работать; иногда свет экранов слабел, и тогда Гообар слегка шевелился,
готовый к дальнейшему этапу операции, но экраны мозга снова начинали
мерцать, а совсем было остановившиеся реле возобновляли колебания, определяя
равномерный, однообразный ритм механической жизни.
его от меня, потом повернулась и направилась к окну. Гообар что-то сказал
ей. Калларла ответила лишь неуловимым движением губ и даже не оглянулась.
Она не принимала участия в беседе, касавшейся каких-то технических вопросов.
Казалось, она ничего не видела.
мне нелепой; огромные аппараты, окружающие его, были похожи на
усовершенствованные механические игрушки рядом с этим сияющим женским лицом
с гладким лбом, сжатыми губами и глазами, словно устремленными в
бесконечность. Калларла повернулась к Гообару, который продолжал
разговаривать с машинами, и посмотрела на него; тогда, чувствуя, что на моем
лице выступил жаркий румянец стыда за то, что я подглядывал за нею, я тихо
отступил.
мне ударил яркий свет. Я стоял на мраморных плитах у входа; последние
зрители спешили занять места. Я увидел Анну, схватил ее за руки и начал
шептать какие-то сбивчивые оправдания. Она казалась выше, чем всегда, в
длинном платье, затканном старым матовым серебром. Анна сжала губы в знак
того, что очень сердится.
раковина в конце зала, на фоне сверкающих инструментов и двигающихся голов
появилась тонкая черная фигура дирижера. Сухо застучала палочка.
равнодушен. Я испытывал удовольствие, рассматривая сверкающие медью и лаком
инструменты, на которых всегда исполняются произведения древних
композиторов. Металлические улитки труб, барабаны, обтянутые кожей,
тарелки-все это казалось мне забавным и волнующим. Когда я начинаю думать об
отдаленном прошлом, я поражаюсь контрасту между творческим вдохновением
людей той эпохи, так же как и мы любивших музыку, и тем, как они получали
ее, извлекая из струн и деревянных коробок!
слов, мыслей, которые вызывала звучная, то нарастающая, то затихающая
музыка. И вдруг эта музыка ворвалась в меня; ворвались мощные, захватывающие
ноты, словно началось наводнение, и там, где мгновение назад текла скромная,
будничная жизнь, теперь крутились огромные омуты. Музыка овладела мной; я
сердился, я не хотел поддаваться ей, стремился обуздать мелодию, но
напрасно. Мою мысль, память, все, чем я был, уносил куда-то бурный поток.
Вот сломано последнее сопротивление, и я, обезоруженный, беззащитный, стал
похож на русло страшного потока, который, врезаясь все глубже и глубже,
бушевал, обрушивал берега, снова возвращался и наносил удары с удвоенной
силой.
сверхчеловеческий голос призывал кого-то. Но вот все заколебалось, словно на
мгновение испугавшись собственной смелости, перестала действовать огромная
сила: настала тишина, такая короткая и резкая, что остановилось сердце;
потом вновь зазвучала мелодия.
преодолел путь к выходу и очутился в полукруге мраморных колонн, неровно
дыша, будто закончив утомительный бег. Музыка, хотя и приглушенная, догоняла
меня здесь: я стал спускаться вниз.
нас провожали все более удаляющиеся аккорды симфонии. Мы вошли в лифт.
Несколько шагов - и перед нами открылась смотровая палуба.
у наших ног разверзалась бездна, пропасть без конца и края, вечная и
неизменная бесконечность, в которой сияли жестокие звезды.
себя одиноким.
известно, слышишь? Он все знал, этот немец Бетховен, глухой музыкант... Он
все предвидел, его голос жив и сегодня... Там, в зале, мне казалось, что все
смотрят на меня, потому что он рассказал то, в чем я не осмелился бы
признаться даже самому себе... Он знал даже это... - И я поднял руку к
звездам.
молчаливые искры. Я не мог закрыть глаза, но не мог и смотреть. Только Анна
могла защитить меня от них. Я взял ее за плечи, почувствовал их тепло,
ощутил ее дыхание на моем лице. Наши губы встретились.
прижалась ко мне.
мудрости!
мрак, бездна окружала нас со всех сторон и следила за нами, ловя каждый
взгляд. Вдруг будто птица села мне на волосы - птица, здесь? На корабле не
могло быть птиц. Они как слепые бились бы о стены обманчивого миража
"Геи"... Это Анна гладила меня по голове. Я прижался губами к ее шее и
услышал удары ее сердца; оно билось равномерно, точно со мной говорил кто-то
очень близкий, хорошо знакомый. Мы прошли вперед, прижавшись друг к другу,
молчаливые, словно сказавшие друг другу все.
боковое ответвление, огромное фойе... Мы подошли к моей комнате. Рука Анны
слегка напряглась в моей руке, но она сама нажала ручку двери и первая
перешагнула порог. Я повернулся назад, ощупью ища дверяые створки, чтобы
закрыть их за собой, и вдруг вздрогнул. Возник долгий, протяжный, глухой
свист: "Гея" увеличивала скорость.
СОВЕТ АСТРОНАВИГАТОРОВ
сил: тяжести, привлекающей ее массу к центру, и излучению, которое стремится
расширить эту массу, оказывая на нее сильное давление. Звезда извергает
потоки материи, преобразованной в энергию. Так проходят миллиарды лет.
одновременно во все стороны поток молний - излучаемая энергия. Внутренность
звезды начинает остывать тем быстрей, чем активнее происходит утечка энергии
через ее поверхность. Давление, стремящееся расширить газовый шар, слабеет и
уже не может противостоять сжимающей силе тяжести. Звезда начинает
сокращаться в объеме; непрерывное вращение срывает внешние покровы
атмосферы, и утечка энергии звезды через обнаженные раскаленные слои
поверхности усиливается еще больше. При этом может случиться, что звезда
вдруг начнет сокращаться необычайно быстро. Страшное давление при огромной
температуре вгоняет свободные электроны в атомные ядра; происходит
нейтрализация электрических зарядов, и вся звезда превращается в сборище
нейтральных частиц-нейтронов, а те, не отталкиваясь друг от друга, могут
сблизиться значительно сильнее, чем ядра обычных атомов. Тогда происходит
то, что можно определить словами "звезда обрушилась внутрь себя".
поместиться целая солнечная система, превращается в небольшой шарик,
диаметром в несколько километров, в котором масса нейтронов создает небывало
плотный вид космической материи. Сжатая таким образом масса Земли
представляла бы собой шарик диаметром в сто метров. Высвобожденная энергия
извергается в пространство с огромной силой; в течение нескольких десятков
дней звезда светит сильнее, чем сотни миллионов солнц вместе взятых, затем
пламя этого космического извержения гаснет, и звезда или, вернее, оставшаяся
после нее раскаленная добела бесформенная масса уплотненной материи,
погружается навеки во мрак.
раз в несколько сот лет в каждой внегалактической туманности, мы увидим в
недалеком будущем. Вспышка сверхновой звезды интересовала весь экипаж.
Учитывая невозможность точно измерить некоторые факторы, определяющие момент
вспышки, ее ожидали приблизительно через полторы недели.
срока. Сверхновая звезда должна была засверкать почти прямо на продолжении
продольной оси корабля, и восьмиметровый экран главного телетактора был
направлен в сторону Южного полюса Галактики. Лежащий в этом районе мыс
Млечного Пути рассыпался на неисчислимые тучи звезд; впрочем, все они
казались маленькими облачками: даже увеличение во много миллионов раз не
было в состоянии преодолеть разделяющую нас бездну. Между шарообразными
громадами Омеги Центавра и Южного Креста виднелись внегалактические
туманности, похожие на бледные диски с более темным пылевым ореолом; каждая
туманность была совокупностью многих сотен миллионов звезд.
особенно та его часть, где, как ожидали, вспыхнет сверхновая звезда.
Несмотря на непрерывные потоки посетителей, астрофизики продолжали свое
дело. Небольшой математический автомат все время был в работе, выполняя
сложные вычисления; из рук в руки переходили увеличенные фотоклише и ленты
спектрограмм, испещренные цифрами; вся эта размеренная деятельность
производила на посетителей какое-то удивительно успокаивающее впечатление.
Для астрофизиков не было ничего тревожного ни в бесконечных пространствах
вечной ночи, ни в наполняющих бездну облаках черного и белого огня; их
деловой, классификаторский подход к бесконечности незаметно передавался и
нам; я заметил, что смотровые палубы, заброшенные за последнее время, вновь
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Круз Андрей
Панов Вадим
Суворов Виктор
Флинт Эрик