Чтение 33–й страницы книги ~Ледяное пламя~

- После той ночи он ни разу не был на мельнице, никогда не упоминал о Друге или книге Уиллота. Я грешным делом подумал, что дела пошли на поправку.., он стал не таким странным. Но позже мне пришло в голову, что Джим лишился единственной отдушины, которая у него была.

- Я боюсь вспоминать, - снова прошептал Джим.

Холли знала причину его страха: осталось узнать только одну последнюю тайну - была ли смерть Лены Айренхарт случайностью или её убил Враг. Если последнее окажется правдой, Джим действительно убийца.

Не в силах видеть опущенную голову Джима и горькое раскаяние на лице старика, Холли снова посмотрела вверх и заметила, что птицы снижаются. Три десятка черных ножей со свистом резали серое небо, неотвратимо приближаясь к месту, где они сидели.

- Не надо, Джим.

Генри посмотрел на небо.

Джим поднял голову, но не для того, чтобы увидеть опасность. Он знал, что его ждет, и поднял голову, подставляя свои глаза под страшные клювы и острые когти.

Холли вскочила на ноги, сразу превратившись в самую заметную мишень.

- Вспомни, Джим! Ради Бога, вспомни! В ушах у неё звенели пронзительные крики быстро приближающихся птиц.

- Даже если это сделал Враг, - она прижала голову Джима к груди, закрыла его точно щитом, - ты должен с этим справиться.

Генри вскрикнул от ужаса. Птицы с шумом пронеслись над Холли, вытягивая длинные шеи, пытаясь из-за её спины дотянуться до лица Джима.

Они не причинили ей вреда, но одному Богу известно, что произойдет в следующую секунду. Черная стая - воплощение Врага, а он ненавидит Холли не меньше, чем Джима-Птицы взмыли в серую высоту и исчезли из виду.

Она заметила испуг на лице Генри, но, к счастью, он не пострадал.

- Скорее уезжайте отсюда, - крикнула она ему.

- Нет. - Рука старика беспомощно потянулась к Джиму, который продолжал сидеть точно каменное изваяние.

Одного взгляда на небо оказалось достаточно, чтобы понять: птицы ещё вернутся. Они только скрылись за серыми бородатыми тучами, и в следующий раз их будет больше: пятьдесят или шестьдесят черных прожорливых тварей.

Она заметила людей, выглядывающих из окон приюта, и услышала шорох отодвигаемых стеклянных дверей.

На улицу вышли две сиделки.

- Назад! - крикнула им Холли. Она не знала, угрожает ли женщинам опасность.

Ярость Джима, направленная против самого себя и, возможно, против Бога, которого он винит в существовании смерти, может выплеснуться на невинных. Должно быть, её крик испугал сиделок, и они вернулись в здание.

Она подняла глаза: черная стая снова зависла над двором.

- Джим! - Ее пальцы сжали его виски. Она заглянула в синие глаза и увидела в них холодный огонь ненависти к самому себе. - Тебе осталось сделать всего один шаг. Пожалуйста, вспомни.

Он смотрел на неё в упор, но, казалось, не видел. Такой же отсутствующий взгляд был у него в "Садах Тиволи", когда к ним ползло подземное чудовище.

Двор огласился дьявольскими воплями летящей к земле стаи.

- Джим, нельзя убивать себя из-за смерти Лены!

Воздух наполнился ржавым скрежетом крыльев. Холли спрятала голову Джима у себя на груди. Он не противился, и его покорность вселила в неё надежду. Сама она, как могла, пригнулась и изо всех сил зажмурила глаза.

Стая обрушилась на неё с яростным клекотом. Она чувствовала холодные прикосновения гладких клювов, сначала осторожные, потом все более настойчивые. Птицы кружились вокруг нее, словно стая обезумевших от голода крыс. Они тянули к Холли острые когти, разевали хищные челюсти, пытаясь протиснуться между её грудью и лицом Джима. Казалось, ещё миг - и ей в лицо брызнут кровавые лохмотья. Шелковистые перья птиц щекотали кожу. Она содрогалась от отвращения, пошатываясь под оглушительными ударами крыльев. В ушах стоял душераздирающий вопль, точно рядом визжала буйно помешанная. Проклятые твари жаждали крови, крови, крови... Одно из чудовищ разорвало рукав её блузки и оставило на теле болезненную ссадину;

- Нет!

Птицы одна за другой взмыли вверх и исчезли. Холли не сразу поняла, что они улетели, потому что приняла за шум крыльев громовые удары сердца и хрип собственного дыхания. Когда она осмелилась открыть глаза, то увидела, как стая выписывает черную спираль на фоне свинцового неба, сливается с другой, ещё большей стаей, и вся эта дьявольская масса крыльев и тел со страшной скоростью несется к земле.

Она взглянула на Генри Айренхарта и заметила, что рука у него в крови. Наклонившись вперед, он пытался дотянуться до Джима, снова и снова повторяя имя внука.

Взгляд Джима сказал Холли, что его мысли далеко от нее. Скорее всего он сейчас на мельнице в ту безумную ночь. Перед ним бабушка с искаженным от ужаса лицом. Через мгновение её не станет, но в памяти, точно на остановившейся пленке, застыл один и тот же стоп-кадр.

Черная стая закрыла полнеба.

Казалось, они ещё далеко, но их было так много, что от страшного скрежета крыльев закладывало уши. Птичьи крики звучали как вопли из ада.

- Ты сам вправе выбирать между жизнью и смертью. И, если ты задумал убить себя, как Ларри Каконис, не в моих силах тебе помешать. Но запомни одно. Даже если Враг захочет убить только тебя, я все равно умру. Зачем мне жить, если тебя не станет? Я убью себя, как Ларри Каконис, и провалюсь ко всем чертям, если ад - единственное место, где мы сможем быть вместе.

Враг обрушился на Холли с удесятеренной силой. Она в третий раз прижала к груди лицо Джима, но сама осталась стоять с поднятой головой, отыскивая в неистовом водовороте крыльев, клювов и когтей блестящие бусины птичьих глаз. Они казались черными, как безлунная ночь, отраженная в морской бездне, и безжалостными, как сама Вселенная, как ненависть, кипящая в сердце человечества. Холли знала, что заглянула в черные глубины души Джима, до которых ей раньше не удавалось докричаться. Не сводя глаз с мечущихся бусин, она тихонько окликнула его по имени. В её голосе не прозвучало ни мольбы, ни страха, ни гнева. Холли вложила в короткое слово всю нежность, всю любовь, которую к нему испытывала. Птицы били её крыльями, разевали длинные клювы, оглушительно кричали. Они угрожающе цеплялись за одежду и волосы, но медлили разорвать Холли в клочья, точно давали последний шанс убежать и спастись. Их холодные немигающие взгляды буравили её насквозь, но Холли не испугалась. Она звала Джима по имени и повторяла, что любит его, повторяла до тех пор.., пока птицы не исчезли.

Они не улетели, как раньше. Они точно испарились. Только что воздух сотрясался от их пронзительных воплей, и вдруг наступила мертвая тишина. Как будто ничего и не было.

Холли продолжала прижимать к себе Джима ещё несколько секунд, потом отпустила. Он по-прежнему смотрел сквозь неё невидящим взглядом, точно находился в глубоком трансе.

- Джим, - умоляюще позвал Генри, протягивая к нему руку.

После короткого колебания Джим соскользнул со скамейки и опустился на колени перед дедом. Взял руку старика и поцеловал.

Потом сказал, не поднимая глаз от земли:

- Бабушка увидела, как Враг вылезает из стены. Раньше такого никогда не случалось. - Голос Джима звучал отстраненно, будто часть его существа все ещё жила в прошлом. - Она испугалась, попятилась и сорвалась с лестницы...

Он помолчал, потом прижал ладонь деда к своей щеке и тихо произнес:

- Я не убивал её.

- Я знаю, Джим, - дрожащим голосом ответил старик, - я знаю, что ты этого не делал.

Он вопрошающе взглянул на Холли, и она поняла, что у Генри накопилась тысяча вопросов о птицах, врагах и стенах. Но ему придется подождать ответов, как пришлось ждать ей и Джиму.

Глава 3

Всю дорогу до Санта-Барбары Джим сидел, откинувшись на сиденье и закрыв глаза. Казалось, он спит глубоким сном. Холли подумала, что за двадцать пять лет ему ни разу не удалось по-настоящему отдохнуть.

Она не стала его будить: Враг ушел, а вместе с ним исчез и Друг. Теперь в теле Джима живет только одна личность - он сам. Сны больше не двери.

Холли решила пока не возвращаться на мельницу, хотя там остались их вещи. Она сыта по горло Нью-Свенборгом и всем, что с ним связано. Лучше всего отыскать место, где они раньше не были, и начать новую жизнь, не омраченную тенями прошлого.

По обе стороны шоссе расстилалась бурая от солнца земля. Она вела машину и думала, глядя на пепельно-серый небосклон. Постепенно в голове из мелких частиц сложилась четкая картина.

...Необычайно одаренному мальчику, который даже не подозревает о скрытых в нем гигантских возможностях, удается выжить в бойне, произошедшей во "Дворце Утенка Дикси", однако испытанные им ужасы не проходят для него бесследно. Желая оправдаться в собственных глазах, он с помощью фантазии Артура Уиллота создает Друга - воплощение своих самых благородных устремлений - и узнает от него, что ему суждена особая миссия. Но одному Другу не под силу исцелить ребенка, чье сердце переполнено гневом и отчаянием. Ему необходима третья личность, чтобы спрятать отрицательные эмоции, черную ярость, которая пугает его самого. Тогда он создает Врага, изменяя сюжет романа Уиллота. Оставшись один на мельнице, мальчик ведет увлекательные беседы с Другом и дает выход ярости в образе ужасного Врага.

Это продолжается до тех пор, пока однажды ночью не погибает Лена Айренхарт. Испугавшись вида Врага, она оступается и падает...

Потрясенный её смертью, Джим заставляет себя забыть созданных его фантазией Друга и Врага точно так же, как в книге Джим Джемисон забывает о встрече с пришельцем. Почти двадцать пять лет он живет тихо и незаметно, боясь сильных чувств, подавляя в себе и хорошие, и дурные стороны своей личности.

Работа в школе дает ему надежду на возрождение, но самоубийство Ларри Какониса приводит его в смятение. Лишившись цели в жизни, мучимый угрызениями совести, он начинает винить себя в гибели родителей и смерти бабушки. Скрытый в подсознании образ Джима Джемисона рождает в нем тягу к приключениям и тем самым дает выход энергии Друга.

Но, освободив Друга, он также освобождает Врага. За годы бездействия скрытая в нем ярость становится ещё более черной и страшной. В ней нет ничего человеческого.

За двадцать пять лет Враг вырос и превратился в немыслимое чудовище, алчущее крови...

* * *

Джим во всем походил бы на других жертв раздвоения личности, если бы не одно маленькое отличие: созданные им существа не были людьми, и, самое главное, ему удавалось оживлять порождение своей фантазии. Если в нашумевшем случае с Салли Филд в облике больной жили шестнадцать личностей, то Джим мог воплощать себя в трех разных обличьях, и одно из них было маской кровожадного убийцы.

Несмотря на уличную жару, ей стало зябко. Холли включила в машине печку, но так и не смогла согреться.

* * *

Часы за регистрационной стойкой показывали одиннадцать минут второго. Приехав в Санта-Барбару, Холли оставила машину возле небольшой уютной гостиницы. Заполнила анкету и протянула клерку кредитную карточку. Джим по-прежнему спал на переднем сиденье "Форда".

Получив ключи от номера, она сумела извлечь его из машины и довести до комнаты. Он шел словно в полусне, а оказавшись возле кровати, повалился на неё без чувств, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

В автомате напротив бассейна Холли купила две банки содовой, кубики льда и пару плиток шоколада.

Вернувшись в комнату, она опустила шторы. Включила настольную лампу и накрыла абажур полотенцем, чтобы свет не падал на лицо спящего Джима.

Пододвинула стул к кровати и села у изголовья. Он спал, а она медленно потягивала содовую и откусывала от шоколадки.

Самое страшное осталось позади. Черные фантазии сгорели дотла, и Джим с головой окунулся в холодную реальность.

Но что дальше? Она не знала. Каким он станет, лишившись иллюзорного мира, в котором прошла большая часть его жизни? Будет ли жизнерадостным оптимистом или, наоборот, превратится в унылого скептика? Останутся ли у него прежние способности? Он черпал их внутри себя только для того, чтобы сдержать безумные фантазии и сохранить рассудок. Возможно, теперь он, как в детстве, сумеет в лучшем случае поднять сковородку или подбросить в воздух монету. Но самое страшное - она не знает, будет ли он её по-прежнему любить.

Пришло время обедать, а Джим спал непробудным сном.

Холли спустилась вниз, накупила ещё шоколаду. Гулять так гулять. Судя по всему, через несколько лет она станет такой же толстой, как мать. Если, конечно, не будет следить за собой.

Десять часов. Джим все ещё спал.

Одиннадцать.

Полночь.

Холли собралась его разбудить. Но остановилась, внезапно поняв, что сон - своего рода кокон, в котором рождается новая жизнь. Гусенице нужно время, чтобы превратиться в бабочку. По крайней мере, ей хотелось верить в найденное объяснение.

Примерно в первом часу Холли заснула, сидя на стуле. Снов она не видела.

Ее разбудил Джим.

Она взглянула ему в глаза и не заметила в них холода. Они загадочно мерцали в неярком свете затемненной лампы.

Склонившись над ней, Джим осторожно потряс её за плечо.

- Просыпайся, Холли. Пора ехать. Сна как не бывало.

- Куда?

- Скрантон, штат Пенсильвания.

- Зачем?

Джим схватил одну из оставшихся шоколадок, разорвал обертку и, откусив сразу полплитки, сказал:

- Завтра в полчетвертого пополудни бесшабашный водитель школьного автобуса попытается протаранить поезд на железнодорожном переезде. Если мы не успеем, погибнет двадцать шесть детей.

- И ты знаешь все, не только отдельные детали? - Она поднялась со стула.

- Конечно. - Он дожевал шоколад и хитро улыбнулся. - Кому же знать, как не мне. Ты сама говорила, что я - экстрасенс.

Губы Холли расплылись в широкой улыбке.

- Представляешь, каких дел мы с тобой наделаем, - восторженно говорил Джим. - Что там Супермен! Спрашивается, зачем он столько времени торчал в газете, вместо того чтобы заняться чем-нибудь полезным?

- Никогда не могла этого понять, - ответила Холли, и голое у неё сорвался от нахлынувших чувств.

Джим поцеловал её, оставив на губах сладкий вкус шоколада.

- Мы ещё покажем, на что способны. Конечно, тебе придется подзаняться боевыми искусствами, научиться управляться с пистолетом и ещё кое-чему. Ну да это для тебя пара пустяков, я-то знаю.

Холли обняла Джима за шею и, вне себя от радости, прижалась к его груди.

Наконец-то жизнь обретает смысл.