Чтение 33–й страницы книги ~Без пощады~

- Разрешите катапультироваться?!

- Категорически запрещаю! Ты мне тут панику не разводи, понял?! Подумаешь плоскость ему отбили! Даже если от машины голый обрубок останется, все равно боевую задачу выполнять надо, а не сопли распускать! Что неясно? Повтори!

- Есть выполнять боевую задачу!

- Молодец. А теперь быстро захватил левую верхнюю дюзовую группу! И после звоночка в наушниках можешь уже стрелять!

- Обижаете, товарищ лейтенант, этому-то меня учили...

- Вот и действуй.

Я сам себя не узнавал. Откуда только взялась в моем голосе спокойная ленца бывалого аса?

В моих наушниках звоночек уже прозвенел - это "Мурены" рапортовали, что их головки самонаведения учтут все пожелания товарища пилота. Но я выждал еще пять секунд и только потом спустил их с цепи. Сперва с подкрыльевых пилонов сошла пара, кричащая "За Иссу!" и "За Готовцева!", а потом с внутренней подвески вторая пара - угрюмая, молчаливая.

- "Дутыш", ты еще здесь?

- Так точно! Все выпустил!

- Отлично. Теперь отходим согласно маршруту. Атэдэшники тебе автопилот успели починить?

- Да.

- Можешь смело включать. И - никаких зрелищ.

Не надо нам вот этого... Необъятные колоссы авианосцев, которые вырастают из пустоты на полгоризонта за считанные мгновения... Взрывы... Трах... Тарарах... Куски железяк...

Мы прошли за кормой "Римуша" в пяти тысячах километров и ровным счетом ничего интересного не видели.

А по телеканалу? И по телеканалу тоже, потому что после отворота с боевого курса камеры цель потеряли и восстановить захват не смогли: исчезло целеуказание от "Асмодея". Укатали, видать, сивку крутые горки...

На отходе по нам пристрелялись кормовые батареи клонских авианосцев. Но мы, на "Дюрандалях", могли только посмеиваться.

Собственно, приличный, хорошо спланированный боевой вылет этим и отличается от всяких импровизаций. Прошел проложенным за тебя курсом, понажимал на кнопки, один раз крепко перетрухнул, потом еще немного кнопок - и все осталось далеко-далеко позади.

Что пришлось в той атаке пережить пилотам других эскадрилий? Как сказать... На войне у каждого своя судьба.

Очень нелегко пришлось штурмовикам, тяжелее всех - торпедоносцам...

"Горынычи" провели тяжелейший бой с клонскими истребителями. Им помогали две эскадрильи "Хагенов", укомплектованные европейскими экипажами и действовавшие с борта "Дмитрия Донского". И хотя держались "Хагены" довольно далеко от свалки, обеспечивая общее прикрытие, они прозевали массированный ракетный обстрел с фрегатов и вот их урановые стержни выкосили через одного.

Но для нас, лично для нас, пилотов "Дюрандалей", атака прошла рутинно. В потерях числился только Колькин ведомый, фамилии которого я так и не узнал.

А музыка играла.

Второй удар нанесла группа "Буран", введенная в бой на правом фланге против авангарда авианосных колонн.

К сожалению, в ее использовании был допущен серьезный просчет. Как показал позднейший анализ сражения, правильнее всего было использовать триста пятьдесят флуггеров "Бурана" одновременно с нашими - и тоже с кормовых ракурсов.

К моменту появления на арене авианосцев "Бурана" адмирал Шахрави был уже внутренне готов к любым неожиданностям. По его приказу эскадра дальнего прикрытия, болтавшаяся без дела далеко за плоскостью системы, подошла к месту боя через Х-матрицу и вклинилась между "Бураном" и своими авианосцами. Наши флуггеры натолкнулись на сплошную стену зенитного огня, а к "Александру Невскому", "Адмиралу Ушакову", "Адмиралу Нахимову" и "Князю Потемкину Таврическому" устремились клонские торпедоносцы.

Пережившие громовой март 2622 года пилоты гордились тем лютым боем, как драгоценным орденом. Но это - не моя история.

Наши "Дюрандали" достигли "Трех Святителей" и благополучно сели.

Я дождался, пока Лобановского вытащат из его битой машины спецы на спасательном флуггере, и тоже пошел на посадку. Рядом на своих машинах крутились Бердник и Бабакулов, так что одиноким я себя не чувствовал.

Вслед за мной начали садиться одиночные "Горынычи" и редкие "Хагены" - некоторые с преизрядными дырками. В общей сложности их ожидалось штук сорок, ведь мы подбирали не только свои машины, но и уцелевшие истребители с "Рюрика" и "Дмитрия Донского".

Вот уж не ожидал, что снова окажусь на борту родной посудины! Да еще и в обществе друзей, которых уже успел, врать не буду, записать вместе с собой в покойники.

Скольжение по полосе магнитного финишера...

Гостеприимно распахнутые створки подъемника...

Верхняя ангарная палуба...

Да здесь собрался едва ли не весь авиатехнический дивизион!

Каждый вернувшийся флуггер срывал бурные аплодисменты. Только я вылез из кабины размять ноги - на это особого разрешения командования, к счастью, не требовалось, - как оказался в компании Егора Кожемякина, Кольки, Лобановского, кучи техников, включая белобрысого Петю, и трех незнакомцев. Последние были гостями: они на моих глазах вылезли из "Горынычей" с эмблемами 11-го отдельного авиакрыла, приписанного к "Дмитрию Донскому".

Эге, да я же одного из гостей знаю! Это Григорий Свинтилов, мы вместе в лагере сидели!

- Гриша?

- Саша!

- Вот так номер!

- Здорово, гвардеец!

Мы обнялись. Вот примета того огненного времени: мы со Свинтиловым не виделись-то всего четверо суток, ведь нас всех вместе возили на экскурсию в Москву и Техноград. Но, прощаясь на борту "Емельянова", мы были уверены, что никогда больше не встретимся. И вот надо же!

- А это, познакомься, младшие лейтенанты из пополнения: Тексас Ро Масакр и Данкан Тес. Северные американцы.

- Данкан Тес?..

- Можно просто Дан, - почти без акцента сказал парень и протянул мне руку.

- Саша, - промямлил я, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

"Дан Тес... Дантес! Неужели... судьба?.. И лицо до чего же неприятное... Даже за забралом скафандра видно! Губы тонкие, бескровные... Скулы торчат... Страшный как смерть!.. Да ладно, глупости какие... Не обращай внимания! Просто дебильные имя-фамилия, случайное созвучие такое вот получилось..."

А тут еще Колька, как назло, будто бы хотел сказать: "Да нет, судьба, именно судьба!"

- А друзья не называли вас Дантесом? - спросил он у американца, многозначительно взглянув на меня.

- Извините?

- Не обращайте внимания, Дан, - встрял я. - Скажите, где вы так хорошо выучили русский?

- А, это!- Парень улыбнулся.- Брал в школе. Папа говорил: "Сын, учи русский! Вырастешь и поедешь в Россию работать! Рабочий русского завода имеет столько денег, сколько у нас не имеет... Нэшнл лиг бейсболман... Как это по-русски?.. Не важно... Знаменитый спортсмен!"

"Ну естественно, - подумал я. - Велика важность, спортсмен... Какая от него польза, кроме как самому себе, что здоровый он, как кабан? А рабочий ценный продукт производит..."

- Хорошие у вас школы, - не скрывая удивления, заметил Лобановский.

- Школы? Школы о'кей, хорошие. - В том, как именно Дантес (хотелось мне или нет, но Данкана Теса называть для себя иначе я уже не мог) признал этот факт, мне почудилась недоговоренность. Кажется, он хотел сказать нечто вроде "школы-то хорошие, только жизнь хреновая", но не стал развивать свою мысль.

Или он что-то совсем другое подразумевал? Может, не настолько и хорошо он владел русским языком, ошибся в интонации, а на самом деле имел в виду "Школы ваши - дерьмо"?

Последнее, вероятно, тоже имело отношение к истине, потому что его вроде бы соотечественник Тексас Ро Масакр не понимал по-русски ни полслова. Отключившись от бортового переводчика "Горыныча", он стал совершенно беспомощным. Тексас застенчиво улыбался и, явно не зная, куда пристроить руки, все время потирал затылок, точнее - задний сегмент шлема-бронесферы.

- Ну, братие, теперь и чарку пропустить не грех, - торжественно сказал Егор Кожемякин, извлекая на свет объемистую берестяную фляжку.

- Э, постой-ка, Егор... Так ведь дышать-то здесь нельзя! Везде криптоновая атмосфера!

- Я тебя не дышать приглашаю, мил-друг, а горькой выпить!

Свинтилов и техники засмеялись. Даже белобрысый Петя, подлец.

Коля похлопал меня по плечу.

- Все-таки одичал ты, Сашка, - сказал он. - Ты вспомни вообще, как скафандр устроен!

- А-а-а, вот я олух! Действительно одичал!

При проектировании скафандра "Гранит-2" конструкторы предусмотрели все и даже больше. В частности, такую ситуацию, когда надо человека напоить, а открыть забрало условия не позволяют. Скажем, языки пламени кругом и угарный газ с дымом вперемешку.

Для этого в горловой бронедетали сделана поилка. Она рассчитана в первую очередь под типовые тюбики с трубочками, но можно с ней работать и методом простого налива.

Снимаем предохранительную крышечку и заливаем жидкость в наружный приемник. После чего крышечку завинчиваем и включаем микронасос. Жидкость прогоняется через фильтры и поступает в небольшую емкость, которая находится уже на внутренней стороне скафандра. А из емкости к тебе в рот сама выдвигается трубочка. И пей-веселись!

Конечно, муромская старка через трубочку - преступление против самого духа исконной русской культуры. Старку, мил-други, надлежит потреблять из такой же, как сама фляжка, аккуратной берестяной чарочки на осьмнадцать золотников ровно. И чтобы с моченым груздем обязательно, а пуще того - с рыжиком...

И занюхивать, занюхивать всенепременно! Обязательная часть ритуала! Пышной шевелюрой боевого товарища!

Шутка.

Эхма, ладно...

Наливай, Егор, и - понеслась! Кто не умрет - живым останется!

- Чтобы не последний! - провозгласил Кожемякин типично муромский тост.

Мы хлопнули, точнее сказать - соснули. Все, кроме Дантеса.

- О, найс виски, найс виски! - оживился Тексас Ро. Дантес довольно холодно перевел:

- Мой друг из субдиректории Центральная Калифорния говорит: хорошая водка.

- Ты ему скажи, Данушка, что это не водка никакая, а старка, - попросил Егор. - Или ладно, пусть его... А сам-то почему не выпил?

- Спасибо, я сыт.

- При чем здесь сыт?! Это не еда, а лекарство. От кручины.

- Егор, да не цепляйся ты к собрату по Великорасе,- сказал Коля. - Может, он непьющий.

- Да-да, хорошо! Непьющий! - закивал Дантес.

- Ну и ладно, нам больше останется, - с неожиданной легкостью отступился Кожемякин. - Кому повторить?

- Спасибо вам, Егор Северович, но меру надо знать. Лучше меньше, да чаще. Пойдем мы работать, - церемонно откланялся один из старших техников и знаками отозвал всех своих коллег.

В самом деле: по правилам техники должны были, не дожидаясь приказа, осмотреть флуггеры, устранить мелкие неисправности, пополнить запасы ГСМ и боекомплект твердотельных пушек (если таковые имелись). После этого требовалось поставить несколько полностью подготовленных к вылету машин на катапульты - на боевое дежурство.

А вот мы вплоть до дальнейших распоряжений командования имели полное право даже задрыхнуть. Единственное, что вменялось нам в обязанности, - находиться в непосредственной близости от своих машин.

- Эт-то что тут за кабак?!

Мы обернулись. Ой, мамочки... Белоконь!

Ну, сейчас начнется... "Это вам не бардак!.. Это российский военфлот!.. Гвардейский авианосец!.. В неустановленное время! В неустановленном месте! Распитие спиртных! О вашем проступке будет доложено!"

Но Кожемякин ничуть не смутился. Как равный Белоконю по званию и старший по возрасту (впрочем, младший по должности) он, не подумав даже спрятать флягу, с вызовом ответствовал:

- Горькую пьем, Андрюшка!

Белоконь, к моему громадному изумлению, вроде как даже улыбнулся.

- Да ясно, что не сладкую...

- Как леталось, сокол занебесья?

- Три борта потерял... - вздохнул Белоконь. - Но и мы в долгу не остались. Я одного завалил точно. Еще пять "Абзу" можно записать на групповой счет эскадрильи. В общем, "три-шесть" в нашу пользу. И ракет этих, "Рури", нащелкали, как семечек, несчетно... Но три пацана, черт... Жалко... Эх, налей-ка и мне, Егор.

"Вот так да! Неужели правду говорят, что война делает людей лучше?"

- Ну, за что теперь? - бодро осведомился Свинтилрв. - За победу?

- За победу мы уже сегодня повоевали, - сказал Кожемякин. - Давайте по-человечески, а? Будем живы - будем здоровы!

- Постойте!.. Постойте-ка, товарищи, не пейте! - разволновался Лобановский. - Можно мне сказать?

- Молодым везде у нас дорога, - благословил мичмана Белоконь.

- Я предлагаю выпить... За моего ведущего лейтенанта Пушкина!.. Честно, без подхалимажа! Два вылета - и два раза товарищ Пушкин мне жизнь спасает!

- Ну уж два... Два раза по половинке... - заскромничал я.

- Это как же ты, Саша, умудрился? - Белоконь посмотрел на меня с неподдельным интересом. Впервые, кажется, за четыре с половиной года знакомства.

Ну не рассказывать же, как Лобановский заснул прямо в боевом вылете, а я его разбудил?!

- Да вот как-то так случилось... Когда летали на сопровождение "горбатых", в условиях радиомолчания у мичмана случились проблемы с навигацией, ну а я его домой привел. А в этом вылете ему плоскость оторвало... И всех моих заслуг - что я ему запретил катапультироваться. Ничего героического, одним словом.

- Вот только не надо ложной скромности, Саша, - шутливо пригрозил мне пальцем Свинтилов. - Знаем мы, у тебя всегда "ничего героического". А потом выясняется, что ты и джипсов на Наотаре валил, и охраннику клонскому пулю в лоб засадил, и от егерей "Атурана" убежал... Так что - за тебя Саша! И за звездочку твою вторую необмытую!

Мою лейтенантскую звездочку мы, справедливости ради, немножко обмывали уже, на Большом Муроме. Но Свинтилова тогда с нами не было. Моих друзей с "Трех Святителей" - и подавно.

- Правильная мысль! За Сашку! - подхватил Колька. - Больших звезд тебе, дружище!

Я, растроганный до глубины души, с удовольствием потребил старку.

- Ну, бог троицу любит, или как? - Кожемякин вопросительно посмотрел на Белоконя.

Тот с ответом не спешил.

Оно и понятно: все-таки Белоконь, совершая боевые вылеты (что делало ему честь) в качестве комэска-1, по-прежнему оставался пресс-офицером авианосца. А это такая шкурная должность, которая, помимо непрестанного ведения пропаганды и контрпропаганды, обязывает все время изображать из себя ходячее собрание добродетелей.

Пресс-офицер говорит нормативным русским языком, воздерживается от похабных анекдотов и, конечно, пьет только за столом, только из рюмок и исключительно при наличии достойного повода. Чего и другим всячески желает - как правило, в приказном порядке.

- Э, да что там! - махнул рукой Белоконь. - Давай! Только, товарищи, я вас очень прошу: если сейчас снова вылет - не забудьте принять детоксин.

Детоксин - это такая пилюля, в любой пилотской аптечке есть. Совершенно убойная штука. И опьянение снимает, и сытую одурь, о недосыпе позволяет забыть на сутки...

- Как? Снова вылет? - всполошился Дантес. - Зачем?

- Про детоксин не забудем. Но каркать не надо, Андрюшка, - жестко сказал Кожемякин. - Вишь, человека перепугал!

Пресс-офицер приосанился (заскрипели электромышцы), глаза его метнули молнии.

- Ты, Егор, человек, конечно, уважаемый... - начал Белоконь.

"Вот и закончилось благорастворение в воздусех, - подумал я. - Как пойдут сейчас собачиться! А ведь упрямые оба, ужас! Хуже клонов..."

Раздался громкий колокольный удар - так по внутрикорабельной трансляции предварялись экстренные сообщения.

- Торпеды по левому борту! Подлетное время двадцать секунд! - В голосе вахтенного прорвались истерические нотки.

На дальних и средних дистанциях радарного обнаружения клонские торпедоносцы "Фраваши" практически неотличимы от тяжелых истребителей "Хаген". У них и экстерьер одинаковый: схема "летающее крыло", два киля и четыре маршевые дюзы.

"Фраваши", правда, чуть побольше и снабжен огневой точкой защиты хвоста с живым стрелком. Но точка эта неприметная совсем, так что во фронтальной проекции ее как бы и нет.

Случилось так, что за парой наших сильно поврежденных "Хагенов" увязались два "Фраваши". Думаю, поначалу они немцев хотели расстрелять из пушек и тем удовольствоваться.

Но, быстро обнаружив, что "Хагены" не предпринимают никаких маневров уклонения, а значит, и не подозревают об опасной близости "Фраваши", их командир принял план получше. Рискованный, безумный план - но именно на отчаянной отваге кадровых офицеров держались обе наши сверхдержавы, для кого это секрет?

По всем понятиям эта пара торпедоносцев была обречена. Да, их не обнаружили станции защиты хвоста истребителей - на обоих в бою выбило почти всю электронику. Но оставались еще мощнейшие радары минимум одного дозорного "Асмодея", "Трех Святителей" и фрегатов, которые были выделены из состава группы "Шторм" специально для сопровождения нашего авианосца.

Верно, радары-то работали. Однако на больших и средних дистанциях "Хагены" и крадущиеся за ними "Фраваши" сливались в одну отметку неопределенного вида "малая групповая цель".

А аппаратура госопознавания или, как пишут в журнальных очерках для гражданских, система "свой-чужой"?

Увы, за полторы минуты до того, как "малая групповая цель" вошла в эффективную зону ПКО авианосца и фрегатов, запросчики были отключены по требованию руководителя полетов. Да-да, приказ исходил от нашего бога войны, опытнейшего эскадр-капитана Шубина!

Сделать это пришлось потому, что при возвращении на авианосец "Горынычей" пошел неприемлемо высокий процент сбойных запросов-ответов. Вероятно, поблизости крутились невыявленные конкордианские зонды информационной борьбы, которые прицельными помехами глушили рабочий диапазон частот аппаратуры госопознавания. Впрочем, хватило бы и того, что ответчики на некоторых "Горынычах" вышли из строя в ходе схватки с конкордианскими истребителями.

Так или иначе, но после двух ошибочных пусков зенитных ракет по своим флуггерам Шубин вышел из себя и потребовал всю лишнюю автоматику отключить на хер, а все наблюдаемые цели с такими-то параметрами в безусловном порядке считать дружественными.

Так и получилось, что два "дружественных" торпедоносца подкрались к авианосцу почти вплотную.

Дальнейшие события развивались стремительно.

Бабакулов, который патрулировал возле "Трех Святителей", при помощи своего бортового радара засек четыре флуггера и поприветствовал их. С борта двух флуггеров ответили, два других борта промолчали. Это Бабакулова насторожило, он поймал вторую пару в оптический визир и дал максимальное увеличение.

Конкордианские торпедоносцы он опознал почти мгновенно - сказался боевой опыт. Бабакулов поднял тревогу и, не дожидаясь приказаний Шубина, атаковал.

Один "Фраваши" удалось сбить с ходу. Но другой клонский флуггер успел все-таки выпустить обе торпеды, прежде чем стая бабакуловских "Оводов" разорвала его в клочья.

Торпеды были встречены шквальным огнем. Их удалось повредить, но, увы, не уничтожить - времени у наших зенитчиков было всего ничего.

Первая прошла ниже бронепояса, пробила оба корпуса, левую продольную переборку и взорвалась в кладовых с провизией. То есть, пожалуй, в одном из самых безобидных мест на всем гигантском корабле.

Конечно, тысячами консервных банок ущерб от попадания не ограничился.

Взрывом был также разрушен ряд смежных помещений и большое количество коммуникаций, в том числе вся проводная связь между центральным постом ПКО и зенитными батареями левого борта. Это еще не означало, что корабль утратил возможность вести зенитный огонь половиной всех своих лазерных пушек, но на эффективность этого огня теперь особо рассчитывать не приходилось.

Второе попадание пришлось на генераторный отсек №2 и оказалось куда опасней.

Во-первых, часть корабельных сетей осталась без питания. Во-вторых, ударной волной высадило переборку, за которой находился двигательный отсек. Три из пяти люксогеновых конвертера были выведены из строя. Спасибо еще, что в топливных магистралях сработала блокировка и люксогена пролилось совсем немного.

Корабельным инженерам и командам борьбы за живучесть приходилось констатировать пренеприятнейший факт: "Три Святителя" лишены возможности покинуть поле боя через Х-матрицу. Даже при закритических режимах работы маршевых двигателей, чтобы гарантировать успешный Х-переход, требуются 60 процентов мощностей, то есть не менее трех конвертеров. Двух недостаточно.

При помощи двух можно только совершить эффектное самоубийство: раствориться в запредельности навеки.

Чтобы починить хотя бы один конвертер, требовалось для начала восстановить герметичность двигательного отсека (где вследствие причиненных торпедой разрушений царил вакуум) и поднять температуру в нем до приемлемой.

Затем можно было подступиться к ремонту конвертеров. То есть осмотреть изуродованные осколками агрегаты и понять, можно ли из трех неработающих устройств получить одно работающее - при условии, что в номенклатуре имеющихся на борту запчастей нет и не может быть, например, двадцатитонных дьюаров или семитонных компаунд-экранов.

Ремонтные работы первой очереди - наложение гигантских пластырей на пробоины и восстановление герметичности отсеков- обещали занять часа четыре.