Чтение 33–й страницы книги ~Мона Лиза Овердрайв~

вскрыл тебя, ты чуть жизни не лишилась...

Кумико вспомнила длинный шрам.

Поэтому я завязала. Пять лет назад, а я и так уже была лет на пять
старше, чем положено.

Ты выглядела неплохо, но Туманная сталь... Господи Иисусе.

Не цепляйся. Не я же придумала эту кличку.

Хорошо-хорошо. Расскажи-ка о нашей подруге сверху. Как она вышла на
тебя?

Через Суэйна. Роджера Суэйна. Однажды заявляется ко мне в казино
шестерка этого ублюдка, якобы крутой по имени Прайор. С месяц назад.

Лондонский Суэйн?

Он самый. А у Прайора для меня подарок с метр распечатки. Список.
Имена, даты, места.

Много?

Все. Даже то, что я почти позабыла.

И Блуждающий огонек?

Все. Так вот, собрала я манатки и вернулась в Лондон к Суэйну. Ему,
мол, очень жаль, но он вынужден меня прижать. Потому что некто прижимает
его. У него тоже есть из-за чего нервничать собственный метр распечатки.

Кумико услышала, как каблуки Салли проскрежетали по мостовой.

Чего он хочет?

Украсть кого-то тепленьким. Некую знаменитость.

А почему ты?

Да ладно, Финн, затем я к тебе и пришла. Спросить у тебя об этом.

Насчет 3-Джейн тебе сказал Суэйн?

Нет. Это сказал мой компьютерный ковбой в Лондоне.

У Кумйко заболели колени.

А малышка? Где ты ее подцепила?

Она объявилась однажды вечером в доме Суэйна. Янака пожелал убрать ее
из Токио. Суэйн должен ему гири.

Во всяком случае, она чиста, никаких имплантантов. Судя по тому, что до
меня доходит из Токио, у Янаки забот по горло...

Кумйко поежилась в темноте.

Что за знаменитость они хотят? продолжал Финн.

Кумйко почувствовала, что Салли медлит.

Анджелу Митчелл.

Безмолвно качается розовый метроном слева направо, справа налево.

Здесь холодно, Финн.

Да уж. Хотелось бы мне это почувствовать. Я просто сделал небольшую
пробежку тебя же ради. На Мемори-Лейн. Ты много знаешь о том, откуда взялась
эта Энджи?

Нет.

Я играю в игру под названием оракул, дорогуша, а не в научную
библиотеку. Ее отцом был Кристофер Митчелл. Большая шишка в исследованиях по
биочипам Маас Биолабс. Она выросла в их закрытом городке в Аризоне, так
сказать, дочь компании. Приблизительно лет семь назад там что-то стряслось.
Поговаривают, что Хосака снарядила команду своих профессиона лов, чтобы
помочь Митчеллу поменять хозяина. Архивные сводки новостей говорят, что во
владениях Мааса произошел взрыв в несколько мегатонн, но никто так и не
обнаружил никакой радиации. И наемников Хосаки тоже не нашли. Маас же
объявил, что Митчелл мертв, самоубийство.

Это библиотека. А что знает оракул?

Слухи. Ничего, что выстраивалось бы в единую картинку. Улица говорит,
что она объявилась здесь день или два спустя после взрыва в Аризоне,.
связалась с какими-то очень странными, даже чудными латиносами,
действовавшими на окраинах Нью-Джерси.

Чем они занимались?

Заключали сделки. В основном железо, софт. Купля-продажа. Иногда
покупали кое-что и у меня...

Чем же они были странны?

Они были колдуны. Считали, что в матрице полно мамбо и всяких прочих
тварей. И знаешь, что я тебе скажу, Молл?

Что?

Они были правы.

ГЛАВА 23

СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ

Она очнулась, будто кто-то щелкнул переключателем.

Не открывать глаза. Слышно, как они переговариваются в соседней
комнате. Болело в разных местах, но не намного хуже, чем после магика.
Черный отходняк уже совсем сошел, или, быть может, его заглушило тем, что ей
вкатили, этим аэрозолем.

Бумажный халат царапал соски, они почему-то казались большими и
нежными, а грудь полной. По лицу извивались тоненькие ниточки боли, двойной
тупой болью стягивало глазницы, во рту будто все воспалено, к тому же
привкус крови.

Я не собираюсь учить тебя жить, говорил Джеральд. Его голос едва
перекрывал плеск воды из крана и позвякивание металла, как будто Джеральд
мыл кастрюли или что-то вроде этого. Но ты дурачишь сам себя, если
полагаешь, что она сможет обмануть того, кто не желает быть обманутым. Что
ни говори, это очень поверхностная работа.

Прайор что-то сказал в ответ, но Мона не разобрала, что именно.

Я сказал поверхностная, а не халтурная. Качество профессиональное.
Двадцать четыре часа на дермальном стимуляторе, и никому даже в голову не
придет, что она побывала в клинике. Держи ее на антибиотиках, но ничего
возбуждающего, ее иммунной системе и без того до вольно далеко до
нормальной.

Потом снова Прайор, и опять она не поняла ни слова.

Открыла глаза, но увидела один потолок, белые квадраты
звуконепроницаемой плитки. Повернула голову влево. Белая пластиковая стена с
этим дурацким ложным окном: высококачественная анимация какого-то пляжа

всякие там пальмы и волны. Если смотреть на воду достаточно долго, то
можно заметить, что волны, которые накатываются на пляж, через некоторое
время начинают повторяться. Похоже, что устройство повреждено или сносилось:
прибой время от времени как будто запинается, да и красный закат над морем
пульсирует, словно дефектная флюоресцентная трубка.

Попробуем вправо. Снова поворот головы. Прикосновение к шее
пропитавшейся потом бумажной наволочки на жесткой синтетической подушке.

С постели напротив на нее смотрело лицо с синяками вокруг глаз, нос
охвачен скобками из прозрачного пластика, поверх него пленка из мик ропоры,
по щекам размазано какое-то коричневое желе...

Энджи. Это лицо Энджи, обрамленное отражением заикающегося заката за
дефектным окном.

Кости мы не трогали, говорил Джеральд, осторожно отдирая пленку,
которая удерживала маленькую пластмассовую скобу вдоль переносицы Моны. В
этом-то вся и прелесть. Мы вживили в нос хрящ, введя его через ноздри, потом
взялись за ее зубы. Улыбнись. Прекрасно. Нарастили грудь, надстроили соски
клонированной, способной напрягаться тканью, потом подкрасили гла за... Он
снял скобу. В ближайшие двадцать четыре часа постарайся не касаться лица.

У меня от этого синяки?

Нет. Синяки вторичная травма от работы с хрящом. Пальцы Джеральда на
лице казались прохладными и уверенными. К завтрашнему дню пройдет.

В Джеральде ничего стремного. Он дал ей три дерма, два синих и один
розовый, такие гладкие и успокаивающие... А вот с Прайором все наоборот, но
Прайор ушел, во всяком случае, его нигде не видно. Так приятно просто лежать
и слушать, как Джеральд объясняет, что сделал, своим спокойным голосом. И
поглядите только, что он умеет.

Веснушки, сказала Мона, потому что веснушки со щек исчезли.

Стирание и еще немного клонированной ткани. Они вернутся. Чем больше
времени ты будешь на солнце, тем скорее...

Она такая красивая... Мона повернула голову.

Ты, Мона. Это ты.

Она поглядела на лицо в зеркале и примерила ту самую знаменитую
полуусмешку.

Возможно, Джеральд все же не лучше Прайора.

Снова вернувшись на узкую белую кровать, куда ее положили отсыпаться,
Мона подняла руку, чтобы взглянуть на дермы. Транквилизаторы. В цветных

кнопках колышется жидкость.

Подцепив розовый дерм ногтем, она сорвала его, прилепила на белую стену
и с силой надавила большим пальцем. Вниз сбежала одинокая капля соломенного
цвета. Мона осторожно сковырнула дерм со стены и вернула на руку. В синих
жидкость оказалась молочно-белой. Их она тоже вернула на место. Может, врач
и заметит, но ей хотелось знать, что происходит.

Мона посмотрела на себя в зеркало. Джеральд сказал, что сможет вернуть
ей прежнюю внешность, если она когда-нибудь этого захочет. Тогда она еще
удивилась, что он запомнил, как она выглядела. Может быть, он сделал снимок
или еще что. Теперь, если вдуматься, нет уже никого, кто бы помнил, как она
выглядела раньше. Она прикинула, что, возможно, единственным вариантом в
этом случае была бы стим-дека Майкла, но она не знала ни его адреса, ни даже
фамилии. Странное чувство как будто та, кем она была раньше, выскочила на
минутку на улицу, да так и не вернулась. Тут Мона закрыла глаза и сказала
себе, что твердо знает, что она это она, Мона, всегда была Моной, и что по
большому счету ничего не изменилось, во всяком случае, за фасадом.

Ланетта говорила, что не имеет значения, как ты меняешь себя. Однажды
Ланетта проговорилась, что у нее не осталось и десятой части того лица, с
которым она родилась. Даже не подумаешь, ну если не считать черного на
веках, так что ей никогда не приходилось возиться с тушью. Мона тогда еще
подумала, что Ланетте сделали не такую уж хорошую операцию, и, должно быть,
это как-то отразилось в ее взгляде, потому что Ланетта сказала: SТебе стоило
бы поглядеть на меня до того, дорогуша.

А вот теперь и она, Мона, лежит пластом на узкой кровати в Балтиморе, и