превращение? Ваш волшебник не мог сделать этого. Не думаю,
чтобы он сумел превратить и сливки в масло.
Короля задрожало, словно она смотрела на него сквозь пламя.
осмеливаетесь отрекаться от себя? Это подло и трусливо, и
пристало лишь человеку. Я своими руками сброшу вас вниз к
вашему народу, если вы отречетесь от себя. -- Он шагнул к ней,
она смотрела на него, широко открыв глаза и не имея сил
пошевелиться.
слезливым предсмертным криком человека по имени Ракх. Серое
лицо Хаггарда молотом нависло над ней, бормоча:
глаза теперь столь же глупы, как и глаза юнца, как любые глаза,
ни разу не видевшие единорогов, а созерцавшие в зеркале только
себя. Откуда в них этот обман, как могло это случиться? Теперь
в ее глазах нет зеленых листьев.
а для того, чтобы удержать в себе... Существо с бронзовыми
крыльями и лицом ведьмы, смеясь, порхало вокруг, и мотылек
сложил крылья, чтобы упасть на жертву. Красный Бык молчаливо
двигался по лесу, раздвигая сучья бледными рогами. Она
почувствовала, когда ушел Король Хаггард, но не открыла глаз.
голос волшебника.
сказал Шмендрик, -- в море. Ну, это, пожалуй, не так плохо. Я
тоже не могу увидеть их, ни сейчас, ни в другое время. Но он
видит, а если Хаггард что-нибудь видит, значит так оно и есть,
-- Смех волшебника был похож на стук топора. -- Это неплохо. В
заколдованном замке трудно увидеть что-нибудь. Чтобы увидеть,
недостаточно быть готовым, надо смотреть все время. -- Он
рассмеялся вновь, но более мягко. -- Хорошо, -- сказал он. --
Теперь мы их найдем. Пойдемте, пойдемте со мной.
не повиновался ей. Волшебник внимательно всматривался в ее лицо
своими зелеными глазами.
что это морская пена. Если вы стали человеком настолько, чтобы
плакать, то никакая магия в мире... Нет, это, должно быть,
пена. Пойдемте со мной. Пусть лучше это будет пена.
На самом деле после полуночи прошло только двенадцать минут, но
в зале было лишь чуть темнее, чем в шесть часов или в полдень.
Жители замка определяли время по степени темноты. Были часы,
когда зал был холоден лишь потому, что в нем не хватало тепла,
и темен лишь из-за недостатка света, когда воздух был затхл и
спокоен, а камни пахли стоячей водой -- ведь в зале не было
окон, в которые мог бы проникнуть свежий воздух, -- это был
день.
медленно и долго отдавать его после заката, так ночью замок,
все его помещения, наполняла темнота. Холод в громадном зале
обретал тогда причину, спавшие днем тихие звуки просыпались и
начинали топотать и скрестись по углам. А старинный запах
камня, казалось, поднялся откуда-то глубоко из-под пола.
зажги какой-нибудь свет!
некоторое время по полу стало расползаться странное
бледно-желтое сияние, рассыпающееся тысячью снующих и
попискивающих угольков. Обитающие в замке ночные твари мерцали
как светлячки. Они сновали туда-сюда, по полу метались тени,
отбрасываемые этим бледным светом, делавшим тьму еще холоднее,
чем прежде.
ты можешь их погасить? Ну хотя бы пурпурных с... ну тем, что
похоже на ноги.
Где череп?
словно утренняя луна, череп ухмыляется со столба, но
промолчала; она молчала с тех пор, как спустилась с башни.
смотрел в его пустые потрескавшиеся глазницы, медленно
покачивая головой и тихо бормоча про себя. Молли тоже
внимательно смотрела, но время от времени бросала взгляд на
Леди Амальтею. Наконец Шмендрик сказал: -- Ну, хорошо. Не
стойте так близко. -- Неужели действительно можно заклинанием
заставить череп говорить? -- спросила Молли.
что угодно. Великие волшебники обладали чарами, с помощью
которых заставляли все на свете, и живое и мертвое,
разговаривать с собой. Быть волшебником -- это в первую очередь
уметь видеть и слышать. -- Он глубоко вздохнул, посмотрел по
сторонам и потер руки. -- Остальное -- дело техники,-- добавил
он. -- Ну, начнем. -- Он резко повернулся к черепу, легко
прикоснулся к бледной макушке и глубоким голосом скомандовал.
Словно шеренга солдат, мощно сотрясая темный воздух,
промаршировали слова, но... череп безмолвствовал.
вновь обратился к черепу. На сей раз его голос доказывал и
упрашивал, почти молил. Череп безмолвствовал, но Молли
показалось, что в пустых глазницах что-то шевельнулось.
будто цветок. Не выказывая ни интереса, ни безразличия,
спокойно, так, как иногда бывает спокойным поле битвы, она
наблюдала за Шмендриком, который все твердил и твердил
заклинания перед безмолвной костью. Каждый последующий заговор
Шмендрик произносил все более отчаянно, но череп молчал. И все
же Молли Отрава была уверена, что он бодрствует, слушает и
удивляется. Уж насмешливое-то молчание от молчания смерти она
могла отличить.
сбилась со счета. Ржавые удары еще лязгали по углам, когда
Шмендрик завопил, грозя кулаками:
последних словах его голос сорвался в отчаянное и яростное
рычание.
Хаггарда. Да что там, кричи, что есть сил, -- посоветовал он
трещащим, словно сучья на ветру, голосом. -- Старикашка,
наверно, где-то рядом. Спит-то он мало.
чуть ближе. Шмендрик стоял со сжатыми кулаками, без тени
радости. Череп сказал:
Вы не ошиблись, обратившись ко мне. Я караульщик Короля,
поставленный охранять путь к Красному Быку. Даже Принц Лир не
знает тайного пути, а я знаю.
подымаете тревоги, -- не без смущения спросила Молли Отрава. --
Почему вы предлагаете нам помощь, а не зовете воинов? Череп
трескуче захихикал:
главным оруженосцем Хаггарда, пока он без всякой причины не
смахнул мою голову с плеч. Это было в те времена, когда он
злодействовал, просто чтобы узнать, не это ли ему надо.
Оказалось, что именно это ему нужно не было, но, тем не менее,
он решил, что может извлечь некоторую пользу из моей головы и
посему определил ее на караул. При таких обстоятельствах, как
вы понимаете, я не столь лоялен к Хаггарду, как можно было бы
ожидать. Шмендрик приглушенно произнес: -- Объясни-ка загадку.
Покажи нам путь к Красному Быку.
игру...
дикий смех умолк не сразу. Даже снующие ночные твари замерли в
мятущемся свете, пока он не стих.
слежу за собственностью Хаггарда. Единственная моя радость --
дразнить и выводить из себя живых, да и она-то выпадает мне
нечасто. Это печально, потому что в жизни у меня был весьма