматривался
из любой части города. Он всегда был перед глазами, и, откуда бы человек ни
ехал, Дом виднелся в конце его пути. Дом имел тридцать один этаж и стоял на
квадратном фундаменте. На каждой стене было по четыреста пятьдесят окон и
белые часы с красными стрелками. На облицовку пошла глазированная плитка,
темно-синяя у основания Дома, но чем выше, тем светлей. При первом взгляде
на Дом через ветровое стекло начальнику патруля показалось, будто Дом
пробивается из-под земли, как неслыханных размеров колонна, и вонзается в
холодное, по-весеннему безоблачное небо. Дом разрастался, заслоняя горизонт.

-- Мы у цели. У меня все.

-- У меня тоже.

Комиссар Иенсен взглянул на свои часы: 13.27.

Радист повернул рычажок.

Иенсен не шелохнулся и не оторвал взгляда от часов. Секундная стрелка
заглатывала время короткими торопливыми рывками.

В комнате стояла полная тишина. Лицо у Иенсена стало наряженное и
сосредоточенное, зрачки уменьшились, вокруг глаз побежали морщинки. Радист
испытующе поглядел на начальника.

13.34... 13.35... 13.36... 13.37...

В динамике что-то затрещало.

-- Комиссар?

-- Да.

-- Я видел письмо. Ясно, что его составил тот же человек. Буквы такие,
все такое. Только бумага другая.

-- Дальше.

-- Тот, с кем я говорил, ну, этот директор издательства, ужасно
волнуется. Дрожит -- наверно, от страха, как бы чего не вышло в отсутствие
шефов.

-Ну?

-- Они эвакуируют здание, совсем как в прошлый раз. Четыре тысячи сто
человек. Эвакуация уже началась.

-- Где вы сейчас?

-- Перед главным входом. Ну и народу!

-- Пожарные?

-- Вызваны. Одна машина. Думаю, хватит. Прошу прощенья... Надо
перекрыть улицу. Потом доложу.

Иенсен слышал, как начальник патруля отдает кому-то приказания. Потом
все стихло.

13.46. Иенсен сидел все в той же позе. И выражение лица у него не
изменилось.

Радист пожал плечами и подавил зевок.