меньше. Ты вернешься и начнешь заново, как человек.
уговаривая его, пытался просить, в конце концов сказал:
напившись, Перов способен на все. Когда мужчины дерутся, женщины страдать
не должны. Если Олег решится на такое, его посадят надолго, очень надолго.
Все им наворованное конфискуют. А Ирина? И Ветров, на всякий случай,
написал завещание.
Шутина.
отлично. Вы установили, кто положил в сберкассу деньги, полученные Павлом
перед смертью. Поздравляю! - Шутин явно издевался, а Лева вытер в
буквальном смысле холодный пот. Как он мог узнать? Как? - Когда мне к вам
прибыть? - спросил Шутин.
подражать интонации Шутина, ответил Лева.
серьезно. - Конечно, глупость я сморозил. Рязань. Сберкасса. Деньги мне
дал Павел. Взаймы. Боялся, не поверите. Вы и не поверите. Ваше дело. Я не
убивал Павла, но догадываюсь, кто это сделал. А убийца догадывается, что я
догадываюсь. Понимаете? Вам надо беречь меня. Святая простота...
пропуск.
недоумениях.
выявлена пятнадцать минут назад. Шутин звонит и сообщает, мол, он знает,
что мы вышли на сберкассу.
спросил Гуров.
указал на него Леве, и тот снял трубку.
что раздался выстрел.
пистолет "Вальтер". Шутин был убит выстрелом в висок.
посмотрел на Леву, как бы спрашивая: "Ну, что теперь будем делать,
инспектор?"
больницу.
желтизной. Он перенес уже третью операцию и знал: надежды нет никакой. Он
умирал от рака горла, бинты подхватывали его подбородок, казалось, не рак,
а именно бинты душат его. Тогда, два года назад, операция прошла
благополучно, и лишь врачи знали, что опухоль была злокачественная, сейчас
об этом знали все, и он сам знал.
колени, и бездумно смотрел на истонченный желто-прозрачный профиль "шефа".
Семен Семенович говорить практически не мог, а Олег не хотел. Они молчали.
Олег не знал, зачем пришел, им и раньше говорить было не о чем. Старик
кончился, Олег жалел его, как жалеют совершенно постороннего человека,
себя он жалел значительно больше.
Олег наклонился, губы умирающего шевельнулись, наконец он чуть слышно
прошептал:
повернуться и сказал:
прохожих, выпил все содержимое, посуду выбросил в урну и вытер ладонью
губы. С минуту он стоял неподвижно, равнодушно разглядывая неширокую
малолюдную улицу. Наконец коньяк начал действовать, тепло разлилось по
телу, наполнило энергией. Олег повел плечами, потер руки, словно собираясь
приниматься за работу, и оглянулся в поисках такси.
зевнув, уставился в ветровое стекло.
называл свой цех, закрывается. Домой? Там Иришка, ее голубые, застывшие в
ожидании неизвестно чего глаза загонят его в гроб быстрее, чем милиция и
коньяк. Смотреть осуждающе и вопросительно она умеет, однако от денег не
отказывается, тратит все, сколько ни дай. Интересно, злорадно подумал
Олег, как бы она посмотрела, посади ее снова на сто восемьдесят. И на
жратву, и на квартиру, и на тряпки. Коньяк делал свое дело старательно,
Олег стал самоуверен и воинствен. "Поужинаю, а там видно будет", - решил
он и сказал:
официантка его заметит, и все вспоминал прозрачный профиль Семена
Семеновича, его сухие, пересохшие от боли губы и сиплый шепот: "Я думал
тут... С этими врачами можно неплохой гешефт провернуть..." В могиле уже,
а все о том же. Неужели и я такой буду или уже такой?
блокнот и карандаш. - Один?
Уэльского угощала? Нет? Так представь себе, что я он и есть. Распоряжайся.
ломился от еды, в центре красовалась вазочка с черной икрой. Олег выпил
фужер коньяку, закусил икрой и посмотрел на разнообразие закуски тоскливо.
А ведь было время, когда возможность заказывать что угодно, не думая о
деньгах, радовала его, делала в собственных глазах фигурой значительной.
жестом указал на стол. - Князь ждет даму?
присесть. Тот кивнул, сел, закинув ногу на ногу, взял маслинку.
смерти они виделись редко. Сейчас Олег был рад любому, пусть Шутин, лишь
бы не находиться одному.
словно опаздывал куда-то. Евгений наблюдал за ним и насмешливо улыбался.
Олег чувствовал насмешку, злился, пил, пьянел и злился еще больше.
меня ведь допрашивали о том, как я раздобыл пистолет, "Вальтер", который
был у Павла.
пистолет исчез, и убили Павла именно из него.
выдержал паузу, - я и ты...
неопределенного возраста. Звали его когда-то Николай, последние годы -
Ника, фамилия его затерялась. В пятидесятые годы Ника блестяще воплотил на
экране чей-то образ, но сейчас уже мало кто помнил, чей именно и в какой
картине. Никто не видел Нику пьяным, однако его не удава лось встретить и
трезвым. Вместе с фамилией у него исчезли деньги, чувство собственного
достоинства и возраст. В клубных домах Москвы Нику знали все, и он знал
всех и все, несмотря на свое постоянное "подвешенное" состояние, Ника
обладал феноменальной памятью.
рюмками Перова и Шутина.
минеральной. - Вот как в нашей жизни случается, жил человек, писал
чего-то, творил себе, как умел... Чик. - Ника щелкнул пальцами, изображая
выстрел. - И что? Думаете, покойник? - Ника совершенно не обращал внимания
на красивую усмешку Шутина и равнодушное молчание Перова. - И классик!
Сейчас его трехтомник готовят к печати. Кто знал Павлушу при жизни? А
теперь его в бронзу и на пьедестал. Интересно мне, кому Пашка так поперек
горла встал? С удовольствием на того Дантеса взглянул бы. Вот уж он локти
кусает.
Убить ведь хотел, а возвеличил, ох, возвеличил убийца Павлушу Ветрова. -