все втолковал. Сам виноват...
Он уже достаточно освоился с особым языком крапиц: жестами, прикосновениями,
негромким и чуть артикулированным стоном. Уже переодетый в небеленый
полотняный балахон до щиколоток, босой, он вслед за нею вышел из дома.
Плитка, которой был выложен двор, местами скрывалась под инеем. Сквозь щели
в высокой дощатой кровле бани пробивался дым. Третья крапица, Рута,
высунулась из дверей и тут же спряталась обратно.
дымком, миндалем. Штурмфогель сбросил в предбаннике балахон и вошел в
мыльню. Рута с распущенными волосами - действительно рыжими - взяла его за
руку и повела к следующей двери. Низкой и зловещей. Штурмфогель слышал о
таких банях. В далекой Суоми...
ресницы свернулись. С гортанным смехом - это был самый громкий звук, который
издавали крапицы, - его втолкнули в камеру пыток и посадили на лавку,
застеленную полотенцем. И скоро, как это ни удивительно, он смог приоткрыть
глаза. В масленом, но довольно ярком свете шаровой лампы-молнии (пламя
прихотливо изгибалось за толстым выпуклым стеклом) он увидел три
расплывшихся в улыбках лица, обрамленных белыми, черными, рыжими волосами, и
три гибких тела, усеянных узорами из темных точек, пятнышек и пятен -
подобно узорам на коже змеи. Крапицы и были отчасти змеями, он давно уже
понял это, заметив мелькавшие изредка тонкие раздвоенные язычки. Возможно,
эти рты скрывали в себе и ядовитые зубы...
- да, был. А змеями он часто любовался, застывая перед стеклом террариума...
они жили тогда возле зоопарка, и мать частенько отправляла его туда - детей
пропускали без билета, а в павильонах можно было погреться.
лавку. Жар временами казался обжигающим холодом. Потом его полили каким-то
душистым маслом, две девушки встали по обе стороны от лавки и принялись это
масло в него втирать, а третья, рыжая, намылила и надула небольшой
полотняный мешок с горстью чего-то сыпучего внутри и стала легонько бить его
этим мешком по спине, заднице и ногам. Волны раскаленного воздуха опаляли,
прикосновение же мокрого полотна казалось ледяным. Но тут же следовало
скользящее прикосновение рук...
на спину, но это уже был как бы и не совсем он. Его опять колотили пузырем,
разглаживали, похлопывали ладонями; потом вдруг откуда-то появились огромные
полынные веники, и девушки стали махать над ним этими вениками,
дотрагиваться, а потом и хлестать сплеча - листья летели в разные стороны, а
залах был...
заслонка; за нею вишнево светились камни. Туда, в раскаленный ад, ухнул ковш
воды - и заслонка тут же встала на место. Секунду было тихо, потом раздался
рев и свист. Столб пара ударил в низкий потолок, закружился, отразился,
рухнул вниз... Штурмфогель закричал, но вряд ли кто слышал его.
высокой скамье под самым потолком, одинаково склонив головы - отдыхая. И
Штурмфогель вдруг понял, что они прекрасны.
цветов...
заставили прыгнуть в яму, полную воды со льдом. Это оказалось легко и не
страшно - особенно когда девушки попрыгали к нему, и завязалась веселая
свалка в слишком тесном для четверых водоеме. Потом они опять отогревались в
горячем парном отделении, и Штурмфогель даже попробовал посидеть на высокой
лавке, но скатился с нее, когда вверх ринулась новая волна пара.
травяно-медовым...
рядом не было, а на спинке стула висела его чистая сухая одежда. Штурмфогель
привел себя в порядок - насколько это было возможно при абсолютно негнущейся
спине - и выглянул в соседнюю комнату. Рута сидела в плетеном кресле и при
свете яркой лампы читала книгу. Она была одета в облегающий серо-стального
цвета кожаный костюм и подпоясана широким черным ремнем. Возле кресла стоял
довольно объемистый рюкзак.
появились сестры, тоже в походном, с необычно длинными сумками в руках.
Нигра поманила его к столу. Там была разложена старая, девятьсот четвертого
года издания, карта Европы. Вопрос был без слов понятен: куда?
был упоительный.
поманили к двери. Вышли, не гася ламп и не запирая замков. Направились в
глубь двора, навстречу луне (опять навстречу луне...), за баню, к громадному
сараю, вдруг осветившемуся изнутри. Сарай был почти пуст, только возле одной
стены штабелем лежали длинные доски. Посередине сарая вздымался небольшой
холмик, от него отходила длинная узкая щель - примерно метра три в длину.
Над ней неподвижно висел огненный шар - точно такой же, какие во множестве
населяли захваченный фангами замок графа. Как будто почувствовав приближение
крапиц и человека, шар вздрогнул и приветливо запульсировал.
поманила Штурмфогеля. Улыбка у нее была необыкновенная. Он подал ей сумку,
прыгнул следом и еле устоял: дно было скользкое и пружинящее. Айна
повернулась к Штурмфогелю спиной, взяла его руки, обхватила ими себя,
показала: держи так!.. Шагнула вперед. Земля слабо подалась под ногами, еще
шаг - и Штурмфогель почувствовал, что проваливается в узкий скользкий лаз...
и в следующий миг он уже летел вперед и вниз, пятками, задницей, спиной,
затылком ощущая плавные неровности этого желоба или трубы, он вцепился в
Айну, а она беззвучно хохотала, раскинув руки, волосы ее летели, скорость
была сумасшедшая.
частнопрактикующей прорицательницы, - сказал Кляйнштиммель. - Я буду иметь
всю информацию о расследовании с запозданием на час-два максимум. Имея
группу под рукой...
Из оперативного резерва. Я вывожу "Гейер" из дела.
слишком засветился...
застрелиться...
начальников отделов погибло двое, и опергруппа полегла почти в полном
составе, и спецотряду нанесен самый неприятный урон: боец взят в плен...
доверял такой мрази... Да, это Штурмфогель руководил "Гейером" - и сдал его.
Руководил операцией в Константинополе - и провалил ее, погубил Захтлебена и
Гютлер, и ребят, и собственного агента, который стал представлять для него
опасность...
выбросился с парашютом? Нойман вдруг понял, что так оно и было.
свободно?
одна. Да, только Штурмфогель был причастен к обоим провалам - но ведь могло
быть и так, что провалы случились по различным причинам, а значит...
заговор с привлечением практически всех сотрудников "Факела", включая
уборщиков и электрика... в конце концов, если даже Мюллер - русский шпион, а
Шелленберг убежден, что так оно и есть, то почему не быть предателями и
шпионами и всем остальным?..
которая называет себя то Геленой Малле, то Хельгой...
фальшиво. Ему-то чего бояться, мрачно подумал Штурмфогель. Ему-то вдруг с
чего фальшивить...
даже не так: кому он внутренне не доверял, а думал, что доверяет.