вовсе не бредит и, более того, отлично помнит все, что с ним было накануне.
хорошая, но чересчур заметная. Заметут нас на ней, как пить дать. Теперь
так... Я спросить тебя хочу: ты как, со мной пойдешь или сам по себе?
могла прийти ему в голову: он собирался, проведя под крышей этой грязной
берлоги ночь, уехать куда-нибудь подальше, чтобы без помех обдумать свои
дальнейшие действия. Но прозвучавшее в заданном Баландиным вопросе
предложение о сотрудничестве заставило его задуматься. - Что ты думаешь
делать? - уточнил он свой вопрос.
другие предложения?
других предложений у него нет. В самом деле, что же еще остается, когда нет
другого выхода?
ним на грязном дощатом полу.
старухи есть, она ее где-то на кухне ныкает. И патроны есть, я видел. Надо
найти, сява.
мне, что такое волына.
и патроны...
куда не проникал лунный свет, было темно, как в угольной шахте. Чек сослепу
забрел прямиком в вешалку, запутался в висевшем на ней вонючем тряпье и
обрушил всю эту пыльную груду на пол, в последний момент каким-то чудом
ухитрившись подхватить саму вешалку, не дав ей загрохотать по голым доскам.
Старухин храп на мгновение прервался, но тут же возобновился с новой силой.
огляделся. На кухне царили запустение, грязь и густая вонь гниющих отбросов.
Никаких шкафов, кладовок и антресолей, где можно было бы спрятать длинное
охотничье ружье, здесь не было, но Чеку и в голову не пришло сомневаться в
словах Баландина: за короткое время их знакомства Чек успел убедиться в том,
что хромой волк не бросает слов на ветер. Если он говорит, что старуха
прячет ружье на кухне, значит, так оно и есть.
свете ощупывать кончиками пальцев грязные доски пола. В противоположном от
раковины углу он нашел то, что искал: одна доска немного подалась, уступая
его усилиям, и легко вышла из паза. Чек увидел узкую черную щель, на дне
которой тускло блеснул вороненый металл с серебряной насечкой и благородно
светилось гладкое красное дерево резного приклада. Патроны были здесь же, но
Чек не спешил вынимать их из тайника: длинное и тонкое, явно не теперешней,
штучной работы ружье очаровало его изяществом своих линий, заставлявшим
забыть о том, что он держит в руках инструмент для убийства.
сопровождаемый беспорядочным клацаньем выпадающих вставных челюстей.
от тайника. Чек приземлился на пятую точку, ухитрившись не выпустить из рук
ружье, и увидел косматый призрак, надвигавшийся на него, растопырив
костлявые руки и занеся для удара суковатую палку.
возьмешь! Одна память от мужа осталась, и за той пришли!
ружьем. Эта драка со старой вонючей ведьмой в освещенной луной
полуразрушенной кухне напоминала кошмарный сон. Дубина с силой опустилась на
вороненую сталь ружейного ствола, отскочила, вырвалась из слабой старческой
руки и откатилась в угол. Агнесса Викторовна, не растерявшись, вцепилась
обеими руками в ружье и рванула его на себя. Чек с ужасом понял, что не
знает, есть ли в стволах патроны. Если они были там, то эта игра в
перетягивание каната могла закончиться плачевно.
старую ведьму как следует, в полную силу, и удар получился совсем слабым -
не удар, а скорее предупреждение о намерении ударить. Зато старуха, словно
только того и ждала, с невероятной прытью задрала свою костлявую ногу и
наградила Чека полновесным пинком в пах, от которого он сразу потерял всякий
интерес к происходящему. Ружье он, тем не менее, не выпустил - скорее всего,
чисто рефлекторно. Он цеплялся за проклятую железяку, как утопающий за
соломинку, ничего не видя и ничего не чувствуя, кроме разрывающей боли в
паху.
сторону с упорством бульдога. Каждый толчок вызывал у Чека новую вспышку
боли, и вдруг все кончилось так же внезапно, как и началось. Старуха вдруг
отлетела в угол, как отброшенное небрежной рукой старое пальто, и с дробным
грохотом обрушилась на грязные доски пола. Звук был такой, словно кто-то
высыпал на пол полмешка картошки. Чек от неожиданности потерял равновесие,
упал, выронил ружье и наконец-то схватился обеими руками за низ живота,
баюкая ушибленное место.
забинтованный, изуродованный, от шеи до пояса брюк покрытый корявой вязью
татуировки, ощеренный и страшный.
старухой справиться не может... Бери гармонь, пошли отсюда на хрен.
не шевелясь, похожая на кучу заскорузлого тряпья, из которой торчали корявые
и грязные босые ступни с черными ороговевшими пятками и скрюченными
пальцами. Он вынул из тайника коробку с патронами и снова посмотрел на
старуху. Та по-прежнему не шевелилась и, казалось, даже перестала дышать.
руку от дверного косяка, за который он держался для устойчивости, подошел к
старухе, с трудом опустился перед ней на корточки, потерял равновесие,
тяжело упал на одно колено, упрямо вернулся в прежнюю позу и запустил
изуродованную руку в складки пыльной рванины, пытаясь нащупать пульс. Потом
он повернулся к Чеку.
тупая... Ну, кто ее просил соваться?
Будничность и кажущаяся незначительность того, что только что произошло на
его глазах и при его непосредственном участии, были страшнее всего.
а тут какая-то бомжиха. Если кишка тонка, лучше сразу беги в ментовку. Они
тебя пожалеют, сильно бить не станут.
спасла, а ты...
постанывая, и привалился здоровым плечом к стене, чтобы не упасть. - Что же
мне теперь, удавиться? Видишь, как оно повернулось. Я ж не специально, это
понимать надо. Несчастный случай. Да она сто раз могла на лестнице шею
сломать... Кости-то старые, хрупкие, а туда же - драться. Ты прости, мать, -
обратился он к трупу. - Не со зла я, не нарочно. Собирайся, сява, линять
надо - А.., она? - Чек кивнул в сторону трупа, держа в одной руке
злополучный ?зауэр?, а в другой коробку с патронами.
салют из этой берданки. Ты что, правда больной или только прикидываешься?
Собирайся, дурак. Ружье заверни, здесь тебе не тайга. И помоги мне одеться -
видишь, у меня с одной клешней ни хрена не получается...
коллекционным ружьем под мышкой, Чек на секунду остановился, охваченный
странным чувством. Он был уверен, что идет навстречу собственной смерти.
Было просто невозможно вернуться к нормальной жизни из этого кошмара, в
который он угодил, следуя собственным представлениям о том, как нужно жить.
Смерть теперь шла рядом, сильно припадая на изувеченную ногу, одетая в мятые
серые брюки и какой-то невообразимый древний пиджак на голое тело. Чек почти
наверняка знал, что жить ему осталось совсем мало, но дал себе слово, что
постарается умереть не раньше, чем увидит труп Рогозина. И еще одно обещание
дал себе Чек, стоя на пороге квартиры Агнессы Викторовны: обязательно
повидаться с мамой прежде, чем все это так или иначе закончится.
марша, окликнул его своим хриплым голосом, и Чек, вздрогнув, стал спускаться
по скрипучей деревянной лестнице.
ряда брошенных здесь на ночь беспечными хозяевами автомобилей, высматривая
подходящий.
бледно-голубой цвет ?иж-комби?, устало прижавшийся к обочине.
треснула, покрышки были лысые, а на передней дверце красовалась глубокая
вмятина. Чек нерешительно подергал дверную ручку со стороны водителя, как
будто рассчитывая на то, что она откроется. Дверца была заперта.
разбей, да поживее, пока не замели!
стороны водителя. Стекло хрустнуло и со звоном посыпалось на асфальт. Звук
получился совсем негромкий и какой-то будничный. Чек просунул руку в салон и
открыл дверцу. Положив длинный сверток с ружьем на заднее сиденье, он сел на
водительское место и открыл соседнюю дверцу. Баландин тяжело опустился на
Русанов Владислав
Самойлова Елена
Орлов Алекс
Каменистый Артем
Посняков Андрей
Шилова Юлия