самые облака. Эх, ма... Задыхаясь, Буров выскочил на галерею, сориентировался на
ходу, посмотрел по сторонам и вдруг непроизвольно замедлил шаг - вот она,
лепота-то! Вечерний, утопающий в закатном золоте Париж! Необъятное
нагромождение улиц, скверов, башен, площадей, перевязанное посередке лентой
Сены. И без Эйфелевой башни хорош. С высоты птичьего полета кажется совсем
таким, как в сказках фантазера Андерсена, - огромным, донельзя средневековым,
преисполненным любви, доброго волшебства и хороших людей. О, мечтать не вредно...
антуражу, страшную, с хреновым концом. Со всех сторон его окружали чудища,
монстры, химеры, человекоподобные птицы в монашьих капюшонах, крылатые пантеры,
леопарды и пумы, ужасные создания, полулюди-полузвери. Утвердившись когтями на
камнях балюстрад, они вот уже пять столетий взирали на Париж и щерили уродливые
пасти - одни в идиотском хохоте, другие - озлобленно оскалясь, третьи в
саркастической ухмылке. Все в них вызывало отвращение - и глаза, посаженные на
виски, и носы, упавшие на подбородки, и перепонки вместо пальцев. Не изваяния -
сплошная аллегория. Все худшее, что затаилось в человеческой душе,
запечатленное в камне. О чем кричит огромный каменный монах, по пояс
высунувшийся из пилястра, чей исполинский разверстый рот напоминает вход в
преисподнюю? Кто слышит его? Кто понимает? В общем, страшно аж жуть. Однако
Буров был не из пугливых.
расположившихся здесь же, неподалеку, на готических пьедесталах, прислушался,
вытащил тесачок и стелющейся спецназовской рысью припустил дальше - мимо уродов
с клювами, задумчивых гаргулий и смеющихся чудовищ. И вдруг остановился - со
стороны северной, напоминающей чудовищный шип, башни на него бежал человек в
маске. Исступленно, судорожно, словно загнанное животное, придерживая левой
рукой повисшую плетью правую. Позади деловито, даже с ленцой, трусил шевалье,
кончик его шпаги на добрые три дюйма был окрашен кровью. "Недолго мучилась
старушка в бандита опытных руках", - настраиваясь, Буров вытащил английскую
пукалку, перехватил тесак поудобнее и чваниться не стал, поспешил гостю
дорогому навстречу - хорошо-то как, сам пришел. Как там приказано-то его?
Слепить теплым? Будет сделано. Ну-ка, иди-ка ты сюда, очаровашка! Однако взять
живым человека в маске не получилось. Не добежав с десяток шагов до Бурова, он
вдруг ужасно закричал, вскочил на балюстраду и сунул левую, здоровую, руку за
пазуху. Мгновение - и что-то полетело вниз, на складчатую крышу, ударилось
глухо, покатилось, сгинуло в полутьме. А человек в маске снова закричал на
высокой ноте, ненавидяще и страшно, всхлипнул и бросился следом. Тело его
встретилось со свинцовой кровлей, перевернулось пару раз и механической,
потерявшей завод куклой рухнуло на землю. Вспорхнуло воронье с нижней челюсти
монаха-исполина, захрапели, попятились в проулке испуганные лошади...
надушенным платком и, бросив его вниз, проследил, сколько мог, как он кружится,
подобно батистовому мотыльку. - Ну, теперь шуму-то будет...
преисполнился могучего баса - это пробудился от спячки колокол Нотр-Дама. В
оконце звонницы было видно, как шестнадцать кузнецов в длинных фартуках
охаживают кувалдами его бока...
спустились на землю, оставили обитель благочестия и подтянулись к месту
падения, вокруг все было тихо. Маркиз и Лаура стояли молча, подавленные, в
растерянности смотрели на труп - жалкий, измочаленный, - без маски. Труп
старшего брата Артура, известного финансиста...
соблазнительных мини-бикини, она готовилась к завершению стриптиза, показывала
язык и фальшиво напевала:
на четыре кулака.
"Самсокайт", один в один, как те, в каких президенты хранят свои ядерные
кнопки. Странный выдался сон, непонятный, зато длинный - проснулся Буров только
к обеду. Плотному, основательному, в обществе Мадлены и шевалье. Ели буйабес
[Похлебка типа ухи.] по-марсельски с пряностями, жареную куропатку по-бретонски
с шампиньонами, пили бургундское и благородный кларет, разговаривали в основном
о вчерашнем. Да, похоже, вселенского скандала не миновать. Убийство в храме,
полеты не во сне, а наяву, сержант-дворецкий со своими мудаками. Устроили сдуру
побоище, избили половину прихожан. С матерной руганью и криками по-русски:
"Осади назад! Осади!" Ну не идиоты ли! В общем, маркиз с рыжей сиротой с утра
пораньше отчалили куда-то, как видно, нажимать всеми лапами на свои тайные
пружины. Интересно, как это у них получится? Принцесса де Ламбаль, по слухам,
устроила маркизу де Шефдебьену сцену, тот на полусогнутых побежал к королю и
нашептал ему такое, что их величество пришло в ярость, топало ногами и изволило
несвоевременно облегчиться. Словом, вонь поднимается еще та...
переглянулись, отдали Бернару приказ, оккупировали экипаж и самовольно покинули
расположение части. Первым делом направились к оружейнику Просперо. Тот не
подвел - пистоль был готов. Как и уговаривались, центрального боя,
револьверного типа, с десятью коморами в барабане. Плевать, что скверно
сбалансированный, тяжелый, громоздкий и не самовзводный. Главное, курок бьет,
барабан вращается. Эх, хорошо бы еще, чтоб и стрелял... Ладно, дали умельцу
денег, пообещали заехать завтра и рысью, в нетерпении рванули на запад, в
Булонский лес. Потому как все полеты мысли, пусть даже и гениальные, лучше
проверять на практике. Чтобы не сыграть в штопор и, соответственно, в ящик...
знаменем. Грустно перекликались птицы, звенели то тут, то там клинки - это
сводили счеты те, кто не любил вставать спозаранку [Булонский лес был
традиционным местом проведения дуэлей, которые обычно происходили утром, в
девять-десять часов.]. В шелесте листвы, в яростных криках поединщиков чудилось
присутствие смерти, близкое, равнодушное, неотвратимое. Как давеча в соборе
Богоматери пред суровыми ликами святых. Может, и впрямь надо думать о вечном,
ни на мгновение не прекращать мементо мори и всей душой уповать на перст
указующий в этой юдоли печали? Бурову упаднические настроения были чужды.
Категорически. Действуя сноровисто и ловко, он при помощи ремня принайтовил
пистолет к клену, привязал веревку к спусковой собачке, вставил в барабан
патрон, взвел курок и отошел подальше, сколько позволяла бечева.
метка. Резко пахнуло порохом, войной, раскаленным металлом.
глубоко ли ушла. Буров, пока еще в сомнении, неспешно подошел к дереву, отвязал
пистоль, вернее револьвер, осмотрел, разрядил. И тоже заорал, восторженно, как
мальчишка. Было с чего - никаких осечек, заклиненных гильз и насмерть
застопорившегося барабана. Ничего. Только сладостно благоухающий пороховой
нагар в стволе. Человеческий гений победил: Бертолли, Просперо и Вася Буров
сработали не как-нибудь - на совесть.
вокруг, вгляделся, поколупал ногтем и снова восхитился: - А выходное отверстие
ровное, как после бурава! Вот это да! Ладно, пойду поищу пулю, она, верно,
улетела куда-нибудь недалеко. Дуб все-таки.
недавно слышались звуки схватки, появились негодующие люди - один при шпаге,
необутый [При серьезных поединках обувь, затрудняющая движение, снималась.], в
распахнутой рубашке, другой в ливрее, при кнуте, сразу видно - слуга. Вид их
был грозен и ничего хорошего не обещал.
полукруг, причем мастерски, на высокой ноте [По свисту рассекающего воздух
клинка можно судить о его скорости и, следовательно, об уровне мастерства
фехтовальщика.], виртуозно выругался и попер на Бурова. - Изволите даром
изводить порох? Кажется, вам следует учиться не стрельбе, а хорошим манерам, и
сейчас я вам преподам урок, который вы запомните надолго.
моего друга? - шевалье повернулся к нему лицом, и необутый сразу скис, кажется,
даже стал меньше ростом.
природе... На свежем воздухе... Упражняетесь... Э-э-э... Дело хорошее, полезное для
здоровья... Похвально, похвально... Гм... Так вот, о чем это я...
волыной, - и об уроке, который мы должны запомнить надолго.
еще та, слона убить можно. Не зря, видать, этот в драных чулках прибежал, не с
пустого места. Видно, долетело и до него...
героически выдавил улыбку, правда, жалкую и кривую, помотал головой, изображая
веселье. - Согласитесь, это ведь так смешно, господа. Только мы с одним
канальей скрестили шпаги, как вдруг раз - что-то напрочь сносит ему пол-уха и
разбивает ко всем чертям боковой фонарь моей кареты. Ну разве не умора,
господа, не укатайка? Ха-ха-ха.
Буров с шевалье принимать грубый тон графа де Реца всерьез, похохотали с ним да
и отправились на улицу Сен-Жак по душу Гийома Оноре. Вот с кем общаться было
совсем невесело. Обретался он в древнем, как пить дать построенном еще в
прошлом веке доме и являл собой редкий, напоминающий о Меровингах тип
воина-франка - мощного, с могучими плечами, бревноподобной шеей и
клешнеобразными руками. Трое его взрослых сыновей, также подвизающихся по
оружейной части, были точь-в-точь похожи на отца и выглядели совершеннейшими
громилами. Антураж дополняли высокие стены, напрочь отгораживающие дом от
посторонних взглядов, крепкие запоры на массивных воротах и рычащие на дворе
волкодавы. Злобно, слаженно, в унисон, такие не штаны - шкуру спустят сразу.