Чтение 32–й страницы книги ~Бомба для председателя~

- Все верно. Ну а если все же подумать о моей версии? Она ведь бьет и
по Люсу. Раньше он делал фильмы против нацистов, которые так хвалили на
Востоке, а теперь делает заявление в печати о том, что мир обречен и никто
не в силах его спасти. Может, он отошел от них? Чтобы никто не упрекал его
в прямой связи. Агент должен быть нейтралом в политике, иначе он
бесполезен.

- Интересное предположение. У тебя есть какие-нибудь факты?

- Пока нет.

- Что значит "пока"? Ты их ищешь? Помимо меня?

- Разведка не входит в мое ведомство, но они ведь тоже не спят в
своем доме.

- Может быть, ты поможешь мне связаться с ними для обмена
информацией?

- Вы заметили, что я на это время выключил диктофон? Я говорю то, что
мне шепнули друзья в конфиденциальной беседе.

"Ну-ну, - подумал Берг, - твой выключен, а мой диктофошка пишет".

- А если вы докажете непричастность Люса ко всему этому делу и
отпустите его - будете вы готовы мотивированно объяснить происшествие с
Кочевым?

- Юрген, я ничего не буду делать специально для красных. Я все буду
делать для нас, для нашего закона. И потом, я не совсем увязываю: вначале
ты говорил о политике "наведения мостов", а теперь о провокации
коммунистов.

- Как раз это и увязывается. Чтобы сорвать нашу политику наведения
мостов, они должны убедить общественное мнение, будто наш берег ненадежен.

- Сейчас понял. Ты позволишь мне поразмыслить над твоими словами?

- Конечно. А я пока пороюсь в папках - для себя, если позволите.

- Нет, сынок, не стоит... Там много моих пометок, и это рабочие
материалы, а пометки твоего бывшего учителя могут запечатлеться в твоем
мозгу, и это будет плохо, потому что ты можешь оказаться в плену моей
версии.

- Значит, у вас есть версия?

- Да. Она отличается от твоей. По-моему, Кочев здесь в Берлине, но
почему он здесь и где - это я собираюсь выяснить в течение ближайших трех
- пяти дней. Если этот срок тебя не устраивает, тогда я готов передать
дело другому человеку, оформив материалы таким образом, чтобы не было горы
эпизодов, а лишь единая папка...

- Я буду докладывать министру и советнику Винцбеккеру в МИДе.

- Боюсь, их этот срок не устроит, а?

- Если они будут возражать, я стану спорить с ними.

- Вряд ли ты переспоришь министра...

- Я попробую сразиться с ними. Я вижу, вы не хотите, - Кройцман
спрятал диктофон в портфель, - раскрывать все карты, и это ваше право. Я
могу более настойчиво просить вас показать мне все дело, чтобы составить
полное представление, но я не сделаю этого, потому что я вам многим обязан
в жизни. Без ваших уроков я бы не был юристом, я был бы обыкновенным
болтуном, каких сотни в наших органах юстиции.

- Если хочешь, мы можем вместе пообедать и там поболтаем еще с часок.

- С удовольствием.

"У старика есть данные против Бауэра, - подумал Кройцман, помогая
прокурору Бергу надеть плащ, - он ведет серьезную игру, и он будет бить
наотмашь, когда соберет доказательства".

- Я жую котлеты, но тебя я накормлю великолепным бифштексом. Знаешь,
я даже сам, наверное, сегодня съем бифштекс, чтобы поднабраться сил. Судя
по всему, мне предстоит драка не меньшая, чем тебе... Я тут поболтал один
вечер с моими ребятами из прессы, многое объяснил им, но попросил, чтобы
они пока помолчали. Они пообещали, что будут в драке, если она начнется,
на моей стороне... Им легче, - Берг посмотрел в глаза Кройцману, - над
ними нет министров.

- Это верно, - вздохнул Кройцман. - Это абсолютно верно...

"Испугался, мальчик, - отметил Берг. - Очень хорошо. Теперь ты понял,
что я не очень-то боюсь твоих разговоров с министром? Теперь ты понял, что
я на все пойду в этой драке, особенно если разговор с Сингапуром сегодня
ночью состоится, а завтра я получу показания из Гонконга... Но тебе пока
про это не надо знать, мальчик. У тебя своя игра, а у меня своя. Только
если для тебя это игра, то для меня это жизнь".

- Добрый день, господин Шевц... Прошу садиться.

- Добрый день, господин прокурор. Спасибо.

- Я вызвал вас в качестве свидетеля по обвинению редактором Ленцем
режиссера Люса в подлоге и клевете.

- Я не имею к этому никакого отношения.

- Где вы работаете, господин Шевц?

- Постоянно нигде. Я работаю время от времени по договору, чтобы
обеспечить себе возможность для творчества.

- Творчества?

- Я поэт.

- Где вы публиковались?

- Пока нигде. Вы думаете, это так легко у нас - опубликоваться?

- А разве трудно?

- Еще как... Без связей попросту невозможно... Или если не поддержит
какой-нибудь меценат... А я из рабочей семьи, откуда мне взять богатых
покровителей?

- Пожалуйста, взгляните на это фото.

- Это я. Знаете, самое выгодное дело - наняться в какую-нибудь
съемочную группу... Они неплохо платят, и потом, это временно... Люс
снимал свою картину, и меня привлек один из его помощников.

- В чем заключалась ваша работа в группе? Как называлась ваша
должность?

- Точного названия нет... Говорят: "Работает в окружении". В тот
день, когда я снят...

- Какой это был день?

- Из-за этого дня целая шумиха была на телевидении, я смотрел...
По-моему, это было девятнадцатого, тут Ленц не прав. А может, двадцатого
или двадцать первого, не помню толком, но только не двадцать седьмого. Ну
вот... Они мне тогда сказали, что будут снимать, как отдыхает молодежь на
пляже, попросили поболтать с разными ребятами так, чтобы собрать их в
кружок...

- Кто вас просил об этом?

- Не помню.

- Люс просил?

- Нет, Люс сказал, чтобы я не смотрел в ту сторону, где они спрячут
камеру. Чтобы все было естественно...

- А кто вам сказал, что там Кочев?

- Этот шпион? В очках? Никто не говорил. Я и не думал, что он
красный...

- Почему вы считаете его шпионом?

- Потому что он предлагал мне деньги на издание книги...

- Когда?

- Вечером. Я ведь на пляже читал стихи, мы пили... Я читал стихи, а
красный сказал, что это талантливо и что он любит такую поэзию.

- Ну-ка, продекламируйте мне то, что вы ему читали...

- А я не ему читал... Я же не знал, что он красный. Я читал всем. Я
только потом узнал, кто он. Это у меня есть такой ноктюрн...

Море идиотизма

Пополняется ручьями глупости.

Но ведь ручьи рождены снегом,

Который тает?

Возможно ли из белизны рожденье грязи?

Где логика и в чем секрет проблемы?

А может быть, бессилье чистоты

Обречено на превращенье в ужас?

А сила, пусть в крови, в истоме стали,

В конце концов останется булатом

С отливом синевы?

Загнать моря в ручьи.

Ручьи вернуть снегам.

Снег пусть окован льдом.

А я пусть стану тем,

Кто властен над природой.

Закон мой прост, но чист,

Он требует любви,

Свободы, силы.

Он требует меня - для вас!

Эй, ждите!

Я иду!

- Где-то перекликается с Энцесбергером...

- С этим ублюдком? Господин прокурор, я стою с ним на разных
позициях! Он же за волосатых!

- Да? Может быть. Я ведь говорю как дилетант... Ну и что дальше?

- Кочев сказал, что это интересно, и спросил, где это напечатано, а я
сказал, что это написано чернилами на моих ягодицах. Простите, я,
наверное, не имел права вам так говорить, но я ему так сказал, именно так.
Он спросил: "Почему вы не публикуетесь, Иоганн?" А я ответил, что он
столько же знает о нас, сколько мы о них, и он с этим согласился... А