неспешно, со скоростью упряжных мулов, двинулся в живописный
уголок Граньерского леса, где располагался замок. Я ни секунды не
сомневался, что Мано и его ловким спутникам не составит труда
установить направление нашего движения. Столь крупный и
живописный отряд отнюдь не был иголкой в стоге сена. Я также не
сомневался в способностях шевалье д'Орбиньяка проходить сквозь
самые толстые стены и открывать любые замки. Я не помнил, почему
так, но это было именно так. Оставалось лишь придумать, каким
образом объединить усилия двух моих друзей и как обернуть эти
усилия к наибольшей пользе, какую можно извлечь из создавшейся
ситуации.
своем роде случай, когда ловчий и дичь совместно вернулись с
охоты, мирно уселись за трапезный стол в ожидании ужина. Все это
время дю Гуа, как и подобает блестящему царедворцу, был
обворожительно учтив, так, точно западня, ловко устроенная им,
готовилась лишь затем, чтобы утешить радостной встречей с нами
его исстрадавшееся в разлуке сердце. Возле Авреза добрый хозяин
отослал в Понтуаз большую часть своего отряда, давая мне
наглядную возможность убедиться в незамутненной чистоте своих
намерений. Правда, оставался еще гарнизон замка, неизвестной
численности и боеготовности, но это уже сущая ерунда. В
охотничьих замках не держат армий.
зале десятки факелов и свеч зеленого воска, мы чинно расселись
вокруг стола, сообразуясь со знатностью и званием едоков, чтобы
благородно утолить голод и жажду, донимавшую нас весь день. И
хотя перемены блюд следовали одна за другой и тосты, произносимые
между бульоном из бычьих хвостов и донышками артишоков,
фаршированных петушиными гребешками в ананасовом соусе, были
красноречивы и прочувствованны, каждому из собравшихся под крышей
Авреза было ясно, что находимся мы здесь не для того, чтобы
потешить свою утробу. Потому, опорожняя кубки и поддевая на
двузубые серебряные вилки сочные куски мяса, плавающие в жирной
подливе, все ждали окончания пира.
наших разошедшихся соратников и мы остались одни. Признаюсь, я
несказанно рад, что наше знакомство, начавшееся при столь
печальных обстоятельствах, сегодня обрело истинное звучание. Увы,
при первой встрече вы показались мне обычным гасконским мужланом.
Отважным - да, великодушным - пожалуй, даже слишком, но ничего не
смыслящим в высоком искусстве управления государством.
нет, в его первой оценке я как раз не сомневался ни на минуту, но
вот то, что, разглядывая мой кинжал, замерший у своего лица, он
узрел во мне проявления государственной мудрости, - весьма
сомнительно. Впрочем, точно так же, как инстинкт придворного
повелевал собеседнику льстить в глаза августейшему гостю,
инстинкт монарха заставлял меня продолжать беседу с видом полного
доверия его сладкозвучной речи;
я, давая знак хитроумному вельможе продолжать плетение своей
частной интриги.
пребывание в этом замке как плен. Поверьте, обстоятельства
таковы, что более безопасного места для короля Наварры не сыщется
во всей Франции.
тогда я должен трактовать столь навязчивое гостеприимство?
меру. Мне будет достаточно королевского слова, что вы не будете
пытаться совершить побег - и я гарантирую полную свободу всех вас
в передвижениях по замку. - Дю Гуа клятвенно поднял вверх ладонь.
осведомиться, чего же вы добиваетесь?
Здесь, в Аврезе. Король благоволит вам. Он не желает, чтобы его
ближайший родственник и, смею верить, друг, подобно злобному
карлику Кондэ, сеял смуту и разорение в нашей и без того
истекающей кровью стране.
наблюдая за ним, я убеждался в этом все больше и больше. Он
говорил каждому то, что его собеседник ожидал услышать в этот
момент. Причем именно тем тоном, который, подобно стреле, находил
кратчайший путь к сердцу слушателя. Он мог быть груб и циничен,
командуя своими головорезами, тотчас же убедителен и дипломатичен
в переговорах, обворожительно учтив в светской беседе и
требовательно настойчив в разговоре со всеми, от кого ему
что-либо было нужно. При этом он никогда откровенно не лгал, но
правда, пройдя через его уста, становилась такова, что толковать
ее можно было самым разнообразным способом. К примеру, вот как
сейчас.
д'Орбиньяк не заблуждался и я действительно англичанин Уолтер
Камдайл, - с моим двойником, Генрихом Наваррским. Желал ли ее
будущий король Франции - неизвестно. Возможно, он об этом еще
попросту и не думал. Однако идея уже зародилась в голове у его
фаворита, а это означает, что вскоре и монарх станет думать так
же. Однако зачем моему кузену Валуа такая встреча? Что это:
попытка восстановить мир в королевстве? Желание перетащить на
свою сторону вождя гугенотов? Возможно! Даже более чем возможно.
Если бы предложение о тайных переговорах исходило от Генриха
Анжуйского, а не его наперсника. Значит есть иная причина, таящая
в себе личную выгоду Беранже. Хотелось бы знать, какая?
Гуа, - начал я. - Я полагал, смерть брата, в которой облыжно
обвиняют меня, кровавою рекой легла между мной и Генрихом. Однако
он знает, я всегда с почтением относился к роду Валуа и лично к
нему, Я помню нашу детскую дружбу и вовсе не желаю быть его
врагом.
казалось - наконец-то сбылась заветная мечта этого достойнейшего
кавалера. - Я благодарен вам за эти слова. Уверен, король будет
также счастлив услышать их от вас. Что же касается упомянутого
убийства, государь, - мой визави понизил голос и демонстративно
оглянулся по сторонам, выискивая притаившихся шпионов в убранной
уже пиршественной зале, - я знаю, что вы не причастны к нему. И
Генрих знает об этом. И когда мы заключим союз, я с великой
радостью помогу вам восстановить справедливость, что бы ни
говорила и ни думала об этом мадам Екатерина.
по замку сквозняков, вздрогнуло при словах Беранже так, словно
могло понять их смысл.
пропустить ни единого слова.
не так ли, сир? - переспросил Беранже.
подземелье и своими глазами видел, как падает на вас ангел с
капители колонны. Благодарение Богу, миланский доспех сохранил
вам жизнь! Но в том положении, в котором вы очутились, невозможно
ни убить, ни ранить кого бы то ни было. Сплющенные чаши
налокотников не дали бы вам шанса согнуть или разогнуть руки.
предложил дю Гуа.
сомневаюсь, - без тени смущения кивнул собеседник. - Смерть
государя была весьма кстати фавориту его наследника. Это верно.
Признаться, у меня бы не дрогнула рука Укоротить дни этого
бесноватого. Одно лишь обстоятельство против столь убедительных
доводов: я не убивал его. Хотя, не будь вас, смерть Карла
наверняка приписали бы мне. Черной Вдове нужен достойный виновник
смерти ее сына, а не жалкий исполнитель чужой воли, каковым
являлся истинный преступник, - развел руками Луи де Беранже,
демонстрируя невозможность что-либо изменить в сложившейся