во время завтрака с письмом в руке и сказал: "Боже мой, старика убили". Он
пару раз упомянул об убийстве мистера Брука и пытался извлечь максимум
информации из английских газет. Однако впоследствии от него нельзя было
добиться ни слова, когда речь заходила об этом преступлении. Потом началась
война. В сорок четвертом нам сообщили о гибели Джима, и мы считали, что его
нет в живых. Я.., я стала просматривать его бумаги. Я наткнулась на эту
ужасную историю, следила за ее развитием от письма к письму. Разумеется, я
ничего не могла предпринять. Я даже узнать почти ничего не могла, только
нашла в старых газетах скудные сведения о том, что мистер Брук был заколот и
что полиция подозревает в его убийстве мисс Фей Ситон. Только на той
неделе... События никогда не происходят одно за другим, правда? Они
обрушиваются на вас как лавина!
англичанок, возвращающихся из Франции, и под одной из них была надпись:
"Мисс Фей Ситон, которая в мирное время работала библиотекарем". А один из
сотрудников рассказал мне о знаменитом "Клубе убийств" и сообщил, что в
пятницу там будет выступать с докладом профессор Риго, проходивший
свидетелем по делу Брука. - Теперь в глазах Барбары стояли слезы. -
Профессор Риго терпеть не может журналистов. Он никогда прежде не выступал в
"Клубе убийств", опасаясь, что туда пригласят представителей прессы. Для
того чтобы встретиться с ним наедине, я должна была бы предъявить пачку
писем, объясняющую мой интерес к делу Брука, а я не могла - вы понимаете? -
не могла впутывать Джима во все это! Мой визит мог иметь ужасные
последствия. И я...
что ищете библиотекаря, мне пришло в голову... "О Господи! А вдруг..." Вы
понимаете, что я имею в виду?
околдовала вас, что я подумала: "А что, если я признаюсь ему во всем? И,
поскольку ему нужен библиотекарь, попрошу его найти Феи Ситон и рассказать
ей о существований человека, который знает, что она стала жертвой гнусной
инсценировки? Возможно, они встретятся в любом случае, но если я еще и
попрошу разыскать ее?!
сумочку.
что это была всего лишь моя глупая фантазия. А возможно, меня немного
задело, что Фей сразу покорила вас.
сомнения, что ее признали невиновной в убийстве мистера Брука, а это было
важнее всего. Она стала жертвой гнусных слухов, способных отравить жизнь, но
нельзя восстановить погубленную репутацию. Не будь я даже так малодушна, чем
бы я смогла ей помочь? Ведь я сказала вам перед тем, как выпрыгнула из
такси, что не понимаю, какая теперь от меня польза!
свет на убийство мистера Брука?
волосами, она полезла в сумочку и достала четыре сложенных, густо исписанных
листа бумаги.
писал его в день убийства. Сначала он сообщает - торжествующе! - о том, что
его план очернить Фей и добиться желаемого увенчался успехом. Затем письмо
неожиданно приобретает совсем другой характер. Взгляните на конец!
неразборчивым почерком человека, находящегося вне себя, была сделана
приписка, над которой обозначено время: 18.45. В трясущемся вагоне
мчавшегося поезда слова плясали перед глазами Майлса.
оставили его на крыше башни, и кто-то поднялся туда и заколол его. Я должен
поскорее отнести письмо на почту и прошу тебя никогда никому не
рассказывать, о чем я тебе писал. Если Фей свихнулась и убила старика, когда
он пытался откупиться от нее, мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о
том, что это я распространял о ней слухи. Все это может показаться странным,
и к тому же я ведь не ожидал ничего подобного. Прошу тебя, старина. Пишу
второпях.
Майлс прямо-таки видел пишущего их человека.
обессиливала. Подумать только, ему никогда не пришло бы в голову, что Гарри
Брук , или какое-то смутное подозрение все-таки возникало? Профессор Риго
неверно истолковывал поступки этого милого юноши. Тем не менее Риго
нарисовал - и очень ярко нарисовал - портрет человека нервного и
неуравновешенного. Майлс сам как-то назвал его неврастеником.
детали, разработал этот дьявольский...
того, влюблен ли он в Фей Ситон, теперь их больше не было.
невиновной, ошеломленной, напуганной. Как он смел усомниться в ней! Он
смотрел на все через кривые линзы, он спрашивал себя едва ли не с
отвращением, смешанным со страстью, какая злая сила таится в этих голубых
глазах. А все это время...
чувствует, что над ней тяготеет проклятие.
своей правоте. - Поэтому она так вела себя прошлой ночью. Она, справедливо
или нет, полагает, что существуют некие силы, которым она не может
противостоять, и что над ней тяготеет проклятие. Я не претендую на то, что
могу предсказать, как будут дальше развиваться события, но в этом я уверен.
Более того, ей грозит опасность. Доктор Фелл сказал, что, если она
попытается осуществить свои планы, может произойти нечто ужасное. Поэтому он
приказал мне перехватить ее любой ценой и не покидать ни на мгновение. Он
сказал, что речь идет о жизни и смерти. Помогите же мне сделать это! Мы
обязаны помочь ей, зная все, что ей довелось пережить. Через долю секунды
после того, как мы выйдем из вагона...
сознания подали ему предупреждающий сигнал. Этот сигнал сообщил ему, что
впервые за весь путь поезд подъехал к остановке, а он не слышал ее названия.
услышал некий звук, заставивший его окончательно прийти в себя. Это был тот
тихий звук, который издают двери, начиная закрываться.
дежурный. Поезд плавно тронулся с места, Майлс вскочил и, посмотрев в окно,
увидел написанное белыми буквами на голубом фоне название станции:
"Камден-таун".
сознавал. Он помнил только, как бросился к дверям и яростно пытался засунуть
пальцы между створок, чтобы раздвинуть их. Кто-то сказал: "Полегче,
приятель!" Солдат-австралиец проснулся. Заинтересованный полицейский встал.
повернувшись лицом к стеклянной части двери.
от поднявшегося в этом душном помещении ветра. Он прекрасно видел Фей Ситон:
в открытом твидовом пиджаке и черном берете, с тем же смущенным, печальным,
страдальческим выражением лица она шла к выходу, в то время как поезд уносил
Майлса в туннель.
Глава 16
неподалеку от станции метро, за кирпичной аркой виднелся глухой переулок.
стояли два дома, пострадавшие от бомбежки, но заметить это можно было лишь
по состоянию окна. Справа от этих домов располагалось здание не то фабрики,
не то склада, на котором красовалась надпись:
протезы". Из вывески на одноэтажном доме с заколоченными окнами явствовало,
что некогда здесь можно было поужинать. Два дома, стоящие следом и
выкрашенные в неопределенный серо-коричневый цвет, выглядели более или менее
нормально: в них даже сохранились кое-где оконные стекла.