в стрелецких кафтанах халдеи, а местные шкуры носили парики и называли клиентов
на старинный манер - талантами. Рублями, впрочем, старались не брать, все
больше гульденами да талерами...
протиснувшись бочком мимо поднявшегося на дыбы медведя, исчез в глубине трюма,
он с нежностью вспомнил о недоеденной бастурме.
поросячьи в уксусе, похлебку курячью шафранную, к ней расстегайчиков с вязигой,
куриных пупков на меду, а для основательности шашлык из осетрины по-астрахански
да жаворонка с чесночной подливой. Запивать он решил тоже по-простому -
имбирным квасом, потом подумал и взял все же штоф анисовой - исключительно для
поднятия настроения.
Тяжело на душе, неспокойно. Скоро ехать в столицу нашей родины, на сессию, а
там хоть сдохнуть, но протащить Закон об обороте наркотических средств именно в
той редакции, за которую уплачено. Ну а если не выйдет...
пойте хором - будет все мазево". "Да, - вздохнув, Алексей Михайлович влил в
себя анисовки и впился зубами в поросячье ухо, - вот и ехал бы сам, босота, не
держал бы меня за шестерку".
впечатляла... Выхлебав наваристый, жирный бульон, Алексей Михайлович, однако
же, потроха трогать не стал, хватанул еще стопочку анисовой и опять задумался.
"Что же все-таки стряслось с Гранитным? Ну замочили, ну взяли общак - бывает,
жизнь такая. Да вот только кто? Ни секретарши-суки, ни телохранитель этот его
малохольный ничего путного не говорят, не иначе как в долю упали, падлы.
Трюмить их надо".
остатка, твердо решил перевести все стрелки на Гранитного. Со жмуров взятки
гладки. Его же депутатская совесть чиста - контракт с бабками он переслал по
назначению и в срок. А потом, не ошибается тот, кто ни хрена собачьего не
делает... Чувствуя, что насытился, Цыплаков раскатисто икнул и, одолев лишь
половину жаворонка, элегантно сложил крест накрест ножик с вилкой - пусть все
знают, что он человек культурный, а значит, уважаемый. Конечно, уважаемый -
денег здесь с него не брали, хоть ужрись, так скомандовала местная "крыша"...
Пора было в путь. Прокравшись мимо изувера Ромодановского, который угощался
чем-то из огромной кастрюли на пару с Топтыгиным, Алексей Михайлович открыл
дверь машины, начальственно нахмурил брови и уселся в подогреваемое
анатомическое кресло. От съеденного и выпитого на халяву настроение у него
несколько улучшилось. Однако, представив, что его вскоре ожидает, он помрачнел
и хмуро скомандовал водиле:
заржать и, справившись с собой, степенно вздохнули. В Гатчину так в Гатчину,
Бельмондо так Бельмондо...
досконально. Сколько ни платили врачам, как ни изгалялись они над несчастным
Алексеем Михайловичем, все было напрасно - эрекция к депутату возвращаться не
желала. Чего только он ни вытерпел во имя любви - и голодал, и часами парился в
сауне, и сосульку ему в зад совали, двадцатипятисантиметровую, до упора. Все
испытал. Казалось бы, ничего уже больше и придумать-то невозможно, ан нет -
объявилась некая мастерица, лечившая по старинным римским рецептам со
стопроцентной гарантией. Не в Риме, правда, в той же самой Гатчине...
Пулковскую гору и покатила по Киевскому шляху. Хотя на шипованной резине она
держала дорогу отлично, быстро ехать Цыплаков не разрешал - депутатская жизнь у
него одна, и расставаться с ней он пока не собирался. Успеется...
свернув налево, оказались возле двухэтажного особняка с завлекательной вывеской
у входа: "Центр нетрадиционных методов лечения". С минуту Цыплаков сидел
неподвижно, видимо собираясь с духом, потом крякнул, вышел из машины и начал
подниматься по мраморным ступеням к внушительной дубовой двери.
хозяйский "Давидофф" и разговорился.
молодой, крепкий, с рассеченной левой бровью и широкими разбитыми ладонями.
на толстенном обрубке шеи и всмотрелся в темноту вечера.
говорить не хотелось - вдруг его кондратий хватит.
набитыми костяшками пальцев.
неторопливо направился к иномарке. Отработанными, доведенными до автоматизма
движениями цыплаковская гвардия выхватила стволы и, дослав патроны в
патронники, замерла в засаде, а мужичок из "девятки", оказавшись усатым и
вежливым, тихонечко так постучался в водительскую дверь "вольво". Едва
тонированное стекло опустилось, он произнес негромко и ласково:
заставлявшая подчиняться безропотно, бездумно, без намека на сопротивление. Она
проникала в душу, туманила голову и, словно цепями, сковывала волю. Устоять
было невозможно. Так что мгновенно на храбрецов навалилась зевота, головы их
бессильно свесились, рты раскрылись. Выло слышно, как упали пушки из их
расслабленных рук, и стражи депутатской неприкосновенности громко захрапели.
двенадцатилетний, уверенно тянул тяжелогруженую машину и смехотворным расходом
соляры вызывал у сидевшего за рулем Ивана Кузьмича Скворцова самые нежные к
себе чувства. "Умеют делать, сволочи", - уважительно подумал он об
империалистах и непроизвольно вздрогнул, вспомнив дубовые педали МАЗа, на
котором когда-то возил щебень. Сплюнул, выругался про себя, вслух же сказал
несколько странное: "Мда, Москва-Воронеж хрен догонишь".
перевалило ему за сороковник и напарник Мишка вон Иваном Кузьмичом кличет, но
давешнюю "плечевую", что волокли, наверное, верст пятьсот, драл с ним на
равных, да еще как - старый конь борозды не испортит. Да и вообще все в этом
рейсе сложилось удачно. Солярка подвернулась левая - поднялись. На "парахете",
куда привезли груз, приняли радушно, накормили до отвала да еще презентовали
каждому по мешку соли - дома пригодится. И шкуреха попалась на редкость
душевная и без претензий...
крепкие, хоть и прокуренные зубы и, представив, как после баньки дерябнет пива
с зажаренными до хруста охотничьими колбасками, даже застонал. Однако не забыл
сбросить скорость до шестидесяти. Менты от перестройки в корягу оборзели...
машину не ведет, перестроился в правый ряд и, въехав в город, начал ее
придерживать, чтобы красневший впереди светофор миновать по зеленому.
Неожиданно перед глазами возникла непроницаемая пелена и затошнило так сильно,
что буквально вывернуло наизнанку. Когда это прошло, мир сразу будто выцвел, не
осталось никаких чувств и мыслей, кроме бешеной злобы и ненависти ко всему
окружающему. Какой, спрашивается, смысл-то во всем этом мерзостном копошении в
дерьме, называемом нашей жизнью? Все схвачено и куплено, шито белыми нитками,
скошено набекрень... Мужики - гниды, бабы - бляди, правители...
Мощно дав по газам, он с трепещущим от восторга сердцем мастерски своротил в
сторону какую-то зазевавшуюся иномарку, занял средний ряд и с упоением заметил,
как шарахаются в разные стороны от его колес сволочи-автовладельцы, от которых
на дорогах одна только беда.
заворочался напарник, однако Скворцов, ощутив его руку на своем плече, не
оборачиваясь, со страшной силой ударил салапета в сонливую рожу.
малохольный водила на "фиате" не успел толком увернуться и, вылетев на
встречную полосу, столкнулся с другим лохом, в них впилился еще кто-то, и все
это со взрывом загорелось. В общем, умора!
яростно засопел и с радостью заметил автобусную остановку. "Привет, ребята" . -
С ухмылочкой он круто принял вправо и, проехавшись колесами по тротуару, с
наслаждением услышал смачные, могучим бампером в податливую плоть, звуки
ударов... Так он снес еще пару остановок, без счета изничтожил иномарок, а
потом вдруг стал слышен вой сирен и раздались команды гибэдэ-дэшников.
вправо, так что разговорчивый ментяра в "Жигулях" сразу же заткнулся, налетев
на столб. В ту же секунду послышались отрывистые хлопки выстрелов, еще, еще,
еще, однако машина продолжала уверенно переть вдоль опустевшей улицы. "И
стрелять-то не умеете, гады! - Иван Кузьмич презрительно скривился и дал по
тормозам: - Ну что, взяли?" Увидев в зеркало заднего вида, как испуганно
шарахнулись преследователи, он громко рассмеялся и, чтобы было нескучно пустил
свой бампер по припаркованным у тротуар машинам. Только искры полетели...
заметив вдалеке множество сверкающих гаишных маячков, Иван Кузьмич даже
обрадовался. "Ну, здорово, ложкомойники!" - ухмыльнулся он и вжал педаль газа
до упора. Машина понеслась стремительно, и только в последнюю минуту Скворцов