учет, должна быть сбалансирована.
До катастрофы колония насчитывала тридцать семь тысяч жителей. Когда мы
закончили проверку, оказалось, что выжило меньше тринадцати тысяч. И
вдобавок был потерян весь урожай и вся или почти вся домашняя живность.
Хэнк был прав - пояса придется затянуть.
Нас высадили на приемной станции и тут же стали загружать вторую партию
спасателей. Я отыскал свободный уголок и решил немного вздремнуть.
И почти уже заснул, когда кто-то потряс меня за плечо. Это оказался отец.
- Ты в порядке, Билл? - спросил он. Я протер глаза.
- Я о'кей. Ты видел Молли и Пегги?
- Только что от них. Меня отпустили с работы на пару часов. Билл, ты
кого-нибудь из Шульцев встречал?
Сон у меня как рукой сняло.
- Нет. А ты?
- И я нет.
Я рассказал ему, чем занимался сегодня. Отец кивнул:
- Поспи, Билл. Я пойду взгляну на списки.
Но уснуть я уже не мог. Отец вскоре вернулся и сообщил, что ему ничего не
удалось разузнать.
- Тревожно мне, Билл,
- И мне.
- Нужно сходить проверить.
- Пошли.
Отец помотал головой:
- Вдвоем туда идти ни к чему. Лучше поспи.
Но я все равно увязался за ним.
Нам повезло: отряд спасателей как раз собирался в дорогу, и мы
присоединились к ним. Маршрут пролегал через нашу ферму и ферму Шульцев.
Отец сказал водителю, что мы обследуем обе фермы и, вернувшись в город,
доложим о результатах. Шофер не возражал.
Нас выбросили на повороте, и мы побрели к дому Шульцев. Вот когда мне стало
по-настоящему страшно. Одно дело - зарывать в снег незнакомых людей, и
совсем другое - вообразить, как находишь Маму Шульц или Гретхен с
заиндевелыми синими лицами.
Папу Шульца я даже в мыслях не мог себе представить мертвым; такие люди,
как он, не умирают - они живут вечно. По крайней мере, у меня такое
ощущение.
И все же я оказался неподготовленным к тому, что мы увидели.
Мы обогнули небольшой пригорок, мешавший разглядеть с дороги ферму Шульцев.
Джордж остановился и сказал:
- Дом, во всяком случае, уцелел. Выдержали крепления.
Я посмотрел на дом и остолбенел. А потом завопил:
- Джордж! Дерева-то нету!
Дом стоял на месте, но яблони - "самого прекрасного дерева на Ганимеде" -
не было. Просто не было. Я рванул вперед.
Мы почти уже добежали до дома, когда навстречу нам открылась дверь. В
дверях стоял Папа Шульц.
Они все были живы, все до единого. Правда, от яблони осталась лишь зола в
камине. Папа срубил ее, как только отключилось электричество и стала падать
температура. И помаленьку, по веточке, подбрасывал в огонь.
Рассказывая нам об этом, Пала показал на почерневший камин:
- Все надо мной насмехались: Иоганнова, мол, блажь! Думаю, теперь никто не
назовет старину Джонни Яблочное Семечко дураком, а?
Он захохотал и хлопнул отца по плечу.
- Но ваше дерево... - тупо проговорил я.
- Я посажу другое, посажу много деревьев. - Он вдруг посерьезнел. - А твои
яблоньки, Уильям, твои маленькие храбрые саженцы - они погибли, да?
Я признался, что еще не видел их. Он скорбно кивнул.
- Они замерзли. Хьюго!
- Да, папа!
- Принеси мне яблоко.
Хьюго принес. Папа протянул яблоко мне.
- Ты посадишь новые.
Я кивнул и сунул яблоко в карман.
Шульцы обрадовались, услышав, что мы все живы, хотя Мама запричитала, узнав
о сломанной руке Молли. Как только начался буран, Йо пробился к нашей
ферме, обнаружил, что мы ушли, и вернулся, обморозив в награду за труды оба
уха. Сейчас он отправился разыскивать нас в город.
Шульцы не только сами не пострадали - они спасли всю свою живность. Коровы,
свиньи, цыплята, люди - все сгрудились в кучу и обогревались возле камина
теплом от горевшей яблони.
Когда заработала энергостанция, животных загнали обратно в хлев, но в
комнате остались следы от их пребывания, и запах тоже. Мне кажется, Маму
больше беспокоил беспорядок в ее обычно безупречной столовой, чем
катастрофа как таковая. Похоже, она не осознавала, что большинство ее
соседей погибли. До нее это просто не доходило.
Отец отверг предложение Папы Шульца пойти вместе с нами на нашу ферму.
Тогда Папа заявил, что мы встретимся на вездеходе, поскольку он собирается
податься в город и предложить свою помощь. Мы выпили по кружке крепкого
Маминого чая с хлебом и распрощались.
По пути к ферме я все думал о Шульцах и о том, как хорошо, что все они
остались живы. Я сказал отцу, что это настоящее чудо.
- Никакого чуда, - покачал головой отец. - Они из породы выживающих.
- Что это за порода такая?
Он долго молчал, потом ответил:
- Выживающие - это те, кто выживает. Думаю, более точного определения не
подберешь.
- В таком случае мы тоже из породы выживающих.
- Возможно. По крайней мере, это несчастье нам удалось пережить.
Когда мы покидали ферму, дом лежал в руинах. За это время я повидал немало
развалин, но сердце все равно екнуло при виде обломков нашего дома. Меня не
покидало ощущение, что я вот-вот проснусь в теплой уютной постели и все это
окажется дурным сном.
Поля остались на месте - то есть то, что от них осталось. Я ковырнул снег
на борозде, где уже начинали проклевываться всходы. Они, разумеется,
померзли: почва заледенела. Я был уверен, что земляные черви тоже погибли:
их ведь никто не предупредил, что надо зарыться в землю поглубже.
Мои малютки-саженцы замерзли на корню.
Мы нашли двух окаменевших кроликов, прижавшихся друг к другу под обломками
бывшего хлева.
Цыплят нигде не было видно, но я обнаружил старую несушку, самую первую
нашу курочку. Она высиживала яйца. Гнездо не пострадало, его прикрыло
куском обвалившейся крыши. Так она и сидела, не сдвинувшись с места, на
замороженных яйцах. Это меня добило.
Отец обшарил дом и подошел к хлеву.
- Ну что, Билл?
Я встал.
- Все, Джордж. Крышка.
- Тогда собирайся, пора в город. Скоро придет вездеход.
- Но ферме действительно крышка!
- Я знаю.
Я заглянул в комнату Пегги, но отец уже пошуровал там как следует; оставил
только мой аккордеон. Сверху он был припорошен снегом, налетевшим через
взломанную дверь. Я стряхнул снежинки и поднял инструмент.
- Оставь его, - сказал отец. - Тут с ним ничего не случится, а в городе
тебе некуда будет его пристроить.
- Я не собираюсь сюда возвращаться.
- Что ж, воля твоя.
Мы связали шмутки в узел и оттащили к шоссе вместе с аккордеоном, двумя
кроликами и несушкой. Вскоре показался вездеход, мы забрались в машину, и
отец бросил тушки кроликов и курицу в кучу замерзшей живности, собранной
отрядом. За поворотом нас уже поджидал Папа Шульц.
Мы с отцом выглядывали на дорогу, пытаясь высмотреть Мэйбл, но тщетно.
Возможно, ее подобрал какой-нибудь другой отряд, благо до города было
недалеко. Я вздохнул с облегчением. Конечно, пусть ее съедят, но меня
увольте, я не каннибал.
Мне дали чуток соснуть, перекусить и вновь отправили в спасательную
экспедицию. Колония понемногу приходила в себя. Те, чьи постройки уцелели,
разбрелись по домам, прочие остались на приемной станции - примерно столько
же человек, сколько прилетело на "Меифлауэре". Кормежка, естественно, была
нормированная - впервые со дня основания колонии на Ганимеде ввели пайки.
Правда, пока мы не голодали. Выживших было не так уж много, запасов еды
хватало на всех. По-настоящему затянуть пояса нам придется позже. Было
принято решение свернуть три зимних месяца и начать весну по новой - это
перепутало весь календарь, зато дало колонистам возможность как можно
скорее собрать новый урожай и возместить потери.
Отец по-прежнему работал в инженерной конторе. Они планировали построить на
экваторе еще две энергостанции, способные по отдельности поддерживать
парниковый эффект, чтобы не допустить повторения подобных катастроф.
Разумеется, оборудование должны были поставить с Земли, но хоть в чем-то
нам повезло: Марс оказался в нужной точке орбиты для связи. На Землю
немедленно отправили сообщение, и вместо очередной партии колонистов
следующим рейсом нам пообещали доставить все необходимое.
Впрочем, меня это не волновало. Я остался в городе, хотя Шульцы приглашали
пожить пока с ними. Зарабатывал себе на жизнь, помогая восстанавливать и
укреплять дома. Мы решили, что первым же рейсом отчалим на Землю - Джордж,
Молли, Пегги и я, - если, конечно, на корабле будут места. Решение приняли
единогласно, разве что у Пегги никто не спрашивал. Другого выхода просто не
было,
Мы не единственные собирались на Землю. Колониальный комитет сначала
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Трубников Александр
Глуховский Дмитрий
Сертаков Виталий
Соломатина Татьяна