Чтение 33–й страницы книги ~Покаяние пророков~

Но эту неподъемную тушу вряд ли скоро выкорчуешь из машины, успеют подскочить, да и ключа нет в замке зажигания...

- Первый случай в моей практике, чтоб в течение одной недели за голову предлагали два выкупа, - признался Матрешник. - Причем сумма увеличивается. Как ты считаешь, подождать третьего клиента или уж остановиться?

- Остановиться, - сказал Космач.

- Почему? Ставки растут...

- Жадность фраера сгубила.

- Это тоже правильно, - засмеялся Матрешник. - А скажи ты мне, что такое есть за тобой, отчего клиенты в очередь идут? Может, устроить маленький закрытый аукцион?

- Продешевить боишься?

- Как же! Все жаба давит. Может, птицу счастья в руках держу, а за гроши отдам?

- Не знаю, какой дурак решил меня выкупить.

- Он не дурак. Скорее придумывает какую-то авантюру. Или точно знает: за тебя можно взять больше. Ты не прибедняйся, уже дают хорошие деньги. Если назвать сумму, упадешь. - Он обернулся всей тушей, насколько мог. - Не буду скрывать, какой-то странный интерес проявил Богомаз. Даже лохом прикинулся... Но я-то его знаю.

- Кто это?

- А кто тебя продал!

- Не может быть, - насторожился Космач. - Его фамилия Палеологов?

- Да, вроде так. На Арбате он был Богомаз, иконами торговал... Ты скажи, с чего он так заволновался?

- Может, человека совесть замучила?

- Он тоже мне тут про совесть пел, говорит, подлость совершил, покаяться хочу, мол, женщина какая-то между вами встала... Но это все фуфло, гонит. А я серьезно спрашиваю. Тебе-то что скрывать? Вы враги.

- Если так заговорил, значит, серьезно. Вдруг и правда покаяться захотелось?

- Если захотелось, пошел бы в церковь, бабки отстегнул и покаялся. Ты же не поп? - Матрешник поворочался и тяжело вздохнул. - Вообще-то у Богомаза всегда крыша немного набекрень была... Где он тебя выкопал?

- Судьба свела...

- А ты ученый по какому профилю?

- Историк.

- Историк? - подпрыгнул Матрешник. - Не понял! Я думал, ты по технике. Оборонка там, высокие технологии... Кому, на хрен, историк нужен в наше время?

- Вот и я не пойму, кому понадобился. Матрешник поерзал, раскачивая машину.

- Ладно, - сказал наконец. - Условия такие. Я возвращаю тебя Богомазу. Только ты должен подтвердить, что был в Эквадоре, у Марадоны, и тебя вернули. Понял? Для того тебе паспорт дали, там виза погашена и обратный билет. Подтвердишь?

- Конечно, это в моих интересах.

- Молодец, сообразительный... Тогда поехали!

Он вылез, обошел машину и завалился на пассажирское сиденье. За руль сел один из копов. "Нива" поколесила по огромной полузаброшенной территории завода железобетонных изделий, выехала за охраняемые ворота. Космач мысленно перевел дух: все, сейчас или никогда!

Попадать в руки Палеологова не было никакого желания.

Космач сидел посередине, успокоившийся Матрешник к нему не оборачивался, смотрел вперед и о чем-то думал, может, считал свои барыши, коп был увлечен рулем, объезжал ямы на разбитой дороге. Потряхивало сильно, и потому Космач как бы непроизвольно переместился в сторону водителя, несколько раз схватился за спинку его сиденья, чтобы приучиться к этому движению, и, наконец, сжал левой рукой привязной ремень, торчащий на стойке. Вытягивал медленно, спускал вниз и прижимал ногой, и когда образовалась петля, схватил ее и набросил на шею копа. И одновременно ударил ногой в голову Матрешника.

Думал свалить сразу, однако лысая голова на короткой шее лишь мотнулась. Коп захрипел, бросил руль и потянулся к горлу. Налегая всем телом, Космач затянул ремень.

- Тормози! - зарычал ему в ухо и еще раз ударил Матрешника.

Тот сначала пытался схватить его за ногу, потом потянулся к бардачку. Машина сбавила скорость и запрыгала по ямам, поэтому он никак не мог поймать крышку, упорно хватал руками. Обвиснув на ремне, Космач почти лег на спину и начал молотить хозяина обеими ногами, а потом и вовсе придавил его голову к приспущенному стеклу дверцы. А тот сопел, кряхтел и все царапал бардачок, но из-за толстой фигуры руки были коротки! И тут случилось невероятное: его голова начала плющиться, превращаясь в красную лепеху на стекле дверцы. Космач поджал ноги, отпустив Матрешника, но тот не обвис, не повалился замертво, и голова еще секунду оставалась плоской, после чего, будто резиновая игрушка, со свистом втянула воздух и выправилась. Он захрипел и потянулся руками.

Двигатель задергался, заглох, "нива" вкатилась в выбоину и остановилась сама.

Космач бросил неподвижного копа на руль, уперся руками и ударил Матрешника со всей силы. Тот вдруг заорал, схватился за голову и начал вставать - развернуться хотел, но уперся в потолок. От следующего удара немного осел и, будто разъяренный, обезумевший бык, с ревом полез к заднему сиденью, но не мог протолкнуть туловище в просвет между спинками сидений и потолком. Тем временем Космач достал крючок, открыл дверцу и, отпихиваясь ногами, вытолкнул водителя на улицу.

И сам выскочил, откинув спинку сиденья. И только сейчас увидел, что машина стоит посередине придорожной деревни и вроде бы люди на улице. Но озираться и медлить было нельзя, одуревший Матрешник кричал и буйствовал, зачем-то пытаясь протиснуться назад. Космач распахнул дверцу и. ухватив за шиворот, вырвал неповоротливую тушу из кабины.

Пока он елозил на четвереньках, Космач сел за руль и стал запускать мотор, однако тучный работорговец больше напоминал ваньку-встаньку - оказался уже на ногах и теперь хватался за открытую пассажирскую дверцу. Голову вдруг пронзил детский страх, что это чудовище сейчас вползет назад и все повторится, как в кошмарном сне. Тогда Космач открыл бардачок, и стало ясно, почему Матрешник рвался к нему: там лежал пистолет. Космач схватил его, не проверяя, заряжен ли. потянул спуск, - громоздкая туша сама лезла на ствол...

От выстрела в замкнутом пространстве зазвенело в ушах. Работорговец отпрянул, согнулся и встал на колени.

Показалось, стартер крутится очень долго и медленно, а Матрешник все еще стоит перед открытой дверцей и тянет руки...

* * *

Их не зря называли отступниками и крамольниками. Вера сонорецких старцев была не ведома на Соляном Пути и потому непонятна, как и язык читаемых ими молитв. А их могучий, совсем не церковный распев больше напоминал разбойничьи песни или воинские гимны, охватывающие богобоязненную душу страхом и трепетом одновременно.

Некоторые старообрядческие общины не почитали сонорецких старцев и стариц, бывало, предавали анафеме и намоленные камни опрокидывали, но если случалось встретиться с ними на Тропе, а паче того когда хворого приводили тайком на Сон-реку каждый в отдельности готов был принять грех на душу и побеседовать с еретиками, поесть из одной по суды, принять анчихристово зелье, позволить чтение над собой бесовских заговоров и послушать их моления.

И редко кто не заражался от них ересью и не то сковал, не скорбел и не печалился потом тайной печалью от бренности собственной жизни и неуемного влечения на берега заветной реки. По достижении зрелых лет некоторые вкусившие крамол лесные скитальцы самых разных толков или открыто, или тайком прощались со своими единоверцами и домашними и, невзирая на суд и проклятия вслед, уходили на Сон-реку.

Сколько помнили на Соляной Тропе, обратно никто не возвращался, разве что странствующим старцем, которых опять же крадучись почитали как святых и, настращав домашних, чтоб держали язык за зубами, с поклонами просили войти в хоромину, чтоб вместе помолиться.

Говорили, что их слышит Господь, ибо старцам ведомо Его истинное имя...

Придя в Холомницы, Клестя-малой долго бродил вдоль реки, покуда не выбрал крупный прибрежный валун с плоским верхом. Встал на него лицом на восток, одни сутки молился стоя, вторые на коленях, а третьи распластавшись ниц. А река прибывала, странника подтопило, однако он не сошел, лежал в воде, отрезанный от берега.

Каждый день боярышня ходила к нему, звала, но юродивый не сходил с камня и в ее сторону даже головы не поворачивал. Она знала, нельзя мешать молитве пророчествующего старца, но боялась, встанет где-нибудь затор, в одночасье поднимется вода и смоет его.

На четвертый день она застала юродивого стоящим по колено в бурной ледяной реке, однако от согбенной спины и даже от воды вокруг его ног шел пар, а до берега уже сажени две мутного, стремительного потока. Вавила забрела чуть ли не по пояс, сдернула старца с камня, вытащила на берег.

- Вот тебе камень мой, внучка Илиодорова. - сказал он, стуча от холода зубами. - Вставай и молись.

- Сначала баню истоплю, чтоб отогрелся. А пока идем, на печь положу.

Привела его в избу, а он сел на порог и на лежанку не идет, переодеваться в сухое отказывается.. Пока она баню затопила и воды наносила с реки, Клестя-малой неожиданно быстро обсох и засобирался.

- Никуда не пущу! Примрешь по дороге.

- Не держи меня. - Котомку за спину забросил. - На Сон-реку мне надобно, пойду. Братия со мной спорила, ведь из скита прогнали! А я приду к ним, поведаю, что в мире творится от их пророчеств. И самих приведу к покаянию!

Потряс клюкой, сверкая глазами.

На следующее утро, еще до восхода, боярышня пошла на реку, встала на камень намоленный, обернулась лицом к дороге, как к солнцу, и воздела руки.

Соляной Путь - Вологда

1992-2002