Чтение 32–й страницы книги ~Кто ответит?~

Десять спортивных костюмов "Адидас" возвратили мои мысли
к железнодорожным погромам - там было что то связанное
именно с такими костюмами.

Мы аккуратно сложили вещи обратно в коробки. Специалист
из отдела криминалистики тщательно запер замки.

- Ну поехали теперь к нам в гости Лямзин, - сказал я. -
Посмотрите что изменилось там с поры вашей юности.

- Ненавижу вас, - бесцветно, очень устало произнес Иван
фразу, которую я слышал десятки раз.

Но по тому, как поднялся он со стула, как пошел к выходу,
понял я: будет Лямзин молчать. Упорно и тупо. Ошибся я.
Первое его дело с толку сбило, воспоминания тех, кто знал
этого Ваню младым и зеленым. Закалился трусоватый шалопай
Ваня в превратностях судьбы своей, изменился, выработал, что
ни говори, а позицию, утвердился в ней и сдавать ее не
желал. Я же на психологию его рассчитывал как на психологию
мелкого лавочника, боявшегося потерять приобретенное: хлам
свой, жизнь затхлую, но на теплом диване... и -
просчитался. Наверное, потому, что такой лавочник перед
лицом своего идейного врага превращается в рассвирепевшего
быка. И никакие уж тут бандерильи его не устрашат. А
может, всерьез воспитали Ваню крутые дяди, привив ему
философию неизбежного риска и неизбежных потерь: дескать,
жизнь - копейка, судьба - индейка, и вообще: раньше сядешь,
раньше выйдешь, а деньги - мусор, и наметет его всегда
негаданным ветром...

Выходя из подъезда, Лямзин внезапно попытался оттолкнуть
оперативников... Возникла какая-то смятенная сутолока,
мгновенно, впрочем, пресеченная.

- Ты мне... фокусы брось! - сурово предупредил Ваню
участковый, цепко ухвативший его за плечо.

- Все, начальник, фокус был последним, - с глумливой
улыбочкой, необычайно чем- то довольный, согласился Ваня.

Я оглядел улицу: никого... Что это? Сигнал кому-то,
предупреждение? - очевидно же, неспроста это...

- Ну, я свободен? - спросил меня участковый, когда Ваню
с почетом усадили в наш автомобиль. - Инструкции ваши
уяснил, не беспокойтесь...

- Чего он дергался-то? - спросил я озадаченно. - А?

- Психует... - недоуменно вздернул бровь милиционер. -
Характер ведь выказать надо...

- Давайте все же покумекайте, - попросил я. - Может...
выбросил он чего-нибудь у подъезда?..

- Улики? Мы же смотрели.

- Не нравится мне... Кукольник все же, шулер... Я в
прокуратуре сегодня допоздна. Так что, будет повод,
звоните.

- Ну... покумекаю, - согласился он, покосившись на дверь
подъезда.

МАТЕРЫЙ

Чувство опасности не подводило его никогда. Вот и сейчас
противным холодком цепенело все тело, в которое будто бы
целились невидимые штыки, и как ни убеждал себя: чушь,
нервы, - убедить не мог. Слежки он не заметил, да и как
заметишь: занимаются им, Матерым, гвардейцы, а у них и
техническая база, и гибкая, без пошлых "хвостов" тактика с
секретами и вывертами неведомыми...

Интуиции он верил слепо. Начал вычислять: если
прицепились, то когда? Много он успел проколоть адресов? С
ужасом понял: невероятно много... И вдруг решил для себя:
все, надо резать концы. Одним махом.

Притормозил у дома Прогонова. Подхватив кейс, прошел в
подъезд, гадая - "засветил" ли он адрес Виктора
Вольдемаровича, или покуда нет? Как бы там ни было - лишь
бы не взяли тут, сейчас...

Он расстегнул пиджак, сдвинув легким движением пальца
предохранитель "парабеллума", засунутого за пояс. Будут
играть милицейские оркестры на похоронах, если затеяли в
данную минуту что-либо граждане сыщики...

Нет, осадил себя, давай без излишней уверенности...
Вспомни одного большого мастера каратэ, коего на уголовщину
потянуло... Предчувствовал мастер арест, но хвастался,
кичась силой: мол, поглядим, как они меня брать будут... Я
их... в кисель... в компот... А они защемили пустозвона
дверью в метро и повязали, как бобика, - тявкнуть не успел.
Так что скромнее, Матерый, утихомирься, ты не ухарь-пижон.

Позвонил в дверь. Желто-горящий "глазок" на секунду
потемнел. Затем звонко щелкнул замок и показалось
настороженное лицо Прогонова.

- Один? - спросил Матерый, холодно впиваясь в лживые
глаза Виктора Вольдемаровича.

- Пока... один.

Матерый прошел в комнату, положив на обеденный стол кейс,
раскрыл его, вытащил несколько пухлых пачек денег,
перетянутых резинками.

- Документы, - потребовал кратко.

Прогонов, вкрадчиво улыбаясь, провел ладонью над
деньгами, и те исчезли, словно растворились.

- Минуточку! - попросил учтиво и скрылся в смежной
комнате. Вернулся с небольшим свертком. - Прошу, -
протянув сверток, сообщил сокрушенно: - Как понимаю, твой
последний заказ. Выполнен он на совесть, сомнениями не
обижай. М-да. Что-то мы все о делах... Может, чаю?
Или... хорошее бренди? Отдохнем..:

Матерый, не слушая его, сунул сверток в карман пиджака,
подошел к окну, вгляделся в темноту. Покачал головой
глубокомысленно, прикидывая...

- Слышь, Вольдемарыч, - сказал, не оборачиваясь. -
Надеюсь, хвост я за собой не привел, но рисковать не стану.
Чую: паленым несет... Гаси свет, открывай окно - тут
пожарная лестница вроде рядом...

- У меня же там гортензия! - озабоченно всплеснул руками
хозяин. - На подоконнике... Ради всего святого -
осторожнее... Да, учти - здесь пятый этаж...

- К черту гортензию, - на выдохе процедил Матерый. -
Свет гаси, сказал же! Отрываться надо. И портфель... а,
себе оставь!

Под завывающие причитания Прогонова он стал на
подоконник. Стараясь не смотреть вниз, легко прыгнул в
темную пустоту, тут же ухватившись руками за перекладину из
ржавой арматуры. Повис, нащупывая занывшей от удара о
железо ногой опору...

Улица освещалась слабо, стена дома терялась в темноте, и
это его порадовало.

Стараясь не шуметь, спустился вниз. Отер ладонь о
ладонь, стряхнув ржавчину и прах старой, облезлой краски.

Затем, скрываясь в кустах шиповника и жасмина, буйно
разросшихся на широком газоне, двинулся параллельно улице
прочь.

Ну и все. "Волгу" пришлось бросить - плевать! "Волга"
ворованная, техпаспорт фальшивый; три года, к тому же,
машине - пусть пойдет на запчасти нуждающимся. Через
месяц-два от нее остов останется - народ наблюдателен, точно
угадывает бесхозное... А может, и выплывет эта "Волга", как
довесок к деяниям Анатолия... Но да от него теперь не
убудет, как бы ни прибывало...

Он перевел дыхание, глубоко и радостно ощутив внезапное
чувство свободы. В воздухе были разлиты запахи молодой
травы, первых цветов мая; росистая, бодрящая свежесть...

И вспомнилось: когда-то, точно так же, кустами, таясь,
он пробирался закоулками портового города к сладостной
неизвестности романтического будущего...

Бедный, нескладный волчонок... Обнять бы тебя,
утешить... да только кому?

Это сейчас бросаю всякие "волги", как рухлядь, а тогда
мечтал о велосипеде как о чем-то недостижимо-волшебном.

Он зажмурил глаза, с силой тряхнув головой, - как бы
отгонял наваждение.

Не расслабляйся, рано. Думай. Ясно, целенаправленно,
исключительно по существу. Итак. Куда теперь? Ваню
навестить? А если засада там? Тогда... хотя бы возле
подъезда пройти - вдруг, да есть на двери знак какой?
Допрыгался! Зачем вертелся, зачем петлял, следы путая?
Чего добивался? Указание Хозяина выполнял? Ну, кое-кого
напугал, приструнил, но толку? Отринуть налаженное дело
никто не захотел - даже те, кто клятвенно обещал с испугом в
глазах. И понятно - вольготный стиль жизни у людей
выработался, достаток и... иллюзорное ощущение