выглядела бы мокрой курой, а эта - королева! Нет, юноша, вы ничего не
смыслите в женщинах. Абсолютно. А женщины ее страны, а точнее - ее племени,
когда-то считались самыми прекрасными в Европе. Вы припомните, месяца три
назад она была белым инкубаторным цыпленком, который жалобно попискивал по
поводу котят и цветочков. А сейчас? Я, право, уже не знаю, кого и слушаться
в нашей колонии - Салтана или ее?
на свои волосатые, уже обсохшие ноги. - Она же мечется, ищет, пытается
что-то - или кого-то? - распознать. И прячется за свою горделивую
насмешливость. Этому она действительно научилась. И я ничего не могу для нее
сделать, потому что она пристально всматривалась в меня - и не находила
того, что ей нужно. Да и знает ли она, что это такое?.."
продолжаться, то сам примусь за воспитание этой строптивой особы. Вот так,
юноша! А теперь нас ждут в просмотровом зале. Сейчас я отведу на место этого
Пантагрюэля, а вы сделайте милость, приведите Кристину.
внимания аборигенов, был расположен вдоль вертолетного колодца и пользовался
особой нелюбовью всех обитателей Колизея не столько из-за своей нелепой
формы, сколько благодаря тускло-серой обивке стен, за которую Диоскуры
прозвали его "ведром". Трансляция из кемитского города непрерывно шла по
пятнадцати каналам, но обычно здесь собирались после обеда, а в плохую
погоду - и после ужина.
за тем, чтобы в обозримой из города территории колонии всегда находилось не
меньше половины землян.
но в отсутствие Абоянцева не скупились на комментарии. Сейчас как раз
начальник экспедиции отсутствовал.
реальным, что казалось - в зале пахнет паленой свининой. Кемит в коротеньком
до неприличия переднике апатично похлопывал по источнику дыма тяжелой
кипарисовой веткой. От каждого удара дым на мгновение прерывал свое
восхождение вверх, и в образовавшемся разрыве лилового столба просматривался
громадный свежеободранный хвост мясного ящера, истекающий янтарным жиром,
потрескивающим на углях.
голос от пульта Алексаша. - Светлое, я имею в виду.
пропал бы аппетит.
Маэстро, смените кадр!
следующему каналу. Сушильный двор. Почти всю площадь занимает глиняная
ровная поверхность, на которой сушится не то пшеница, не то очень крупное
просо. Несколько женщин, согбенных и нахохлившихся, точно серые цапли,
бродили по кучам зерна и ворошили его тощими, фантастически длинными руками
с растопыренными перепончатыми пальцами.
грабли! Все псу под хвост! - возмутилась Макася. - Вот долдонихи-то, господи
прости!
- восхитился неугомонный Гамалей. - Боюсь только, что в кемитском языке не
найдется достаточно сочных эквивалентов.
Алексаша. - Приучаться пора - когда стена прояснится, это у нас перед самым
носом будет.
своего примитивизма.
придумали еще вывесок!
Гамалей с удовольствием наклонялся к ее плечу - здесь, в полумраке
просмотрового зала, пестрота ее одеяния теряла свою неприемлемость для
европейского глаза, а внимательная сосредоточенность, исключающая лошадиную
улыбку, делала Сирин Акао бесповоротно неотразимой.
и, как законченный холерик, мгновенно утешался при каждой неудаче.
высказать свое мнение с присущей ей педантичностью:
выполнены в традиционно-символической примитивной манере, которая не
представляется мне восхитительной, извините. Центральный, заметно суженный
фрагмент, будь он обнаружен на Земле, мог быть отнесен к сиеннской школе
первой половины четырнадцатого века. Композиционная неуравновешенность,
диспропорция...
- на пороге стояла Аделаида.
вертолетный колодец, она никак не могла кого-то найти среди зрителей.
плавным движением, словно нарисовала подбородком латинское "Т".
фразу, и исчезла за дверью.
анализ кровь, будет иметь дело с высоким начальством. И грозным притом. Всем
ясно? Поехали дальше. Так на чем мы остановились?
автопортрет.
была только что обнаружена фреска Рафаэля.
спросил в пространство Гамалей.
просмотрах его голоса ни разу не было слышно. - Впрочем, с портретами -
тоже.
портретной живописи никто не мог в нем предполагать.
Сирин, до сих пор считавшаяся неоспоримым авторитетом в области
изобразительного искусства.
Доме.
был человек, но дело свое знал в совершенстве и теперь, похоже, жалел, что
выскочил, как мальчишка, со своей никчемной наблюдательностью.
временем инспектировавший все пятнадцать маленьких экранчиков общего пульта.
наконец область, в которой можем предположить наше влияние? Ежели до сих пор
подобного не наблюдалось?..
сообщил Алексаша и, не дожидаясь распоряжений, сдвинул кадр метров на
пятьдесят вправо, так что на экране замаячили фигуры долговязого художника,
читающего гневную отповедь какому-то благодушному колобку.
кемитская скороговорка:
вели скокам меня волоком волочить! Закрытый Дом. Да меня с души воротит, как
подумаю, кем ты его населить хочешь! Скоты тупоглазые..." - "Зато отменные
мыследеи. А тонкость да изощренность души - она не очень-то с преданностью
согласуется. Но тебе-то я все позволю, изощряйся. Только рисуй, что велю". -
"Я рисую, что хочу". - "Вижу, вижу. Нарисовал. Два гада блеклых. А семья вся
за худой урок впроголодь мается!" - "Ты жалеешь мою семью, Арун?"
дурачком-словоблудом оказался? Нет. Я не жалею твою семью. Я ее не
воспитывал, и нечего мне о ней печься. Я о себе сокрушаюсь. Что не со мной
ты. Что слеп ты и недоучен. Думаешь, если ты останешься в стороне, не
поможешь мне в установлении истинной веры, так и будешь жить, как
вздумается? Не-ет, солнышко мое голубое-вечернее. Мы устанавливаем
справедливость, даем зерно - за работу, жен - по выбору сердца, детей - по
силе рук, могущих их прокормить. Но за все это нужно подчиняться,
подчиняться тем, кого по силе мыследейства поставлю я над всеми. За все
платить надо, мой милый!"
шумно, как всегда, выразил свое восхищение Гамалей. - Кажется, мы
Адамов Григорий
Панов Вадим
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Афанасьев Роман