шагнул к зарешетчатому окну, крикнув в раскрытую форточку: - Эй,
бугор, сука! Ко мне!
отделилась одна - низкорослая, полненькая, услужливым колобком
подкатившаяся к "вахте".
обращающегося к рабу, произнес Харитонов. - Холодной чтоб... И
если какой-нибудь фуфель плавать там будет...
как вдруг в пьяный мозг Харитонова вклинилась иная навязчивая
идея, и он снова заорал в форточку, призывая зека вернуться,
однако тот его не услышал, и свой окрик ефрейтор подкрепил
короткой очередью из пулемета в воздух. Неподотчетные патроны у
конвойных водились, утаиваемые в значительных количествах после
учебных и тренировочных стрельб.
плечи.
ухмылкой партнеру по картам: - Обосрался бугор, мажем, кацо?
от заполнившей караулку пелены пороховой гари. - Оборзэл,
бэспрэдэл...
форточку. - Пусть этот воды принесет... полковник, во! Заставлю
служить гада! Строевым шагом чтоб... По-ял?
похоже, наложивший в штаны.
колоду.
ефрейтор, усаживаясь за стол и грозя многозначительно скрюченным
перстом. - Чтоб службу не забывал! Мы его уставу научим... Мы
его, бля...
меня трубку.
службу знают, не хрена тут названивать! Бздительность, х-ха,
проявляют! Стоять там смирно на вышаке! Проверю, с-сук!
давай!
нижнюю челюсть, схватил пулемет и, направив его на партнера, с
силой передернул затвор.
мне пришло отчетливое понимание, что, видимо, боек щелкнул по
старому, ранее уже неоднократно надбитому капсюлю...
вился, поднимаясь к низкому потолку, белесый горький дымок...
моросящий дождичек ливень, голубое корневище молнии извилисто
раскололо небо в квадрате оконного проема, и грянул жутким
знамением беды раскатистый гром...
торжественностью привстал с табурета, нащупал свободной рукой
свой автомат, дернул крючок затвора, послав патрон в ствол, и
отчужденно произнес:
неотрывно смотреть невидящим взором на окаменевшего в пьяном
недоумении ефрейтора, слегка вздернул ствол кверху, нажав на
курок.
раскате грома. Только с ужасом увидел, что на стене за спиной
Харитонова внезапно появились потеки кровавых помоев с какими-то
рко-белыми вкраплениями, а на лбу ефрейтора возникло небольшое
черное пятно.
пулемета, ничком повалился на пол.
словно подломилась в колене, и, не отнимая прижатой к сердцу
ладони, он тоже упал, оставшись лежать у порога с раскрытым как
бы в беззвучном крике ртом.
Происходящее казалось сном, наваждением, способным привидеться
лишь в бредовой ирреальности горячечного забытья...
померещившийся голос:
дрожью, осторожно выглянул в форточку.
потерявшим свою форму зековском чепчике, с козырька которого
стекали непрерывные дождевые струйки.
двери труб запорные штыри.
приветливо, но тут же и остолбенел, усмотрев через мутное стекло
оконца кровавую кашу с костяными осколками, облепившую стену.
остановился, цепко оглядев стол с разбросанными на нем картами,
бутылью с самогоном...
запястье недвижного Мзареули, пытаясь нащупать пульс.
обратно на пол, заключив:
постовую связь и, что здесь случилось, не видел. Я увижу это
позже... Имею в виду покойников. Теперь о тебе. Ты принес воду
и... совершил побег. То ли стрельба произошла, когда тебе
открывали двери, то ли двери уже были открыты... неважно!
таком наряде, с такой прической... Я понимаю, Толя, ты сейчас в
шоке... Попытайся успокоиться.
звонка. Как только аппарат звякнет, выходишь из караулки и по
стенке идешь до ее угла. Потом ползешь к противотаранному рву. По
рву - до пустой вышки. Дальше - в кусты, а за кустами овраг.
поселка.
Увидишь сортир. За ним - кусты шиповника. Там и сиди. Жди меня. И
никакой самодеятельности, иначе выловят в момент!
это смерть.
брел по караульной тропе, стараясь глубоким дыханием утихомирить
испуганно бьющееся мне в ребра сердце. Часовой-азиат,
нахохлившийся под навесом вышки, лениво крикнул: "Кто идет?",
исполняя уставную формальность, и я ответил хмуро:
поднялся на вышку.
телефона, прислушиваясь к невозможному, конечно же, отклику.
прокомментировал часовой, уныло наблюдая за внутренней, тщательно
Шилова Юлия
Акунин Борис
Шидловский Дмитрий
Соломатина Татьяна
Елманов Валерий
Маккэфри Энн