Кихотом революции. С товарищеским приветом,
Дзержинский, редактор газеты "Червоный Штандар", "Люксембургова" -
руководитель польской и литовской с.-д. партии".
чесал своим любимцам плюшевые ноздри, тайком от служителей кормил сахаром
и вглядывался в таинственную, цыганскую жуть громадных глаз.
молодняк на пробежку. Тот момент, когда жеребята, чуть замерев на пороге,
в ы б р а с ы в а л и свои тела на зелень, под лучи солнца, казался
Кулябко завершающей музыкальной фразой любимого им Вагнера.
северной столицы, совершенно разбитый после заключительной беседы со
Спиридовичем на перроне вокзала, под моросящим дождем, в тусклом свете
фонарей.
опасениями со свояком, а опасаться было ему чего, ибо последние два года
траты были велики, переехал в новый дом, пришлось взять из кассы охранки;
пока на коне, никто не обратит внимания на ерундовые пять тысяч, выданных
по фиктивным распискам несуществующей агентуре, а ежели, упаси бог,
начнется шум, сразу же докопаются.
Или же те, кто придет ему на смену?
завалинке конюшни, чтобы удобнее было любоваться молодняком. - Разве б он
решился на такое, не взвесь все с теми, кто стоит за ним? Но -. кто?
Неужели сам? Быть того не может! Не может этого быть! А ежели! Уф,
господи, тяжела ты, Мономахова шапка! Есть такое, через что не
переступишь! Ну, как я скажу Сане:
агентов!"
для твоей же сестры старался? Не проймешь его сантиментом, он кремень, в
нем сердце с ноготь!"
опасливо потянулся к руке, знает, кто сахаром кормит, но все равно
отпрыгнул, когда заметил, что человек полез в карман; это так полагается,
надобно свой испуг показать, ушами поводить, человек тогда еще ласковее
делается, он страсть как охоч до того, чтоб приручить, очень ему нравится
властвовать...
жеребенка, молод, пуглив, но - себе на уме, все с ладони слизнет, только
переторопить нельзя.
а сам-то Мордка, Кулябко его дело пролистал, как только он позвонил и
попросил о встрече.
дворянском собрании губернатору, только б тот помогал ему в процессах, где
он правозаступничал; защищал денежных тузов; особенно поляков и украинцев
любил опекать; в поместье под Кременчугом в вышитой косоворотке ездил, от
картавости у доктора Шазенье в Ницце лечился, камнями зубы крошил, только
б изначалие свое до конца сокрыть.
- Артистично подводил дружков своих под каторгу, я на нем в восьмом году
крест заработал, когда взял "Южную" и "Интернациональную" группы
анархистов-коммунистов. Богров тогда сам весь план ликвидации разработал,
во все мелочи вник, такого б адъютантом держать, а не секретным
сотрудником, спать можно спокойно, знай крути дырочки в кителе да на
погоне".
провокаторов; за деньги не торговался, довольствовался всего ста
пятьюдесятью рублями в месяц; с теми пятьюдесятью, что давал на карманные
расходы отец, вполне хватало; пить - не пил, девицы отдавались без денег,
красавчик, масть каурая, как у этого жеребеночка, весельчак, парень добрый
и в обществе весьма обходителен.
уговорились встретиться на конспиративной квартире; он пришел
разгоряченный, глаза блестели, лицо одухотворенное, светлое.
группы боевиков-анархистов?
незнании; можно отделаться мимикой, местоимениями, многозначительным
молчанием, но ни в коем случае, ни перед кем нельзя выказывать с л а б и н
у.
за ней еще семь лет каторги осталось!
Рыссом; особо опасная преступница; в розыске; именно ею в прошлом году
интересовался департамент в специальном циркуляре, ай да Богров!
своими круглыми, с поволокою, глазами и ответил по слогам:
она вас не интересует, то и бог с нею, тем более что она сегодня
переезжает на другую явку.
поскольку сам в охранку пришел, сам и уйдет; на отцовы деньги вполне
проживет, а ведь агентура из интеллигентной среды на улице не валяется,
надо аккуратно отыграть, не взбрыкнул бы.
эта самая Лурье. Узнавая вас все больше и больше, я думаю, что вам по
силам коронные дела... Вот если бы вы с помощью Лурье вошли в боевку
эсеров в Париже, стали б членом комитета, выдвинулись в руководство
партии, - это да! Я не знаю, кому такое по силам, кроме вас, Дмитрий
Григорьевич. Поэтому я никаких рекомендаций вам не даю, у самого голова
светлая, но подумайте, не удастся ли вам с ее помощью подойти к Савинкову
и Чернову? Удайся вам это, станете первым на нашем правоохранительном
небосклоне.
время для этой поездки, ежели это никак не нарушит ваши планы, я был бы,
понятное дело, глубоко вам признателен. Идеально бы заполучить письмо от
Лурье; несколько других посланий от здешних и одесских боевиков мы вам
организуем... Лурье мы возьмем в ваше отсутствие, так что подозрений со
стороны "товарищей" не будет...
люди там вполне надежны, мы их сорганизовали с помощью вашего приятеля
Виноградова, он работает неплохо, согласитесь... В Париж-то надобно не с
пустыми руками ехать, а с деловыми предложениями по террору...
красиво...
свободе, ничего тревожного от них не было? Меня не подозревают?
чисты... Более того, они на днях, по моим сведениям, приведут в исполнение
приговор за провокацию над Гольдманом, вы его помните?
удары от вас отведены, об этом, бога ради, не тревожьтесь.
адресов, явок, паролей; с его подачи было арестовано еще двенадцать
человек; трех закатал на Акатуйскую каторгу, в кандалах, один повесился,
оди сошел с ума; тот, что повесился, Игорь Желудев, считал Богрова одним
из своих самых близких друзей, называл "Митечка", просил беречься, бранил
за то, что Богров несдержан в выражениях, задирист, слишком уж открыто
костит власть, не надо так, опасно, палачи этого не прощают. Среди тех,
кому отправил предсмертные записки, в которых просил прощения за слабость,
был и Богров; Кулябко вовремя перехватил, боялся травмировать агента, тот
стал незаменимым, вращался в высших кругах, гнал информацию не только на
анархистов и эсеров, но и на "Союз Михаила Архангела", был к ним вхож,
дружил с Пирятинским, их главою, играл с ним в карты и подолгу рассуждал о
трагедии русского народа, задавленного бюрократами и ростовщиками.
столицу, приписавшись помощником к присяжному поверенному Самуилу
Кальмановичу, защищавшему политических, Кулябко скрепя сердце отправил
телеграмму начальнику петербургской охранки полковнику Михаилу
Фридриховичу фон Коттену; передал тому своего сотрудника, заручившись при
расставании с Богровым обещанием, что тот, р а з р а б о т а в ш и
Петербург, вернется в Киев, где Кулябко гарантировал ему сказочное