вечерком, когда стемнело, к чаю. Как сдружливо! как тепло! Ведь для оттаяния
-- для него и нужна скрытая теплота! Авенир попросил посмотреть старые фото,
друг достал ему альбомы. Друг [сам забыл] -- и удивился, что Авенир вдруг
поднялся и ушёл, не дождавшись самовара. А что было Авениру, если увидел он
на всех фотографиях своё лицо замазанным чернилами?! *(1)
сироты фронтовиков, и они плакали от обиды, когда дети состоятельных
родителей звали их директора "тюремЩиком". (У нас ведь и разъяснить некому:
тюремЩиками скорей были их родители, а Авенир уж тогда тюремНиком. Никогда
не мог бы русский народ в прошлом веке так потерять чувство своего языка!)
туберкулёзом лёгких. Паспорт -- волчий, ни в одном городе жить нельзя, и
работы получить нельзя, медленная смерть -- и все оттолкнулись. А тут --
военная комиссия, спешат, нужны бойцы. С открытой формой туберкулёза Картель
объявил себя здоровым: пропадать так враз, да среди равных! И провоевал
почти до конца войны. Только в госпитале досмотрелось око Третьей Части, что
этот самоотверженный солдат -- враг народа. В 1949 году он был намечен к
аресту как повторник, да помогли хорошие люди из военкомата.
тут же остаться. Этих на производстве уже знали и брали работать. И
энкаведешники, встретясь на улице, смотрели как на проверенного.
вольнонаёмным инженером Бамлага. Начальник оперчасти Розенблит сказал ему:
"Вы освобождены, но помните, что будете ходить по канату. Малейший промах --
и вы снова окажетесь зэ'-ка'. Для этого [даже и суда не потребуется]. Так
что -- оглядывайтесь, и не воображайте, что вы свободный гражданин".
тюрьму как разновидность свободы, и сейчас еще по всем глухоманям, в
каких-нибудь Ныробских или Нарымских районах -- сотни тысяч. Им и [садиться]
опять -- вроде легче: всё рядом.
Освобождаясь, зэк тут же подписывал [добровольное] обязательство: работать в
Дальстрое и дальше (разрешение выехать "на материк" было на Колыме еще
трудней получить, чем освобождение). Вот на беду свою кончила срок Н. В.
Суровцева. Еще вчера она работала в детгородке -- тепло и сытно, сегодня
гонят её на полевые работы, нет другого ничего. Еще вчера она имела
гарантированную койку и пайку -- сегодня пайки нет, крыши над головой нет, и
бредет она в развалившийся дом с прогнившиии полами (это на Колыме!).
Спасибо подругам из детгородка: они еще долго "подбрасывают" ей на волю
пайки. "Гнёт вольного состояния" -- вот как назвала она свои новые ощущения.
Лишь постепенно утверждается она на ногах и даже становится...
домовладелицей! Вот стоит она ([фото 6]) гордо около своей хибарки, которую
не всякая бы собака одобрила.
Воркуту и посмотрим на типичный барак ВГС (Временное Гражданское
Строительство), в котором живут благоустроенные вольные -- ну, из бывших
зэков, разумеется ([фото 7]).
Якубовича: под Карагандою переоборудовали тюрьму в инвалидный дом
(Тихоновский дом) -- и вот в этот инвалидный дом, под надзор и без права
выезжать, его и "освободили".
поехал на кустанайскую целину ("там можно было встретить кого угодно"). --
И. В. Швед оглох, составляя поезда в Норильске при любой вьюге; потом
работал кочегаром по 12 часов в сутки. Но справок-то нет! В собесе пожимают
плечами: "представьте свидетелей". Моржи нам свидетели... -- И. С. Карпунич
отбыл двадцать на Колыме, измучен и болен. Но к 60 годам у него нет
"двадцати пяти лет работы по найму" -- и пенсии нет. Чем дольше сидел
человек в лагере, тем он больней, и тем меньше стажа, тем меньше надежды на
пенсию.
Даже и вообразить такую ересь страшно. *(2)
второй".
простирались руки к обездоленным: "[Это не повторится]"! И даже, кажется,
слёзы капали на съездовские трибуны?
"Ярлык лагерника висит на нас и под первое же сокращение попадаем мы". -- П.
Г. Тихонов: "Реабилитирован, работаю в научно-исследовательском институте, а
всё же лагерь как бы продолжается. Те самые олухи, которые были начальниками
лагерей," опять в силе над ним. -- Г. Ф. Попов: "Что' бы ни говорилось, что
бы ни писалось, а сто'ит моим коллегам узнать, что я сидел, и как бы
нечаянно отворачиваются".
-- довольно только брови нахмурить, только кашлянуть. Чтоб на вершок
перетянуть её к свободе -- надо впрячь сто волов и каждого своим батогом
донимать: "Понимай, куда тянешь! понимай, куда тянешь!"
завтра в милицию к 10 часам утра". Больше ничего! Дочь её бежит с повесткой
накануне вечером: "Я боюсь за её жизнь. О чём это? Как мне её подготовить?"
"Не бойтесь, это -- [приятная] вещь, реабилитация покойного мужа". (А может
быть -- полынная? Благодетелям в голову не приходит.)
жестокости!
непогрешимого общества! -- ведь лавина падала не туда, куда надо бровь
нахмурить, а куда впрягать тысячу волов.
"[Слишком многих нареабилитировали!]"
молчал. А в 1960-м решился рассказать сослуживцам, как худо было в лагерях.
Так возбудили на него следственное дело, и майор КГБ сказал Зарину:
[Реабилитация -- не значит невиновность], а только: что преступления были
невелики. Но [что-то остаётся всегда!]
травил Петропавловского за то, что он скрыл расстрел своего отца... в 1937
году!
Куда деваться, когда мурло вдруг заговорит о равенстве и братстве?"
промстрахсовета, а проще -- месткома артели. Так председатель артели не
рискует этого народного избранника оставить на минуту одного в своём
кабинете! А секретарь партбюро Баев, одновременно [сидящий на кадрах],
перехватывает на всякий случай всю месткомовскую переписку Маркелова. "Да не
попала ль к вам бумага насчёт перевыборов месткомов?" -- "Да было что-то
месяц назад". -- "Мне ж нужна она!" -- "Ну нате читайте, только побыстрей,
рабочий день кончается!" -- "Так она ж адресована мне! Ну, завтра утром вам
верну!" -- "Что вы, что вы, -- [это документ]". -- Вот залезьте в шкуру
этого Маркелова, сядьте под такое мурло, под Баева, да чтоб вся ваша
зарплата и прописка зависели от этого Баева, -- и вдыхайте грудью воздух
свободного века!
учителя], выйдя замуж за... освободившегося заключённого (которому в лагере
преподавала)!
всего прошлого осталась -- [СПРАВКА]. Небольшой листок, сантиметров 12 на
18. Живому -- о реабилитации. Мёртвому -- о смерти. Дата смерти -- её не
проверишь. Место смерти -- крупный большой Зет. Диагноз -- сто штук
пролистай, у всех один, дежурный. *(3) Иногда -- фамилии свидетелей
(выдуманных).
с подозрением и презрением".
реабилитировали нас или не реабилитировали, [сидит] сейчас двенадцать
миллионов или уже не сидит, они тут связи не видят. Лишь бы сами они были на
свободе с магнитофонами и лохмокудрыми девушками.
в ячею'.
по-разному, так и освобождение, если рассматривать ближе, очень по-разному
переживается нами.
выжить свой лагерный срок. Они перенесли его как стальные: десять лет не
потребляя и доли того, что телу надо, гнулись и работали; полуодетые, камень
долбили в мороз -- и не простуживались. Но вот -- срок окончен, отпало
внешнее нечеловеческое давление, расслабло и внутреннее напряжение. И таких
людей перепад давлений губит. Гигант Чульпенёв, за 7 лет лесоповала не
имевший ни одного насморка, на воле разболелся многими болезнями. -- Г. А.
Гуревич Георгий
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Корнев Павел
Куликов Роман