четырнадцать лет, но она была красивой девушкой. Цинь-цзяо прочла уже
достаточно исторических и биографических книг, чтобы знать, каким
образом женщины обычно оплачивали подобного рода услуги.
надзирателя с позором выгонят. Во время следствия имя Вань-му не будет
названо, так что с ней никакой беды не случится. Цинь-цзяо всего лишь
намекнет обо всем этом Ю Кунь-мею, а тот уже за всем проследит.
достойной приятельницы. Более всего ее печалила нее цена, которую
Вань-му заплатила надзирателю, но то, что заплатить ее пришлось за
бесполезное, болезненное, чудовищное положение тайной ее наперсницы.
Если уж женщина вынуждена продать врата собственного лона, как пришлось
это сделать стольким женщинам в истории человечества, боги наверняка
обязаны вознаградить ее чем-то ценным.
укрепившись в решении учить Вань-му. Она не может позволить, чтобы это
помешало в борьбе с тайной Лузитанского Флота, но станет использовать
любую свободную минутку. Вань-му обретет надлежащее благословение в
доказательство уважения к понесенной жертве. И наверняка боги, взамен за
предоставление ей такой замечательной тайной наперсницы, требуют, самое
малое, этого.
Глава 8
ЧУДЕСА
что мы обязаны найти какой-нибудь способ путешествовать быстрее скорости
света.
что раз анзибли переносят информацию, то должен быть возможен и перенос
материи с той же скоростью. Понятно, что это бессмыслица. Между
информацией и физической реальностью нет никакого сравнения.
изображения. Это все равно, что пройти через зеркало, чтобы встретиться
с самим собой на другой стороне.
предполагает, что, возможно, материя и энергия состоят исключительно из
информации. Физическая реальность - это ничто иное как известия,
которыми обмениваются между собою филоты.
физическая реальность - это и вправду известие... и известием этим
является вопрос, который филоты безустанно задают Богу.
которого Бог указует цель Вселенной.
Ведь его же любили. Он тоже всех их любил, а после проведенного в
космосе месяца уже успел по всем ним соскучиться. Он знал, по крайней
мере, умом понимал, что этот месяц превратился для них в четверть века.
Он уже приготовился к морщинам на лице мамы... даже Грего и Квара уже
станут взрослыми людьми, старше тридцати лет. Он не мог предусмотреть,
во всяком случае, не почувствовал того, что они сделаются чужими. Нет,
даже хуже. Чужими, которые жалели его, считали, будто прекрасно его
знают, и глядели как на пацана. Все были старше его. Все... И все были
моложе, поскольку боль и утрата не коснулись их так, как его самого.
рада, что вижу тебя молодым.
имеется барьер, хотя и притворялась, что этим барьером стал возраст. Да,
так, Миро вернулся точно таким, каким его запомнили... во всяком случае,
внешне. Давным-давно потерявшийся брат, возвращенный теперь из мертвых;
упырь, что прибыл сюда для преследования семьи; вечно молодой. Но
истинным барьером для всех было то, как Миро двигался. Как разговаривал.
приказы поврежденного мозга. Неуклюжие шаги, с трудом понимаемый язык...
их память давно уже ликвидировала эти неприятные факты, и теперь все
вспоминали его таким, каким он был до аварии. В конце концов, они ведь
видели его калекой всего несколько месяцев, пока он не отправился в
сжимающее время путешествие. О неприятностях забыть легко и помнить
Миро, которого они все знали столько лет. Сильным, здоровым,
единственным, который был способен противостоять человеку, которого
называли отцом. Теперь же они не были способны скрыть своего испуга.
Миро видел это в их сомнении, неуверенных взглядах, попытках
игнорировать факт, что он ходит медленно, и что так трудно понять то, о
чем он говорит.
по крайней мере некоторые пытаются уйти. Ведь столько еще работы... На
ужине встретимся. Все были настолько ошарашены, что предпочитали
сбежать, а потом уже потихоньку привыкать к этому вернувшемуся Миро. А
может и продумать, как в будущем избегать его. Грего и Квара были хуже
всех, им больше всех хотелось уйти. Вот это кольнуло больнее всего...
когда-то они его чуть ли не обожествляли. Естественно, Миро понимал, что
именно потому им так трудно согласиться с появившимся перед ними братом
калекой. Их представление о Миро было наиболее наивным, следовательно -
и шок самым сильным.
хотелось этого, только я подумала, что лучше немножко обождать. Дать
тебе чуточку времени.
это Миро.
они отреагировали естественно - тихим смехом. А остальные... возможно
они не поняли ни слова.
Маме уже больше шестидесяти, с серо-стальными волосами, с лицом, как
всегда стянутым в выражении собранности. Но теперь это же выражение
глубоко вошло в морщины на лбу, в черточки возле губ. Шея сделалась
ужасной. Миро неожиданно пришло в голову, что когда-нибудь она умрет.
Нет, не в ближайшие тридцать или сорок лет, но когда-нибудь. Но вот
приходило ли ему хоть однажды, насколько красивой женщиной она была? Ему
казалось, что супружество с Говорящим за Мертвых каким-то образом
успокоит ее, возродит. И, возможно, Эндрю Виггин и вправду сделал ее
молодой духом. Но вот тело поддалось действию времени. Мать была старой.
она и вышла, а тот просто не пришел. Но, скорее всего, нет. Или она
вступила в брак со своей собственной работой? Могло показаться, что она
и в самом деле рада его видеть, хотя ей и не удавалось скрыть
озабоченности и сочувствия. Но неужели она и на самом деле ожидала, что
брат излечится за этот месяц путешествия со скоростью света? Неужто
рассчитывала на то, что он выйдет из космического парома пружинистым
шагом, сильный и смелый, словно космический бог из чьего-то романа?
сделался великим миссионером. Он уже окрестил более десятка лесов
pequeninos и, согласно полномочиям, данным ему епископом Перегрино,
помазал избранных свинксов в священники, чтобы те уделяли священные
таинства собственному народу. Эти же крестили всех свинксов, выходящих
из материнских деревьев, всех малых матерей перед смертью, всех
стерильных жен, которые заботились о маленьких матерях и молодняке, всех
братьев, ищущих славной смерти и все деревья. Но только братья и жены
могли принимать причастие. Что же касается брака, то трудно подумать о
каком-нибудь осмысленном ритуале между отцовским деревом и слепыми,
неразумными червями, которые с ним копулируют. Тем не менее, Миро видел
в глазах Квимо некий вид возбуждения, отблеск мудро используемой силы.
Квимо, единственный из семейства Рибейра, всю свою жизнь знал, чего ему
хочется делать. Он и теперь делал это. Ему было плевать на теологические
проблемы - он сделался святым Павлом свинксов, и это наполняло его
радостью. Ты служил Богу, братишка, и Бог сделал тебя своим слугой.
Их окружало шестеро детей; самый младший всего лишь ползал, старший уже
был подростком. Хотя глаза у всех детей были здоровыми, но от отца они
переняли одинаковое, безразличное выражение. Они не видели, а только...
наблюдали. Миро был обеспокоен мыслью, что Ольгадо, возможно, породил
семейство наблюдателей, ходячих регистраторов, которые воспринимают
опыт, чтобы впоследствии его только лишь воспроизвести. Но никогда до
конца не увлекаются делом.
всегда чувствовал себя не в своей тарелке, и все подобие детей с отцом
тоже будило его беспокойство. Мать у них была очень красива. Ей
наверняка еще нет сорока. Сколько же ей было, когда она выходила за
Ольгадо? Что же это за женщина, раз приняла мужчину с искусственными
глазами? Не случалось ли так, что Ольгадо записывал их сближения, а
впоследствии воспроизводил картины того, как выглядела она в его
глазах?
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Панов Вадим
Куликов Роман
Шилова Юлия
Посняков Андрей