присмотреться, будто жареная, даже слегка дымится, это же дикая боль, а
Абрам вроде и не чувствует.
однозначно, да и в протоколах дознания было написано то же самое. Правда,
какие тогда были дознаватели... Не чета нынешним, конечно, но, однако, и
думать о следователях позапрошлого века слишком плохо тоже не стоило. В это
время на Бейкер стрит уже принимал клиентов Шерлок Холмс, а после Арсена
Люпена прошло больше половины столетия. Конечно, это литературные герои, но
наверняка не высосанные из пальца.
не было. Кто-то, недавно умерший, кого Абрам обманул и довел до петли,
пришел с того света, чтобы отомстить. Понятно, почему исчез визитер-убийца.
Проводить следующий опыт в том же режиме не имеет смысла. По теории
вероятности практически нет шансов попасть в нужный отрезок времени - в
интервал двух или, максимум, трех суток. Копаться в чужой инкарнационной
памяти экспериментатор не может, он живет так, как жил индуктор, он думает
его мыслями, а не своими, и если Яков в считывающем режиме не станет
возвращаться мысленно к тому утру, то и Генрих Натанович не узнает ничего.
Нужно попасть точно в двух-трехдневный интервал, когда Яков сидел в кутузке
и когда его допрашивал следователь, и когда он интенсивно размышлял...
Вероятность не более десятой доли процента, а если учесть зону избегания, то
еще на порядок меньше. Безнадежная затея.
Генрих Натанович считал себя обделенным талантами Шерлока Холмса. Оценить
увиденное - куда ни шло, но метод дедукции... Нет, для этого нужны иные
мозги.
вспыхивала в ритм с каждой правильно обозначенной цифрой. Наверняка Наташа.
Значит, все.
чмокнуть Генриха Натановича в щеку.
потом, минут через пятнадцать.
вздохом:
посмотри, там есть данные по твоему минус первому "я".
Генриха Натановича. - У меня все болит после вчерашнего, - сообщила она с
удовольствием, - по мне будто трактор проехал.
Наташи открыто обсуждать интимные детали. Сам он этого не выносил, все, что
происходило между ним и женщиной, любой, пусть даже самой подзаборной, из
конторы "Всегда к услугам", составляло тайну, точнее - таинство, тем и было
ценно для жизненного опыта, личного, а не общественного... Наташа была
другой, будто они поменялись ролями: он в этом партнерстве играл женскую
партию, а она - мужскую. Играла и бравировала этим.
Наташа хотела услышать именно этот вопрос.
Натанович, - что она вспоминает: слова или ощущения?
потом - ко мне. В семь.
освобожусь в начале восьмого, не раньше. А оттуда пока долетишь...
ассоциаций, которые были Генриху Натановичу не то чтобы непонятны, но просто
не интересны. За математикой Наташа не различала истины - Генрих Натанович
был уверен в этом.
ресторан ровно в восемь, и каждая минута опоздания обернется потом для него
добавочным часом нежных, но утомительных приключений в постели. Однако и
раввина Чухновского не заставишь быстрее делать то, что он делает. Пинхас
Рувимович не любит суеты, у него все основательно, и это большое счастье,
что он уже почти готов согласиться... Почти. В последний момент он может
сказать: "Нет, это исключено". И ничего не поделаешь.
ортодоксальной науки. Чухновский - служитель Бога. Он считает, что, помогая
Подольскому, выполняет Его волю. А Генрих Натанович в Бога не верил, и не
потому, что его так воспитали, родители были людьми по крайней мере
сомневающимися, нет, он не верил потому, что знал слишком много о том, как
формируется в подсознании иррациональная теологическая абстракция. Человек,
научившийся входить в чужие инкарнационные пространства, не может верить в
высшие силы.
Сегодня ты не зря покопался во мне. Я имею в виду, - добавила она с легким
смешком, - не физическую сторону дела...
оставалось, как наклониться и поцеловать ее в губы. Губы были сладкими, и он
слизнул помаду, ей это нравилось, она втянула его язык, так они играли друг
с другом, Генриху Натановичу было неудобно стоять, он боялся, что потеряет
равновесие и вместе с Наташей окажется на полу.
строго:
никакой, а времени ты на него тратишь много. Я закончу расчет, и мы выясним,
что могло убить твоего Абрама.
математика не могла ничего изменить в его решении, даже если она обнаружит в
записи физические изменения, связанные с появлением на теле Абрама жаркого
следа ладони.
предупредила Наташа. - Не буду сидеть одна, как дура, весь вечер.
Глава пятнадцатая
голос Чухновского, и Аркадий открыл глаза, будто раздвинул шторы на окне:
брызнуло солнце, заливая светом пыльную комнату. На самом деле это было
потолочное освещение, розовое и совсем не похожее на солнечный свет.
меньше - кем он явился в эту комнату: Яковом Гохбергом, жившим почти двести
лет назад, Генрихом Подольским, умершим вчера, или самим собой.
которыми частным детективам бессмысленно иметь дело.
Чухновский в привычной своей позе - чуть наклонясь вперед и с раскрытой
книгой в руках - стоял у книжной полки, а Лев Подольский сидел за столом и
на Аркадия не смотрел.
Натановича Подольского? О чем он вас просил?
Чухновский. - Пульса денура. Я не мог провести обряд по всем правилам, для
этого нужен миньян, а где бы я нашел еще девять евреев, если Генрих
Натанович не хотел огласки? Пришлось ограничиться другой молитвой. Я не
думал, что она окажется столь же эффективной...
ответа, но всегда убеждает не собственный вывод, а прямое признание, для
сыщика факт немаловажный. Защитник может в судебном заседании твердить о
презумпции невиновности, но сыщику важно услышать от задержанного: "Да, я
это сделал", чем бы потом ни обернулось расследование.
неожиданно озлился он. - Но еще вчера я думал... Впрочем, давайте-ка я,
наконец, объясню вам все в деталях.
смысле обряда пульса денура и о том, как на самом деле понимаю гибель
Подольского, кем бы вы меня сочли, уважаемый?
расследования, - вместо Аркадия ответил Виктор.
синагогу год назад...
записано, давайте сразу со второй половины.
Чухновский принял, видимо, для себя какое-то решение, и речь его потекла
плавно, даже монотонно, будто рассказ свой он записал много дней назад и
сейчас зачитывал вслух.
приходил в синагогу не потому, что хотел возвратиться к религии. И не
потому, что хотел побыть в компании евреев. Полгода мы рассуждали о Торе, о
противоречиях, которые якобы содержатся в Книге, сначала я разъяснял ему
суть, потом он разъяснял суть мне... Как понимал, конечно. Беседовали мы и о
жизни. Я понял его: это был человек, беспросветно одинокий. Не в физическом