Картышев. -- Мы пока ни одной пары вырезать не догадались.
никуда пойти не сможешь.
скривило от боли.
туда, и обратно.
нападении на западные границы? - Росин снова тяжело вздохнул. - Полный бред. И
не сообщать ничего нехорошо получится... Лучше, я сам схожу.
о чем он спросил, выслушав сбивчивый рассказ Кости и поняв, что речь идет о
пользующемся дурной славой селении Кельмимаа:
сюда приехал.
кивнул Зализа. - Ярыга баял, баня протоплена. Потрапезничаешь, согреешься.
время пытался понять: встречают его как дворянина, вольного боярина-воина, или
как простого смерда? Насколько он помнил "Домострой", царь требовал, чтобы
челядь кормили "хлебом решетным, щами, да кашей с ветчиной жидкой, а иногда,
сменяя ее, и крутой с салом". Хлеб ему предложили свежий, рыхлый, ноздрястый,
явно домашней выпечки; вместо щей налили густой наваристой ухой, подернутой
сверху толстой янтарной пленкой, что можно считать разумным эквивалентом; но
вот является ли греча с мясом "жидкой кашей с ветчиной"? Правда, на широких
оловянных блюдах лежали пахнущие грибами пироги и расстегаи, демонстрирующие
крупнокалиберную малину. Однако, по воскресениям и праздникам слугам тоже
полагались пироги - а какой сейчас день, Росин не имел ни малейшего
представления.
долгого лыжного перехода по морозному воздуху его потянуло в сон. Знал бы он,
чего лишается! Помочь боярину хорошенько попариться пришли две молодые, пышные,
веселые девицы, и не помышлявшие прикрывать своих прелестей березовыми и
еловыми вениками. Однако попавший в тепло гость окончательно сомлел, и хотя
сделал пару поползновений воспользоваться случаем, оказался ни на что не годен.
светлице на первом этаже с ним делила какая-то из вчерашних знакомых, но и этот
шанс хозяйский гость упустил. Когда он поднялся, рядом никого не оказалось, а
смешок удалялся вдаль где-то за дверьми.
небрежно расстегнутый на груди, Зализа уже не походил на раздобревшего
купчишку, каковым казался вчера в цветастых нарядах. Даже черная бородка
опричника ныне не топорщилась задорно вперед, а достойно лежала на груди,
прикрывая меховой ворот овчинного поддоспешника.
на одного из двух приготовленных коней уже успели навьючить Никитины лыжи. -
Сейчас об утробе заботиться недосуг. Садись.
потом взялся за луку седла, вставил ногу в стремя, оттолкнулся от земли и...
мгновением спустя, судорожно вцепившись в обитый кожей выступ перед собой,
взирал на окружающих с высокой покачивающейся опоры.
уже взметнулся на своего жеребца, затем небрежно подобрал повод росинского коня
и закрепил себе около ноги.
рукой и подтолкнул жеребца пятками.
изрядно понервничал, но теперь понимал, что мотоцикл по сравнению с конем - это
поставленное перед телевизором мягкое кресло. Тем более, что сразу за воротами
опричник пустил коня рысью, вторая лошадка наддала следом за ним, и Костю
начало с силой швырять в седле вперед-назад. Минут через двадцать, у него
возникло стойкое предчувствие, что тело вот-вот переломится пополам где-то в
пояснице. Стремясь спасти хотя бы голову, Росин выпрямил спину, придав телу
строго вертикальное положение - и о, чудо! Болтанка прекратилась! Теперь в такт
шагам покачивались только бедра, а все тело ровно и спокойно двигалось вперед.
Еще минут через десять Костя смог даже покрутить головой, любуясь окружающим
пейзажем.
пристроившегося на них снега, отчего деревья словно заточились, приняли вид
стремительных, готовых к взлету ракет. Стволы высоченных сосен тоже побелели,
хотя Росин так и не понял, каким образом удерживается на них искристый снег.
Березы и ивы являли собой классическую картину зимнего пушистого инея,
трудолюбиво украсившего каждую, самую мелкую веточку.
изо рта вырывались обильные клубы белого пара. Холода Костя практически не
ощущал - причем старый тулуп доставал едва до колен, а ниже него до самых
валенок оставались обычные габардиновые брюки, и уши на шапке он ни вчера, ни
сегодня, не опускал.
следов, но копыта проваливались едва на десять, пятнадцать сантиметров, не
больше.
его с головой сугробов было еще очень далеко.
двоих сбило удачно запущенное гдовцами пищальное ядро, а еще четырнадцать
угорело в маленькой, жарко натопленной домишке, что стояла отдельно от больших
деревенских изб.
только вблизи пылающих каминов, в русских домах оказалось неожиданно тепло.
Раскрасневшиеся рыцари, не опасаясь внезапного русского "гегенагрифа", пили из
больших кружек кислое бледно-розовое вино и рассуждали о величии немецкого
духа.
употреблял, трижды в день выезжал к осажденной крепости, надзирая за
проводимыми работами, и спокойно возвращался, иногда оправдывая перед
священником своих братьев по Ордену:
потребности в латной силе не появится. Война уже давно является точной наукой,
а не уделом отважных героев. Для преломления стены подобной крепости и высоты
необходимо около трех сотен чугунных ядер, каковые пять пушечных стволов
выпустят в течение четырех дней.
траншею, придвинулись к Гдову на достаточную для выстрела бомбарды дистанцию, и
немецкие стволы присовокупили свою канонаду к стволам трофейным. Пушки стреляли
часто, делая более двух выстрелов в час, и их разрушительную работу сдерживала
лишь краткость зимнего дня.
осажденных, но лишь с одной целью - угрожая штурмом со всех сторон, не
позволить крепостным бомбардирам перетащить пушки на атакуемый сапой участок
стены. Возле стен постоянно бродили тонконогие наемники, закованные в кирасы
кнехты и епископские латники. Хотя командующий армией и разрешил большинству
воинов отдыхать в теплых русских домах, каждый опасался, что штурм начнется без
него, и лучшая добыча достанется кому-нибудь другому.
города, наблюдая как залп за залпом тает доставленный первыми лоймами припас.
Основание стены уже давно походило на изрядно обгрызенный мышами шмат сыра.
Казалось, кладка должна рухнуть с минуты на минуту - но священник все же
доверял мнению, а еще более образованию юного командующего, чтобы надеяться на
быстрый успех. Для успеха требовалось подвезти сложенные в монастырских
подвалах Кодавера ядра и кули с порохом.
епископом.
Смертные пытаются вырубить лоймы изо льда, но те вмерзают быстрее, чем их
успевают протащить!
лицо горсть снега и опал. - Никто не способен изменять времена года по своему
желанию.
разозлился священник. - Ищи себе другого раба!
Скажи, чего ты хочешь, смертный, и я исполню твою волю...
у Гдова! - указал пальцем себе под ноги повелитель Дерпта.
Каушты за пять часов. К середине дня Костя уже настолько приспособился к
Лукьяненко Сергей
Каменистый Артем
Жюль Верн
Афанасьев Роман
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай