Чтение 32–й страницы книги ~Смертоносный груз "Гильдеборг"~

предполагал.

- Никаких, - сказал я удрученно. - Собственно, ищу работу, но у меня
нет документов, - добавил я тихо. - Поэтому Беневенто и послал меня к тебе.

Он засопел и снова выпил.

- Так-так, неприятное дело... - Темные глаза следили за мной поверх
кружки. - Почему ты не остался у шефа, почему не продлил контракт? Деньги у
тебя есть?

- Немного.

Оливия поставила передо мной блюдо экзотически украшенного салата, а на
тарелке кусок полусырого мяса. Но о еде я даже и не помышлял. Моя судьба
находилась сейчас в руках этого толстяка.

- Что же ты делал, что у тебя нет денег?

Я снова молча пожал плечами.

- Ездил с Маретти в транспортере, пока он не погиб, а потом с
поручиком. Я просто боюсь, понимаешь это?

- Маретти?..

- Примерно два месяца тому назад.

И я, между едой, начал рассказывать историю фермы Хармеров. Салат был
такой же острый, как и цветистый, его было невозможно есть. Оливия убралась
за стойку бара к своим журна- лам, Гуцци сидел напротив меня, потел и с
помутневшими глазами понимающе кивал.

- Так Маретти погиб, бедняга Маретти... Я всегда говорил ему: хватит, у
тебя достаточно денег, брось это, наплюй на все. Он служил у Гофмана десять
лет, а это уж что-то значит.

- У меня истек срок договора, и я больше ничего не жду, - сказал я
твердо. - Когда здесь их дело лопнет, бог знает куда они подадутся.

Гуцци кивал головой в знак согласия. Его лицо вдруг стало серьезным,
почти осунувшимся.

- Это разумно, я понимаю тебя: рисковать сегодня не имеет смысла. Все
равно в конце концов все поднимут руки и выдадут нас неграм. Если бы у тебя
были деньги, я тебе продал бы весь этот гешефт, - он кивнул на бар, - вместе
с ней. Хочу, наконец, вернуться домой. Пять лет я служил, и все пять лет
здесь. Человек должен уметь сказать себе: достаточно! Да, для меня -
достаточно, и я хочу домой.

- Но у меня нет денег.

- Но у тебя нет денег. - Он глубоко вздохнул. - А что бы ты хотел
делать?

- Что угодно, лишь бы не слишком на глазах.

- Гм...

Белым носовым платком он вытирал лоб. Пиво начало проступать всеми
порами.

- Возможно, я о чем-то знаю... - он выжидательно посмотрел мне в глаза.
- Возможно...- и его лицо начала растягивать широкая улыбка. Потом он громко
расхохотался. - Л.С. Два символа света!

В недоумении я отодвинул прибор.

- "Любовь и Счет", балда! Это как раз то, чего тебе не хватает.

И он снова прыснул со смеху так, что его объемистый живот трясся и
подскакивал.

- Если это выйдет, получу две сотни, согласен?

Я кивнул.

- Так слушай! Уже вторую неделю здесь живет какая-то вдова, фермерша,
сумасбродная женщина, которая ищет белого шофера. Ей нужно куда-то ехать...
- он широко развел руки, - не знаю, видимо, очень далеко, а негра не хочет,
боится. Каждый день ездит в Умтали и ищет, как будто может найти здесь
белого шофера. Любой наплюет на такой бизнес. Но она наверняка имеет счет, и
ты можешь заиметь его, а может, и любовь тоже - это уж зависит от тебя, это
уж твое дело. Она настоящая африкаанер: прежде всего требует, чтобы перед
ней гнули спину и работали в поте лица. И по асфальтированным дорогам она,
вероятно, ехать не хочет.

Я поспешно обдумывал.

- Работать шофером у белой фермерши? А почему нет? А сколько...

- Не знаю, этим не интересовался, я тебе только рекомендую. Она
вернется вечером, я пошлю ее к тебе. Ты должен поломаться, заставить
поуговаривать себя...

Мне было ясно: надо продать себя как можно дороже. Гуцци потянулся и
зевнул.

- Ну хорошо, теперь тебе Оливия покажет бунгало, а я пойду прилягу.
Здесь человек должен беречь, свои силы, вечером еще поговорим. И не забудь,
получу две сотни! Оливия, посели господина!

Я вышел следом за юбочкой из травы. Длинные худые ноги, стройные прямые
бедра. Бегун на беговой дорожке, Бедняга Гуцци, он никогда ее не догонит,
она как антилопа - замучает любого бегуна. Я плелся за ней в полуденной
жаре. Кругом - клумбы с увядшими цветами. Кто их здесь поливает? Это была не
сухая жара выжженной саванны, а влажная духота, сохраняемая тропической
зеленью. Пиво и виски бродили у меня в крови. Здесь человек не должен
выпивать после обеда, после обеда только чай, остальное - вечером.

Оливия открыла двери в прохладное воздушное бунгало. Коридор, спальня,
ванная - я в уме начал подсчитывать, сколько запросит за это Гуцци. Оливия
вошла в ванную и повернула краник душа.

- Течет, господин.

Текла настоящая, живая вода. Брызгала ей на голые плечи и скользила по
грудям. Я протянул к ней руки. Она со смехом выскользнула.

- Извините, господин, шеф этого не любит, он избил бы меня за это.

Закрыла краны и длинными ногами протопала по каменному полу к дверям.
Мокрые следы испарялись на глазах.

- Ужин подается к восьми, - сказала она выжидательно, держась за ручку
двери. Видимо, хотела услышать, какое вознаграждение она получила бы за
удары Гуцци. Но меня одолела усталость двух последних дней, я потерял
желание обманывать нового приятеля. Времени достаточно, времени хватит на
все. Я хотел упасть на кровать и спать, удалиться в сны, в пустоту, дать
сознанию отдохнуть. Я даже не заметил, когда она ушла. Я сбросил одежду и
встал под душ. Мне было хорошо и без черной красотки. Потом я мокрым упал на
постель и закрыл глаза. Мгновение затухания, исчезновения. Мир, по которому
я бегу, стал невероятно далеким, во мне - глубокий тайник, стальной омут,
захлопну затвор и погружусь.

Когда я проснулся, солнце уже село. Через минуту наступит ночь. Голова
у меня была чистая и светлая. Что-то меня разбудило. Я лежал неподвижно,
напрягая сознание. Решительный стук послышался снова. Это был звук, что меня
разбудил. Я натянул на себя простыню.

- Войдите!

Из бесцветного сумрака вышла стройная белая женщина. Клумбы цветов за
ее спиной побледнели. Она была в спортивной юбке из парашютного шелка и в
черной блузке. Вдова! Вероятно, тридцати пяти лет, сумасшедшая фермерша
Гуцци. Африкаанер! Я не мог поверить своим глазам: передо мною стояла
Корнелия Шиппер!

У нее было невыразительное усталое лицо с синими кругами под глазами.
Ее удивление было, видимо, еще больше, чем мое. Она закрыла двери и стояла
неподвижно.

- Что вы здесь делаете? - спросила она, наконец, знакомым, немного
грубым голосом.

- Сплю, а теперь пойду оденусь, если позволите. Будьте любезны,
отвернитесь.

Но она не отвернулась и насмешливо смотрела, как я топаю, завернутый в
простыню, в ванную, насмешливо и с удовольствием, как тогда на нее смотрел
я. Тогда...

- У меня истек срок договора, - сказал я для ясности, когда снова смог
появиться перед ней. - Я боялся, что вас похитили, все считают, что это
так...

- Это хорошо, - улыбнулась она тихо. - Вы ведь так себе это и
представляли?

- Нет, я не так представлял. Из-за этого была карательная экспедиция.
Мы сожгли две мозамбикские деревни, а того парня на ферме повесили. Кто это
был? Вы знали его?

- Это мой раб, но я отпустила его - что бы я с ним делала в Голландии?
Он не хотел оставить ферму, ему некуда было идти.

- Раб?

- Да, я получила его от отца, когда еще была маленькой.

- А это можно?

- Вас это удивляет? В любом аэропорту вы можете встретить людей,
путешествующих с негритянскими детьми. Чаще всего их вывозят в арабские
страны. Это не так страшно, как вы себе представляете. Правительства терпят
или просто молчат. Здесь помогают их родителям, а у нового владельца о
ребенке хорошо заботятся: ведь он имеет свою цену. Родители не видят в
продаже детей ничего страшного, они довольны тем, что им удалось обеспечить
его будущее. И здесь проблемы с ростом населения. - Она снова снисходительно
улыбнулась. - Вы настоящий европеец, об Африке имеете искаженное
представление.

Я молчал. Это была правда: с воинской базы ничего не увидишь.

- А ваш муж? - спросил я.

Между бровей у нее возникла вертикальная морщинка.

- Умер, - ответила она подавленно. - Если бы мы остались, он мог бы еще
прожить пару месяцев, лет - бог его знает...

Отсутствующим взглядом она смотрела через окно на улицу. Ночь
приближалась.

Я зажег свет.

- Это расстроило все мои планы, - добавила она вдруг беспомощно. -
Детей я заранее отправила в Европу, у меня здесь дела. Для этого мне нужен
шофер-спутник, - сказала она. - Мистер Гуцци упомянул... Предлагаю вам
пятьдесят долларов в день. Я везу семейные реликвии одному родственнику.
Собственно, это старая рухлядь: кое-что из мебели, картины - все, что