светло-розовых цветов на обоях, как будто здесь она чувствовала себя
безопаснее, чем на улице, в этот ветреный летний вечер. - У нас красивая
комната. - Она желала бы разделить ее с ним, пока у него не будет
домашнего очага для них обоих.
кроме как у Сноу.
принял беспечный вид. - Если бы ты захотела. Я ничего не имею против.
сначала. Там могут быть затруднения. Ты боишься?
быть, вечером на набережной. Но так лучше, - добавила она, переводя взгляд
с "Победы" Ван Тромпа на оба зеркала. Она отошла от стены и подняла к нему
лицо; он знал, чего она от него ожидает, и с легким отвращением посмотрел
на ее полуоткрытый рот. Суббота, одиннадцать часов вечера, извечные
забавы... Он прижал свои твердые пуританские губы к ее губам и опять
ощутил сладковатый запах человеческой кожи. Он предпочел бы вкус пудры
Коти, или несмывающейся губной помады, или другой косметики. Он закрыл
глаза, а когда снова открыл их, увидел, что она, как слепая девушка, ждет
новой милостыни. Его поразило, что она не способна заметить его
отвращение.
улыбнуться ее растерянному, как у слепой, личику; он улыбнулся смущенно, с
неясным чувством стыда.
5
газетные стенды, никого не допрашивали. Малыш возвращался пешком вместе с
Дэллоу, он мог бы чувствовать себя победителем.
заметил Малыш.
известно, не из болтливых, Пинки.
шаркали подошвами, нащупывая дорогу, лица у них покрылись испариной. Малыш
двинулся по мостовой им наперерез; они играли что-то заунывное и жалобное,
вероятно, один из псалмов о тяготах жизни; это звучало, как глас,
предвещающий несчастье в минуту победы. Малыш подошел к поводырю и
оттолкнул его в сторону, тихо обругав; и все музыканты, услышав, что их
поводырь отошел, тоже неловко сделали шаг назад, прямо на мостовую. Там
они остановились в замешательстве, как баркасы, попавшие в штиль в суровом
и безбрежном Атлантическом океане; только когда Малыш миновал их, они
успокоились и стали бочком взбираться назад, ощупывая край тротуара.
они же слепые.
заметил, что они слепые, и устыдился своего поступка. Получалось так, как
будто его слишком далеко понесло на пути, по которому он хотел пройти
только определенное расстояние. Он остановился, прислонившись к парапету
набережной; будничная толпа спешила мимо, палящее солнце постепенно
опускалось к горизонту.
заслугам, но знай я, как все это обернется, может, и оставил бы его в
живых. Может, и не стоило его убивать. Этот паршивый репортеришка играл на
руку Коллеони, из-за него и Кайта пришили. Кто станет переживать за него?
- Вдруг он оглянулся через плечо. - Где я раньше видел этого типа?
хватить чего-нибудь. Послушай, Пинки, все же идет прекрасно. Никто ни до
чего не докапывался.
Я убил Спайсера и женюсь на девчонке. Уж кажется, я делаю все, что надо.
ты знаешь, что я убил Спайсера. Друитт тоже. Не хватает только Кьюбита, и
тогда мне придется и его укокошить, чтобы на этот раз уж наверняка
спрятать концы в воду.
подозрительным после смерти Кайта. Тебе просто нужно немного развлечься.
в сторону Франции, неведомой страны. Позади него, за отелем
"Космополитен", за Олд-Стейн, за Люис-роуд, простирались меловые холмы,
поселки, скот бродил вокруг запруд - там была тоже неведомая страна. А
здесь он чувствовал себя как дома: многолюдное побережье, несколько тысяч
акров жилых домов, узкая полоска электрической железной дороги, ведущей в
Лондон, две-три станции с буфетами и сдобными булочками. Это были владения
Кайта, они были достаточно хороши для Кайта, а когда Кайт умер в зале
ожидания на вокзале Сент-Панкрас. Малыш как будто лишился отца,
завещавшего ему никогда не покидать родных мест. Он унаследовал даже
привычки Кайта: обкусывал ногти, никогда не пил спиртного. Солнце, как
каракатица, скользя опускалось за море, в мучительной агонии.
Сопротивляясь, оно, словно кровью, окрашивало небо своими лучами.
со мной и Кьюбитом в "Червонную даму" и отпразднуем нашу удачу.
попойки?
отыскивая среди сухих водорослей окурки и объедки. Чайки, до его
приближения как свечи стоявшие у самой воды, поднялись и с криками улетели
под мол. Старик подобрал какой-то башмак и сунул его в мешок; одна чайка
слетела с набережной, в темноте она пронеслась между железными сваями
Дворцового мола, белая и стремительная, полустервятник, полуголубь... В
конце концов, человек ведь должен когда-то все познать...
зажигаются фонари, но полная темнота еще не наступила, и в сероватых
сумерках свет автомобильных фар казался таким же слабым и ненужным, как
свет ночника в детской. Рекламные плакаты тянулись вдоль автострады;
дачные домики, заброшенная ферма, густая, засыпанная мелом трава у
повалившейся ограды, ветряная мельница с огромными растопыренными крыльями
- там можно выпить чаю или лимонаду.
Кьюбит.
сзади на откидном сиденье. В зеркальце водителя Малышу было видно, как он
слегка подпрыгивал вверх и вниз на сломанных пружинах.
бензоколонкой. Ресторан когда-то перестроили из амбара тюдоровских времен,
старая планировка двора определила расположение главного зала и баров, на
месте бывшего загона для скота был устроен плавательный бассейн.
в этом притоне их невозможно подцепить. Тут все уж очень шикарное.
остановился и мотнул головой в сторону девушки, одиноко сидевшей со
стаканом в руке у длинной хромированной стойки под старыми стропилами.
что он был мировой парень, мы, дескать, сочувствуем твоему горю.