братом в вас пошли.
- Тогда что это?
- У стервы крови отсосали, хотим проверить, не больна ли она какой
дрянью.
- А дальше?
- Если не больна, то съесть ее можно. Мать улыбнулась,
сообразительность сыновей порадовала.
- А что вы скажете, когда кровь в больницу привезете?
- Скажем, что она наша сестра...
- Что вы, какие еще сестры! - быстро и решительно мать вскочила с
табурета. - Скажете, что это наша родственница, приехала из Сибири, и мы
волнуемся, не больна ли она какой-нибудь гадостью.
Разговор был глупый. Но среди этих троих никто большим умом не
отличался, они были хитры, как хищные звери, но так же глупы и по-своему
наивны.
- Только долго там не торчите.
- Мы семь цветочков срежем, можно, мама? - спросил Илья.
- Для кого?
- Мы не девушкам, мы Федору Ивановичу.
- Он и так нам должен, - мгновенно вспомнила Наталья Евдокимовна.
- Вот и отработает. А это - чтобы он вас вспомнил.
- И не семь, а пять, - сказала Вырезубова.
- Хорошо, мама, как скажете.
- И не самых хороших. Берите кремовые, в правом углу оранжереи.
- Хорошо, мама, как скажете, так и сделаем.
Через тридцать минут микроавтобус уже мчался к близкому Клину.
Федор Иванович оказался на месте, в маленьком кабинете, с микроскопом
на столе. Стол был завален разнообразными стеклышками с фиолетовыми,
черными и розовыми мазками. Все стеклышки были подписаны. Федор Иванович
курил, стряхивая пепел прямо на пол.
Братья с букетом наперевес вошли в кабинет. Шприц с кровью находился
в спортивной сумке на плече Григория. Складывалось впечатление, что
мужчины появились в этом кабинете лишь для того, чтобы поздравить старого
знакомого с какой-то праздничной датой.
Федор Иванович немного опешил, он-то опасался, что Вырезубовы
появились в лаборатории, чтобы потребовать деньги, как-никак сорок роз
взял он на похороны тещи. А строгой договоренности, бесплатно берет или за
деньги, не существовало. Тогда Федор Иванович спешил, и времени для
разговоров не оставалось. Приезда Вырезубовых он ждал и боялся. Знал, те
рано или поздно появятся.
Букет в руке Ильи привел Федора Ивановича в недоумение.
- Это вам, Федор Иванович, от нашей мамы.
- Как она там? - мгновенно вспомнив угрюмую женщину, пробормотал
Федор Иванович.
- Она, как всегда, ни на что не жалуется. Много работает, - бодро
принялся рапортовать Илья, отдавая цветы Федору Ивановичу.
Тот мгновенно почувствовал, братьям от него что-то надо, значит,
разговор о деньгах не состоится. И это заведующего лабораторией
порадовало. Денег у него не было, похороны съели все, что накопили с
женой. Похороны всегда неожиданны, даже если это похороны тещи, которая
долго болела.
- У нас к вам просьба.
- Слушаю.
Григорий запустил руку в спортивную сумку и вытащил шприц, завернутый
в полиэтиленовый пакет, перетянутый аптечной резинкой. Он, как взятку
чиновнику, поискав чистое место на столе, аккуратно положил, а затем
пальцем, как конверт с деньгами, подвинул доктору.
- Что это такое? - строго спросил заведующий лабораторией.
- Кровь, - сладострастно произнес Илья тихим шепотом. - Тут у нас
такая история... Приехала родственница черт знает откуда, мы ее лет
двадцать не видели, у мамы возникло подозрение, не больна ли она. Вот мы
тайно и хотим проверить ее кровь.
Федор Иванович не стал вникать в суть этой глупой истории, он даже не
поинтересовался, как братья без желания родственницы смогли взять у нее из
вены кровь. Ему было все равно.
- На что проверить? - спросил он. - Надеюсь, не на сахар?
- На болезни всякие. Мама боится, что она больна гадостью.
- Значит, на СПИД?
- И на сифилис, - отводя взгляд в сторону, прошептал Илья.
В это время дверь в маленькую комнату открылась, вошла очень
красивая, статная женщина в белом накрахмаленном халате.
- Ну что, Федор Иванович? - вежливо кивнув незнакомцам, произнесла
Тамара Солодкина.
Федор Иванович все еще никак не мог привыкнуть к тому, что Тамара
опять работает в больнице в той же должности ассистентки хирурга, с
которой ушла. Он никак не мог взять в толк, какого черта такая красивая
женщина, судя по всему не бедная, таскается на работу. Если бы он получил
наследство от доктора Рычагова, то бросил бы работу в тот же день.
- Готовы результаты? - строго спросила Тамара.
- Еще пара минут. Присядьте, я вот с товарищами договорюсь...
- Ох, какие цветы! Впервые такие красивые вижу. Вырезубовы
улыбнулись. Они любили, когда их цветы хвалили.
- Я сколько ни пытаюсь хорошие розы вырастить, ничего не получается.
Разные кусты пробовала. Что за сорт у вас такой интересный?
И тут она увидела странный пакетик на столе. Федор Иванович накрыл
шприц ладонью и тихонько, словно подросток, которого родители застали с
сигаретой за домом, быстро и аккуратно, при этом краснея, спрятал шприц в
верхний ящик стола. Это действие Федора Ивановича не ускользнуло от
цепкого взгляда Солодкиной. Но она понимала, что лишних вопросов при
посторонних лучше не задавать.
- Сейчас, - Федор Иванович открыл сейф, вытащил папку, в которой было
три листочка, и принялся верхний лист заполнять.
- Когда нам зайти? - спросил Григорий.
- Завтра к вечеру.
Братья покинули кабинет Федора Ивановича.
- Странные посетители, - заметила Солодкина. - У вас что, день
рождения?
- Нет, они цветоводы, мои старые знакомые. Люди неплохие, помешанные
на цветах. Проведать приехали, давно не виделись.
О шприце с кровью Федор Иванович не говорил, и именно поэтому Тамара
запомнила странный сверток, суетливость завлаба и двух братьев,
удивительно похожих друг на друга.
Закончив писать, завлаб дунул на листок, словно писал чернильной
ручкой, а не шариковой, захлопнул папку и протянул Солодкиной.
- Еще что-нибудь надо? Заходите, не стесняйтесь, для вас, Тамара, я
совершу все, что угодно, кроме самоубийства Тамара поднялась. И тут Федор
Иванович схватил букет из пышных роз.
- Погодите, Тамара, это вам, - и немолодой завлаб великодушным жестом
преподнес шикарный букет не менее шикарной женщине.
Отказываться было глупо, цветы смотрелись великолепно. Да и какая
женщина, знающая себе цену, сможет отказаться от прекрасных роз!
Поблагодарив Федора Ивановича, с папкой в руках и с шикарным букетом, под
восхищенными взглядами больных и коллег-врачей Солодкина шла по коридору.
Тяжело было понять, что прекраснее - женщина или цветы в ее руках. Но
скорее всего и то, и другое было великолепно, а вместе они составляли
гремучую смесь, устоять перед которой просто невозможно. И тем большее
возникало искушение, когда разомлевшие представители сильной половины
человечества вспоминали, что у нее есть мужчина - Сергей Дорогин, которому
она предана душой и телом.
Тамара вернулась в свой маленький кабинетик, отгороженный от коридора
стеклянной дверью. Большие стекла двустворчатых дверей прикрывали белые,
собранные в гармошку занавески.
"Красивые цветы", - подумала женщина.
Многое из того, что она оставила на работе, когда ушла из больницы,
пропало. Не нашлось и вазы для цветов - пришлось делать импровизированную.
Из большой двухлитровой пластиковой бутылки для минералки. Острый
скальпель срезал верх бутылки, и получилась ваза, очень похожая на
стеклянную. Тамара пристроила ее на подоконник так, чтобы цветы были
заметны с улицы.
"Красивые, очень красивые!" - еще раз подумала она, прикасаясь
пальцами к розам.
И тут же отдернула руку. Лепестки показались ей скользкими. Она
приблизила лицо к цветам и понюхала.
"Запах у них странный... Розы бывают или благоухающими, или не пахнут
вовсе. А эти... - Тамара задумалась. - У них такой запах, словно нюхаешь
застоявшуюся на солнце воду, в которую набросали травы."
В лепестках угадывались тонкие прожилки, очень похожие на вены.
"Федор Иванович странный человек. Никогда бы не подумала, что у него
могут быть друзья, подобные братьям, которых я застала в кабинете.
Абсолютно разные люди, и непонятно, что их объединяет. Первый раз вижу,
чтобы кровь привозили на анализ люди, не имеющие никакого отношения к
медицине, прямо в шприце, завернутом в полиэтилен. Да, после того как
доктор Рычагов погиб, многое изменилось в нашей больнице. И все же я
счастлива, что вернулась. Нельзя жить без дела."
На Вырезубовых Солодкина тоже произвела неотразимое впечатление, но
своеобразное. На всех людей они смотрели под определенным углом зрения,
оценивая не только красоту, но и вкусовые качества.
- Ух, классная баба! Бедра какие! - облизывая губы, произнес
Григорий, топчась у машины. - Хотя я люблю больше молоденьких, с худыми
коленками.